Потом на главную арену вышел Гусак[261]. Что я знал о нем? Ничего. Припоминаю смутно, что в каком-то разговоре Новотный упоминал его фамилию, рассказывая о том, что в Словакии многие люди настроены националистически, что словаки вообще большие националисты и с ними очень трудно договариваться. Дескать, Гусак тоже вел упорную и активную националистическую пропаганду и организационную работу против руководства тогдашней Чехословакии. Так ли это? Впрочем, словацкий национализм не мешал любви к СССР. То же относилось в мое время и к чехам.
Как-то летом был я в Чехословакии на одном из крупнейших заводов. Мы с Новотным шли по литейному цеху. Обстановка литейного цеха мне хорошо знакома по работе в юности на машиностроительном заводе: там тишина, рабочие, согнувшись, готовят формы к заливке. Когда мы проходили мимо, поднимается вдруг человек и бежит к своему ящику для хранения личных вещей. Оказывается, рядом был закопан кувшин с пивом. Он бежит с кувшином назад и преподносит мне пиво, традиционный национальный напиток немцев и чехов, без пива там ничего не делается, его приносят даже на работу и пьют вместо воды. У нас бы это считалось пьянством, там – нет. Я отпил немного (ведь чешское пиво – лучшее в мире), поблагодарил рабочего. Да и другие формы проявления доброго отношения к нам можно было встретить всюду, особенно в деревне.
Проезжая по улицам, можно было оценить отношение к нам: дружеские лица и дружеские взгляды. Человек сразу выдает себя, свое настроение своим лицом и глазами. Да и как иначе себя вести в отношении Советского Союза, который столько сделал для Чехословакии. Народ очень хорошо знал, как вел себя Советский Союз в 1938 году при угрозе утери независимости и захвата Гитлером чешского государства. Они знали, что мы активно предлагали Франции начать военные действия, если будут предприняты шаги по оккупации страны. Французы отказались. В Чехословакии знают, что мы просили Польшу пропустить наши войска. Мы вывели свои войска к польской границе и были намерены пробиться через польскую территорию и оказать помощь Чехословакии независимо от той позиции, которая была у Польши. На завершающем этапе войны, когда советские войска разгромили гитлеровские войска и заняли Берлин, Прага еще не была освобождена. Над ней нависла угроза уничтожения, пражский пролетариат восстал. Он один на один сражался с гитлеровскими войсками, это были неравные силы. Они обратились за братской помощью к Советскому Союзу, и маршал Конев получил приказ двинуть танковые войска из Германии для оказания помощи. Помощь была оказана. Прага сохранилась и навсегда освобождена советскими войсками от оккупации. Все это народ хорошо знал, помнил, ценил, и свою оценку он выражал в добром отношении к Советскому Союзу и его народам.
Я должен сказать, что мы часто вели себя довольно неуклюже, хотя и искренне. Мы никаких корыстных целей в этой дружбе не преследовали. Я говорю о времени после смерти Сталина. Мы все делали для развития их экономики. Сейчас всем известно, что развивать и поднимать экономику в любой стране можно только в результате широкого и глубокого развития науки, техники, изобретательства. Если другие страны имеют богатые природные ресурсы или же обширные поля, на которых можно базировать развитие хозяйственной экономики и обеспечивать подъем жизненного уровня народа, то Чехословакия не располагает этим. У нее нет и богатых природных залежей. Велась разработка урана, но, по-моему, она затухала. В Чехословакии самое плотное население, поэтому она не только не могла экспортировать сельскохозяйственные продукты, но даже вынуждена была их закупать. Одним словом, чехи могли полагаться только на свой ум, на организацию производства. Путем развития торговли они могли держать жизненный уровень своего народа на высоте. Это вполне возможно для чехословаков – людей с высокой культурой.
В Чехословакии потребительские товары, а также машины были лучше товаров других соцстран. Когда подчас возникал вопрос о покупке какой-то машины в Чехословакии, то там мы ее осуществляли в порядке товарообмена, на капиталистическом же рынке – за счет продажи каких-то своих изделий, чаще всего сырья, дававшего валюту. Это более тяжелые условия, поэтому мы и обращались к Чехословакии. У нее иной раз складывалась такая обстановка, что самой нужно было продать товары на капиталистическом рынке, чтобы выручить валюту для закупки таких потребительских товаров, которые нельзя было приобрести на социалистическом рынке. Намечалось столкновение интересов заказчика, покупателя и поставщика, когда чехословаки решали дело в пользу продажи изделия на капиталистическом рынке. Так поступали во всех социалистических странах, но я слышал порою слова обиды: «Чехи – это торговцы, коммерсанты, они не нам продали, а за границу». То же самое говорили о румынах.
