т. Постовалов – Вы же сказали, что не читали книгу.
т. Хрущёв – Но мне рассказали.
т. Пельше – Как же вы можете судить о книге, которую не читали.
т. Хрущёв – Описан эпизод такой.
т. Пельше – Вы не знаете, как он описан.
т. Хрущёв – Вы как следует разговаривайте со мной. Я не болванка, чтобы дергать меня за ниточку. Я человек и имею свои достоинства. Вы пользуетесь своим положением. Но пока бьется мое сердце, я буду защищать человеческие достоинства.
т. Постовалов – Вы интересы партии должны защищать.
т. Хрущёв – То, что я пишу, не расходится с интересами партии.
т. Постовалов – Речь идет не о Жукове.
т. Хрущёв – Тов. Пельше не дал закончить мысль. Обрывать – это сталинский стиль.
т. Пельше – Это ваши привычки.
т. Хрущёв – Я тоже заразился от Сталина и от Сталина освободился, а вы нет.
т. Пельше – Это вы не знаете.
т. Хрущёв – Я имею право говорить.
т. Пельше – Я тоже имею право говорить.
т. Хрущёв – Я не читал и читать не буду, противно. Я жене Жукова говорю, – как Жуков мог написать такой эпизод о гибели Ватутина? Будто Ватутин выскочил из машины и пулеметом прикрыл мою машину. Я говорю, Ватутин был ранен в пах, выскочить не мог, а самое главное в этом деле то, что Хрущёва там не было. И во втором издании-то уже исправлено. А вы сказали, что я говорю неправду.
т. Пельше – Давайте думать, как исправить дело.
т. Хрущёв – Вы сейчас сильнее меня и можете это сделать.
т. Пельше – По дипломатической линии не можем.
т. Мельников – Вы, т. Хрущёв, можете выступить с протестом, что вы возмущены.
т. Хрущёв – Я вам говорю, не толкайте меня на старости лет на вранье.
т. Пельше – Речь идет о том, что нужно сделать, чтобы уменьшить политический ущерб.
т. Постовалов – А мемуары были?
т. Хрущёв – Я не могу сказать, что я не диктовал.
т. Мельников – Надо вам решать.
т. Хрущёв – Сейчас материал этот надо вернуть.
т. Пельше – Это вопрос другой.
т. Хрущёв – Я хотел обратиться к тов. Брежневу, а меня вызвали к вам. Ведь КПК орган репрессивный. Когда здесь сидел Шкирятов, сколько людей прошло…
т. Постовалов – Не то вы говорите. Ваш материал, как вы говорили, такой, который нельзя печатать много лет. А если он будет напечатан, какое возмущение это вызовет у советских людей.
т. Хрущёв – Я возмущен.
т. Постовалов – Вокруг этого разговор идет. Каково ваше отношение?
т. Хрущёв – Мое отношение самое партийное.
т. Постовалов – Таким оно и должно быть. Самое крайнее возмущение должно быть.
т. Хрущёв – Согласен на любое. В моей деятельности я пользовался острым словом и умел пользоваться.
т. Постовалов – И его надо применить сейчас, чтобы помешать публикации.
т. Хрущёв – Согласен. Это верно.
т. Постовалов – Если вы говорите, что возмущены до предела, то вам надо выступить по этому вопросу.
т. Мельников – Пока материал не опубликован, это могло бы сыграть какую-то роль.
т. Хрущёв – Вы поймите, ведь документа никакого нет, и я ничего не видел.
т. Постовалов – Вы тассовский материал тоже не видели?
т. Пельше – Когда уже собираются печатать материал, вы должны сказать, что я не собирался ничего писать и печатать.
т. Хрущёв – Я пока нигде не читал. В былые времена, мы, не будучи членами ЦК партии, я был секретарем Бауманского райкома, получали тассовский материал. Члены партии приходили и читали для ориентации о позиции наших врагов. Когда я был секретарем райкома партии в Донбассе, получали «Социалистический вестник». Ленин умер, но дух Ленина жил тогда.
т. Постовалов – Выходит, что вы нам не верите о том, что собираются делать с вашим материалом?
т. Хрущёв – Вы сами ничего не видели.
т. Постовалов – Достаточно, что они передают по радио и телевидению. Против этого надо возмущаться.
т. Хрущёв – Я возмущен.
т. Пельше – Нам сегодня стало известно, что американский журнально-издательский концерн «Тайм» располагает воспоминаниями Хрущёва, которые начнут публиковаться там. Это факт. И вы должны сказать свое отношение к этому. Из сообщений видно, что американская печать, а также германская и английская раздули вокруг этого ажиотаж. Хотелось бы, чтобы вы определили свое отношение к этому делу, не говоря о существе мемуаров, что вы возмущены этим и что вы никому ничего не передавали. Это в какой-то степени уменьшит интерес к публикации материалов и разоблачит ее организаторов.
т. Хрущёв – Пусть запишет стенографистка мое заявление.
Из сообщений заграничной печати, главным образом, Соединенных Штатов Америки и других буржуазных европейских стран, стало известно, что печатаются мемуары или воспоминания Хрущёва. Я возмущен этой фабрикацией, потому что никаких мемуаров никому я не передавал – ни издательству «Тайм», ни другим кому-либо, ни даже советским издательствам. Поэтому считаю, что это ложь, фальсификация, на что способна буржуазная печать.
