Пакистан занимал противоположную позицию, вошел в военный блок СЕАТО. Эта военная организация была направлена прежде всего против Советского Союза. Нам, собственно, было выгоднее поддерживать Индию, укреплять с ней дружеские отношения. С Пакистаном у нас никаких дружеских отношений не было. Мы верили, что в потенции как бы заложены семена дружбы, но они глушатся реакционными силами и не прорастают. Они когда-то должны прорасти, и отношения с Пакистаном, его народами станут такими дружескими, как и с индийским народом. Пока же этого не было. Мы посоветовались и решили согласиться, удовлетворить просьбу Неру и посетить Кашмир. Это произошло на последнем этапе нашего знакомства с Индией.
Перед Кашмиром мы посетили штат Кералу[310]. Там коммунисты вскоре создали свое правительство. Правда, оно продержалось недолго. Вторично коммунистическое правительство там было образовано, когда я уже находился на пенсии. Одним словом, в том штате коммунисты были сильны. Сколько насчитывалось членов компартии в том или ином штате, по реакции на митингах разобрать было невозможно. Всюду выражались явные симпатии к Советскому Союзу независимо от того, каково было соотношение политических сил при выборах правительства каждого штата. Даже в Бомбее, где премьером был Десай, народ обласкал нас теплотой дружелюбия. А от Кералы остались в памяти бесконечные пальмы в виде промышленных насаждений. С них собирали кокосовые плоды. Нам показали, как это делается. Люди ловко карабкаются на деревья, ноги связаны веревкой, ступни как бы присасываются к стволам. Потом с вершин сбрасываются плоды.
Там же нам показали и чайные плантации. Какой-то капиталист среднего масштаба пригласил нас к себе. Мы осмотрели его плантацию, сбор, сушку и переработку чая. Я и раньше видел, как это делается в Грузии. То, что мы увидели здесь, производило жалкое впечатление, все делалось вручную (а у нас уже имелись машины, которые срезали верхушку с чайных кустов), затем листья сбрасывались в кучу на земле. Я пошутил: «Если бы советские люди, которые пьют индийский чай, видели, как его заготавливают, они, видимо, утратили бы аппетит». Да, у нас на чайных плантациях более строгие санитарные условия. Там этого не было. Но хозяин принял нас очень любезно, угостил своим чаем и фруктами.
В том же штате мы наблюдали огромное количество обезьян. Когда мы ехали по дороге, то обезьяны, уже приученные туристами, выстраивались на обочине. Как только машина останавливалась, они мчались к ней, привыкнув к тому, что туристы их угощают, и всматривались в человека, ожидая получить дар. Еще больше обезьян облепило древний храм, огромное колоколообразное помещение, считавшееся в Индии дворцом обезьян. Обезьяны у индусов священные животные и пользуются покровительством. Миллионы этих животных превратились в бедствие для сельского хозяйства, руша кукурузу, уничтожая плоды. Но рука у индуса не поднимается против обезьяны.
В Керале мы посетили нашего уважаемого соотечественника, крупного художника Святослава Рериха[311]. Его отец тоже был известным художником, выставка их картин состоялась в Москве. Я посетил ее среди прочих. Рерих много лет живет в Индии, и жена у него индуска, он осел там крепко. Когда мы с ним встретились и я на него глянул, то поразился: лицо его имело огромное сходство с лицом Николая II, и бородка подстрижена так же, и рост тот же. Я сужу по портретам, к которым привык еще в дореволюционные времена. Тогда в каждой школе и в учебниках имелись царские портреты. Сам Рерих оказался чрезвычайно приятным и мирным по духу человеком.
Незаметно настало время лететь в Кашмир. Путь туда лежал с юга через всю Индию на север, поближе к Афганистану. С Афганистаном Кашмир не граничит, потому что территория Пакистана отделяет Индию от Афганистана. Но у нас не хватило заправки долететь сразу до Кашмира, пришлось сделать остановку по дороге[312]. На месте приземления нас встретил местный магараджа. Тут никакого митинга не было. Разместили нас в богатейшем дворце. Магараджа устроил в нашу честь ужин, затем пригласил на концерт. Музыканты – не то его бывшие рабы, не то крепостные. Он оставался над ними владыкой вплоть до изгнания англичан. Жена у него была француженка. Он нас с ней познакомил. Ее вид вызывал жалость: она производила впечатление чем-то скованного человека и держалась не как хозяйка, ощущалась ее внутренняя угнетенность. Но с нами она была очень любезна. У меня возникло новое чувство, что она к нам апеллирует. В материальном-то отношении у нее не имелось ограничений, она жила в роскоши, но духовно чувствовала себя угнетенной. Нам рассказывали, что этот магараджа имел еще несколько жен. Когда мы сидели вечером на веранде, отдыхая, нам показали далеко в горах (еле-еле можно было рассмотреть это сооружение) дворец, в котором была заточена его первая жена.
