Тем не менее определить политику и этого правительства опять было очень трудно. Какие социально-политические цели преследует оно? На какой основе думает развивать и укреплять свое государство? Крупные капиталы и банки не были затронуты при перевороте. По-видимому, к власти пришло буржуазное правительство. Но в наших интересах поддерживать и такое руководство, ибо его политика направлена против колониального господства и ослабляла Англию на Ближнем Востоке. Это было в интересах СССР, и мы поддерживали линию Насера. У Тито сложились наилучшие отношения с Египтом. Кажется, когда Тито[385] ездил в Индию, он проследовал на корабле через Суэцкий канал и побывал в Египте. Югославы много писали тогда о новой политике Египта и о египетском руководстве; отмечали его прогрессивность; говорили, что оно заслуживает помощи. У нас в то время еще не наладились заново хорошие отношения с Югославией, хотя они уже улучшались. Когда я встретился с Тито во время его визита в Советский Союз, то мы обменивались мнениями по международным вопросам. Затрагивали и Египет. Тито очень лестно отзывался о политике Насера.
Я ему ответил: «Мне непонятны его выступления, трудно разобраться, чего он хочет. Выступает за то, чтобы создать прогрессивный строй. Но как? Буржуазию он не трогает, банки не трогает. Нам пока трудно оценить, что это за политика, какие цели ставятся перед страной». Тито же доказывал: «Насер еще очень молодой человек, политически неопытный. К тому же военный человек. У него хорошие намерения, но он пока не нашел твердой точки опоры. Надо его где-то сдерживать, а где-то поддерживать. Он хочет хорошего для своего народа. С ним можно договариваться, можно оказывать на него полезное для коммунистического движения влияние, тем самым полезное и для народа Египта». То есть проявлялось желание влиять на Насера не в эгоистических интересах, а с тем, чтобы тесно переплести интересы тех, кто хочет влиять на него, и интересы народа. Тут взаимные интересы. Вопрос о социализме – это не вопрос одного народа. Социализм приносит желанные плоды всем народам. Тут не заговор одной стороны против другой, а желание одной стороны поделиться своим опытом и оказать влияние на другую, чтобы она переняла опыт в собственных интересах.
Осенью 1956 года на Ближнем Востоке разразилась война. Международный банк отказал Египту в кредитах на строительство Асуанской плотины. А они уже были обещаны. Тогда Насер национализировал Суэцкий канал. Компания по управлению Суэцким каналом в ответ отозвала всех своих специалистов и другой технический персонал. Насер обратился к СССР с просьбой оказать помощь своими техническими специалистами. Мы послали туда своих лоцманов и других специалистов, которые требовались для нормальной эксплуатации Суэцкого канала.
Капиталистический мир, а особенно Франция и Англия, считали, что Насер не справится, в результате они получат возможность оказывать давление на правительство Египта. Они быстро увидели, что Насер не будет идти в фарватере политики капиталистического мира, претендует на самостоятельность в деле развития египетского народа.
Тогда у нас с Насером были довольно сложные отношения. Мы оказывали Египту помощь как народу, борющемуся за свою независимость, за освобождение от колонизаторов. Мы продавали им вооружение и всемерно содействовали их продвижению вперед. Но были у нас и большие разногласия в вопросах политической и идеологической линии. Насер стоял на позициях особого египетского пути. Я думаю, здесь немалым было влияние товарища Тито, который тоже объявил свой особый путь развития социализма в Югославии. Египетская же формулировка была нам совсем непонятна. Но нам было хорошо понятно, что коммунисты, которые выявлялись Насером, все сидели в тюрьме. Коммунистическая партия была в подполье. С точки зрения нашей коммунистической идеологии он проводил антикоммунистическую, реакционную политику. Нельзя сказать, что мы в Насере видели того, в ком, по нашему мнению, нуждался египетский народ, но мы считали, что в то время более прогрессивного человека там не было. Он мог возглавить борьбу против колонизаторов, он – национальный герой из военных. Он пока не осознал, не выработал, каким путем будет развиваться Египет, какая цель будет поставлена. О научном социализме не было и речи, проскальзывали слова о каком-то национальном социализме. Я это говорю к тому, что у нас тогда с Насером не было взаимопонимания политического и идеологического характера. Однако мы считали, что для нас полезно, чтобы Египет утвердился как независимое государство, вышедшее из фарватера империалистических держав Франции и Англии. Напряженность быстро нарастала. В конце лета 1956 года Англия стала перебрасывать авиацию на Кипр и на другие острова в Средиземном море. Стало видно, что готовится война. Мы все-таки думали, что Англия и Франция не пойдут в открытую и не объявят войну Египту. Но, к сожалению, как раз это и случилось.