т. Пельше – Если мы вам поможем в этом и предложим каналы, через которые можно было бы довести об этом до сведения американской печати, вы согласились бы использовать эти каналы?
т. Постовалов – Учитывая ваше возмущение.
т. Пельше – Допустим, к вам пришел бы корреспондент, вы могли бы ему повторить это?
т. Хрущёв – Да. Если хотите, пресс-конференцию могу провести. У меня еще хватит пороховницы и достоинств защитить честь своего мундира, честь нашей страны и партии.
Я знаю и повторяю вам, что ряд положений, которые имеются в этих диктовках, правдивы и за них я абсолютно ручаюсь.
т. Постовалов – Каким-то путем все же это утекло и вам надо подумать об этом.
т. Хрущёв – Я возлагаю ответственность на тех товарищей, которые в этом деле не хотели мне помочь. Хотели окриком действовать, а это не приводит к добру.
т. Постовалов – Легче всего возложить ответственность на кого-нибудь.
т. Хрущёв – Товарищи, которые со мной разговаривали, возложили ответственность на меня. Вы помните, т. Пельше, разговор у т. Кириленко. Записи тогда не было. Я сказал, если бы мне помогли, дали бы машинистку, ЦК получил бы эти материалы.
т. Пельше – То есть с самого начала вы действовали нелегально.
т. Хрущёв – Не пугайте меня нелегальщиной. Нельзя упрощенно подходить.
т. Пельше – Что, разве бы вам не дали машинистки, если бы вы с самого начала обратились в ЦК?
т. Хрущёв – Меня вызывали в ЦК.
т. Пельше – Это было в 1968 году.
т. Постовалов – А писать вы раньше начали.
т. Хрущёв – Я тогда только что начал писать. И сразу же ко мне пришел молодой человек, и я сразу догадался, что его приставили ко мне…
Никакого секрета подпольной диктовки не было и нет. Мне не помогли, не создали условий. Я думал, что это дело долгого времени и к диктовке долгое время возвращаться не буду. А знаете вы, сколько людей, которые встречаются со мной, спрашивают: «Вы записываете?» Я говорю – нет. «Вы должны записывать, как это ценно для нас». Не подумайте, что я хочу себя переоценить. Мы жили в одно время. Я около Сталина был. Это будет иметь большую ценность для поколений.
т. Постовалов – ЦК имеет партийные журналы. Есть ИМЛ. Они изучают и освещают историю партии. Мемуары – это совершенно другое дело.
т. Хрущёв – Писал Попов историю. Хорошая история. Умный человек в Коминтерне работал. Сталин расстрелял. Поспелов – подхалим. Писал под диктовку Сталина. История все время обновляется, потому что ее пишут люди. Мемуары – это сугубо личное дело. И эту точку зрения вы у меня никогда не отберете. В мемуарах человек излагает свою точку зрения. Пишет о времени, в котором он жил.
т. Постовалов – Вы должны сохранять тайну.
т. Хрущёв – Мне прямо сказали, не смейте писать. Я с этим не согласен.
т. Пельше – О том, что вы начали писать мемуары, вы должны сообщить в ЦК.
т. Хрущёв – Я не сообразил. Вы тогда, т. Пельше, были и знаете, что я просил.
т. Пельше – Такой четкой просьбы у вас не было.
т. Хрущёв – Как я мог просить, когда мне отказали. Я этого не мог представить. У меня нет дороже органа, как ЦК. Я хочу закончить свою жизнь преданным ЦК и как могу служить на пользу своей партии, которой я отдал столько лет.
Правда, когда было 50 лет партии, выдавали медали хорошим людям, заслуженным людям. У меня спрашивали: «Вы получили? Ну получите». А я не получил.
т. Пельше – Это другой вопрос.
т. Хрущёв – Это отношение к людям, отношение к членам партии, которые прошли большой путь – путь гражданской войны, Отечественной войны, восстановления разрушенного, путь пятилеток. Когда я на Украине был первым секретарем, сколько сил отдал. В Москве и Московской области не меньше отдал сил. А почему разное отношение? Об этом вы сами подумайте. Я не хочу называть вещи своими именами. Я возмущен не потому, что не дали, а потому, что нет объективности, а есть субъективность.
Я хотел бы обратиться к вам, как председателю Комитета партийного контроля, чтобы вы встали на защиту честного члена партии.
т. Пельше – Мы еще будем разбираться с вопросом, о котором идет сегодня речь.
т. Хрущёв – Не пугайте меня, я не боюсь. Сейчас у меня не жизнь, а страдание. Я завидую де Голлю. Здоровый был мужик. У меня сейчас тяжелая жизнь.
т. Мельников – А что тяжелого?
т. Хрущёв – Когда уйдете на пенсию, тогда узнаете, что это адские муки.
т. Пельше – Всем это предстоит. Все уйдут на пенсию.
т. Хрущёв – Меня лишили прав члена ЦК. Перестали приглашать на пленумы. Разве это достойно. Я звонил Малину[819]. Говорит – не могу. Все на пенсии. Шверник тоже на пенсии, лежит трупом. Но к нему совершенно другое отношение. Почему к нему одно, а ко мне другое отношение. Что, я меньше других сделал для партии? Это создает для меня особые условия. Поживите моей жизнью. Ничем вы меня не припугнете.
т. Пельше – Мы вас не собираемся ничем пугать.
т. Хрущёв – Ничем. Потому, что все сейчас тяжело для меня.