Магараджа познакомил нас со своим сыном, молодым человеком, офицером индийской армии, который служил при президенте страны адъютантом. Так оказывали честь выходцам из знатных родов. Магараджа – человек рослый, статный и красивый, лет сорока пяти, хороший наездник и спортсмен. Он организовал в нашу честь спортивные соревнования. Я впервые увидел подобные состязания на конях: в руках каждого наездника палка с сеткой на конце, которой надо захватить мяч и, проскакав через все поле, доставить его к воротам. Нам рассказали, что, когда англичане еще господствовали в Индии, магараджа лично участвовал в этих играх, являясь капитаном в своей команде[313]. Когда они выезжали в Англию на состязания, он упал там с коня и сломал руку. Теперь мы наблюдали эту игру. Отец и сын попали в разные команды. Кони у них замечательные, носились по полю, как вихрь. Коней меняли каждые пятнадцать минут, иначе они не выдерживали темпа. Соревнование прошло благополучно, без жертв. А вечером магараджа спросил нас с Булганиным: «Вы охотники?». Я ему: «Занимаемся охотой у себя дома». Он загорелся: «Хотите, я организую охоту на тигров?» Мы поблагодарили его за внимание, но ответили, что не располагаем временем. А он не успокаивался: «Ну, останьтесь еще на сутки!» Я признаюсь, что мне, хотя и было любопытно, не хотелось создавать плохую рекламу для СССР и для себя: приехали, дескать, охотиться на тигров.
Оттуда мы вылетели в Кашмир. Там встреча нас населением была грандиозной: оно в основном мусульманское, премьер-министр тоже мусульманин[314]. Губернатор – очень красивый человек юного возраста, сын бывшего магараджи. Нам организовали плавание на больших лодках по большому озеру, красочно обставленное[315]. Что касается внешнего вида граждан, то у нас сложилось тягостное впечатление: люди одеты бедно, одежды серее, чем на юге. Может быть, так нам казалось, потому что на юге жарко и можно носить легкие платья. Вся молодежь более ярко одета, особенно женщины. А здесь холоднее, бывают заморозки, люди должны одеваться теплее. Но сквозь их одежды просвечивала бедность, говоря откровенно – нищета. Зато отношение к нам было замечательное. Делалось все, чтобы только расположить нас к себе. Фамилии местных жителей часто созвучны с узбекскими. Мы приглашали их посетить Узбекистан. Гостить у них хорошо, потому что не подают алкогольных напитков. Прочее угощение очень вкусное, особенно люля-кебаб, сильно наперченный и с острыми приправами, но хорошо приготовленный.
Когда начался традиционный митинг, мы использовали такие заранее подготовленные речи, в которые были вставлены фразы, направленные в пользу Индии, а не Пакистана, то есть выступали с позиции принадлежности этого штата именно к Индии, с позиции индусов. Когда мы прилетели в этот штат, то там уже находилась Индира Ганди. Ее прилет туда мы расценивали как знак особого к нам уважения. Она ведь представляла своего отца.
Свои речи мы и согласовывали с ней. Наши выступления транслировались. Ганди очень высоко оценила нашу позицию в поддержку политики Индии в споре с Пакистаном. Спустя какое-то время она сказала нам, что позвонил ее отец, но не из Дели, а из другого места, передавал нам привет и выразил большое удовлетворение нашим выступлением. Мы тоже были этим довольны, хотя знали, что Пакистану это не понравится. Но у нас с Пакистаном не имелось прямых контактов, существовали самые плохие отношения. Мы-то хотели их улучшения и все делали для того, но Пакистан вступил в военные организации, направленные против нас[316]. И тут уж ничего мы поделать не смогли: сами пакистанцы не приняли нашу руку дружбы.
А наша позиция солидарности с индусами в их споре с Пакистаном еще больше содействовала укреплению дружеских отношений между Советским Союзом и Индией. Думаю, что эта линия СССР была правильной, хотя меня всегда беспокоило, чтобы она не шла во вред нашим будущим отношениям с Пакистаном. Мы верили, что настанет время, Пакистан правильно оценит нашу политику и поймет, что ему надо дружить не с США, а с СССР, потому что только он будет оказывать народам, освободившимся от колониального гнета, бескорыстную помощь. Именно это делается сейчас в отношении Индии. Если же говорить о сугубо внешних признаках страны, то Кашмир уже не коренная Индия. Говорю так условно: это Индия и географически, и по государственным границам, штат индийского государства. Но по своей природе и по виду людей он совсем другой. Более северная природа и растительность. Я видел яблоки и груши, многое иное, что произрастает у нас даже в средней полосе России. Правда, боюсь тут ошибиться, потому что слишком мало я там находился и мало что успел рассмотреть.
Очень много интересного встретили мы в Индии, действительно в стране чудес. Замечательный народ, хотя и предельно бедный. А природа! А памятники старины, памятники искусства, архитектуры! Все это было для нас ново, поражало и восхищало. Достаточно сказать о такой жемчужине искусства, как дворец-мавзолей одного из правителей Индии Тадж-Махал