Франция, Англия и Израиль напали на Египет. Я сейчас не помню, какого это было числа[386]. Это были последние дни октября. Грянула война. Египет упорно защищался, но силы были неравными и в экономике, и в вооружении. Франция и Англия имели большой опыт и военные кадры, которые прошли большую войну против гитлеровской Германии. Опыт египетской армии ограничивался стычками кавалерии на верблюдах. Главным оружием были винтовка, автомат и пулемет.
Мы очень встревожились. Боялись, что Египет потерпит поражение и это укрепит положение реакции на Ближнем Востоке.
Ирак тогда возглавлялся реакционным проанглийским правительством. Сирия занимала другую позицию, но тоже была далека от нас. У нас особых контактов с Сирией еще не было, но уже намечалось улучшение в отношениях. Мы понимали, что это будет зависеть от того, как станут развиваться события в Египте, в самой сильной, самой крупной среди арабских республик.
Мы собрались в Президиуме ЦК обсудить, какую нам занять позицию в этом конфликте. Когда мы с Булганиным весной 1956 года были в Англии, в беседах с премьер-министром Иденом[387] и Ллойдом[388], министром иностранных дел Великобритании, мы все время старались внушить им, что Ближний Восток, Египет близок к нам, и если там разразится война, то нам трудно будет удержаться от того, чтобы не принять участия в конфликте. Мы призывали их, что хорошо бы договориться об обеспечении мира на Ближнем Востоке.
Больше всего мы опасались вторжения в Египет иностранных войск Англии и Франции. Их интересы особенно затрагивались политическим развитием страны под руководством Насера, проводившего независимую внешнюю политику, политику в интересах Египта, а не в интересах бывших колонизаторов. Я уже не говорю об Израиле. И вот теперь война против Египта разворачивалась полным ходом.
Как только мы ликвидировали мятеж в Венгрии, перед нами встала задача оказания помощи египетскому правительству, президенту Насеру. К тому времени создались большие трудности для правительства Египта. Мы хотели поскорее прекратить войну. Я позвонил Молотову.
– Вячеслав Михайлович, я считаю, что нам сейчас следует обратиться с посланием к президенту Соединенных Штатов Эйзенхауэру[389] и предложить совместные действия против агрессивных сил, напавших на Египет, – сказал я ему.
– Ты считаешь, что Эйзенхауэр пойдет на соглашение с нами против Англии, Франции и Израиля? – возразил мне Молотов.
– Безусловно, не пойдет, – поддержал я его. – Но мы тогда сорвем маску с правительства Соединенных Штатов и с президента Эйзенхауэра. Они выступают в печати, осуждают нападение Франции, Англии и Израиля на Египет. А, как говорится, «Васька слушает, да ест». Война идет, и, безусловно, существует негласное согласование позиций. Одни с оружием в руках ликвидируют прогрессивное правительство президента Насера, а американское правительство в лице президента выступает якобы с осуждением агрессивной акции. Если бы они осуждали всерьез, если бы Соединенные Штаты протестовали полным голосом, и Франция, Англия, Израиль поверили бы, что голос звучит действительно серьезно, что предупреждения могут перерасти в угрозу, то, конечно, правительства агрессоров посчитались бы с этим. А так просто распределены роли в спектакле, где разыгрывается ликвидация египетского революционного правительства. Своим предложением мы поставим президента США в затруднительное положение.
– Да, ты прав, – согласился Молотов. – Давай обсудим. Это будет полезная акция.
После совета с Молотовым я поставил вопрос на Президиуме ЦК. Сейчас же обзвонил всех его членов и попросил собраться в Кремле для обсуждения срочного вопроса о наших акциях против войны в Египте.
Собрались. Подготовили соответствующий документ. В послании президенту Соединенных Штатов мы предлагали объединить наши усилия против агрессии под флагом Объединенных Наций. Я обращаю внимание: под флагом Объединенных Наций. Нас проинформировали, что, когда президент Соединенных Штатов получил наше послание, он даже журналистам заявил: «Это немыслимо. Русские предлагают нам, Соединенным Штатам, вместе с ними выступить против Великобритании, Франции и Израиля. Это немыслимо».
Мы сами считали, что для Соединенных Штатов это немыслимо. Они не могли вместе с нами выступить против агрессоров, против своих союзников. Мы хотели сорвать с них маску миротворцев, борцов за справедливость, борцов против агрессии. Борцов на словах, а не на деле. Именно в этой роли выступал президент Соединенных Штатов Америки господин Эйзенхауэр. Мы показали, кто на словах, а кто на деле против агрессии. Через какое-то время после вручения послания президенту мы опубликовали его текст в печати. Одновременно мы составили письма в адрес премьер-министра Великобритании Идена, в адрес премьер-министра Франции Ги Молле