Я, насколько мне удавалось, всегда старался разъяснять, что это не определяется ни дружеским отношением, ни уважением к какой-то стране, а диктуется условиями, в которых живет Чехословакия. Надо понимать, что пока она без выхода на капиталистический торговый рынок не может удовлетворять своих запросов. Через свой рынок мы ее тоже не всем можем обеспечить. «Надо бережно относиться к Чехословакии и не замыкать ее только на торговые отношения с социалистическими странами. Следует без ревности относиться к такой политике руководителей Чехословацкого государства. Пока жизненный уровень в Чехословакии выше, чем в СССР. Но так сложилось исторически. Следует держать линию не на понижение ее жизненного уровня за счет истощения чехословацких ресурсов, а, наоборот, на повышение за счет развития своей экономики. Это будет поднимать жизненный уровень всех народов социалистических стран. Задача – идти не к обнищанию, а к богатству, к более высокому жизненному уровню за счет поднятия экономики тех стран, которые имеют пока невысокий жизненный уровень. Что такое – высокий или невысокий уровень? Это понятие относительное. Человек, который живет обеспеченно, хочет иметь еще бо́льшую обеспеченность. Это нормально», – говорил я.
Помню, как Чехословакии был нанесен большой ущерб китайской политикой. Она нуждалась в заказах. Когда Китай стал на путь индустриализации, он давал большую загрузку чехословацкой промышленности, и это чехи оценивали хорошо, им это было выгодно. Но после выдуманного Мао Цзэдуном «большого скачка» Китай отказался вдруг от заказов, которые сделал ранее Чехословакии. Из-за отказа от некоторых заказов, как мне рассказывал Новотный, у них мог наступить общий крах. Заводы ничего не поставляют, следовательно, люди не получают зарплату, нарушается весь процесс производства. Поэтому Новотный прилетел немедленно в Москву, чтобы посоветоваться, как быть.
Обсудив создавшееся положение, мы поручили Госплану СССР вместе с работниками Госплана Чехословакии посмотреть: если что-то чехи не смогут продать на западном рынке, то что из этих заказов может быть принято нами для удовлетворения наших потребностей. Мы тогда очень многое взяли на себя. Некоторые их агрегаты и машины были близки к завершению либо уже завершены, некоторые находились на разных стадиях производства. Иные «китайские» заказы были уникальные, которые мы нигде не могли использовать. На западном рынке чехословацкое государство тоже не могло их реализовать, потому что они изготавливались по особому заказу Китая. Это создало трудное экономическое положение в Чехословакии. Мне кажется, что нет положения, из которого нельзя было бы найти выход. Но выход не всегда бывает хорошим по экономической целесообразности. Со стороны Мао то был враждебный акт. Партнеры так не поступают. Но его ничто и ни к чему не обязывало. Он стал вести разнузданную политику, в которой все средства хороши.
Видимо, и наша линия тоже иной раз, особенно в органах печати, наносила удары по чести и самолюбию чехов и словаков. Читаешь в газете и слушаешь по радио, что в Чехословакии выпускают такую-то машину, которая была сконструирована с помощью СССР. Часто слышишь также сообщения, что в Чехословакии что-то разрабатывают с помощью Советского Союза. Но почти отсутствуют сообщения о том, а что разрабатываем и производим мы с помощью чехословацких друзей? Нет сообщений, которые компенсировали бы такую односторонность. Чехи, конечно, ничего нам не говорили, но надо было понимать, что они оскорблены недооценкой их технической мысли. Между тем хорошо известно, что чехи – хорошие ученые, инженеры и экономисты. Они раньше нас создали в ряде оборонных отраслей отличное вооружение, и мы пользовались их мыслью и трудами. И вдруг – такое высокомерие, которое ничем не оправдано и ранит в самые болезненные места.
У нас с этим не считались. Это старокупеческий подход: если ты богат и силен, то можешь поворачиваться спиной, не оглядываясь, и наступать партнеру на больную мозоль. Какое это имеет значение? Убирай свою ногу, поворачивайся побыстрее! Я всегда переживаю, когда, особенно в передачах радиостанции «Маяк», делаются безответственные заявления, пусть и не сознательно, а от небрежного отношения к друзьям. Обиды накапливаются и могут испортить отношения между нашими народами.
Я и сейчас не понимаю, как мы могли дойти до такого состояния отношений с Чехословакией? Дойти до событий 1968 года?[262] Никак не могу согласиться с тем, что чехословаки поддались империалистической пропаганде и хотели вернуться к капиталистическому способу производства. Не верю! Это противоречит всем моим понятиям о прогрессивности марксистско-ленинского учения. Поспешные выводы делают те, кто считает, что недовольство коснулось широких масс. Вот и произошло вторжение наших войск в Чехословакию. А потом началось возрождение сталинских обычаев. Наблюдал я по телевизору спортивные игры, проводимые в Чехословакии. Перед показом высотных прыжков на лыжах состоялся митинг. На него собрались тысячи людей. Официальный докладчик по заведенному трафарету начал отвешивать словесные поклоны руководителям страны. Зачем это нужно? На спортивном зрелище начали дело с упоминания о Гусаке, после чего – жалкие хлопки в ладоши. Видно было, что собравшаяся публика его не уважает. А когда дошла очередь до Свободы, то реакция была более дружной. Раз уж был допущен ввод войск в Чехословакию, то разум требовал вывести их оттуда поскорее. Только так можно сделать брат