В их печати развернулась пропаганда в пользу слияния. И в Египте, и в Сирии действовали довольно большие силы за объединение. Мы же в нем не видели прогресса: Сирия была буржуазно-демократической страной с легальной компартией, в ней установился парламентский строй французского типа. Там для прогрессивных группировок условия были лучше, чем в Египте. В Египте же никакой демократии не существовало. Правили полковники, возглавляемые Насером. Партии функционировали только буржуазные или мусульманские, реакционного характера. Поэтому мы не поддерживали идею слияния и создания Объединенной Арабской Республики. Возможно, Насер копировал Советский Союз, имея в виду возможность вхождения в ОАР любой страны на равноправных началах? Не знаю.
Итак, Объединенная Арабская Республика, в которую все арабские страны смогут вступить, чтобы создать единое и великое Арабское государство? Насер имел в виду, что Египет станет руководящей силой при объединении. Видимо, когда-нибудь позднее ОАР сможет стать прогрессивным явлением. Но в те времена, когда Египетская коммунистическая партия не существовала, а коммунисты находились в подполье или сидели в тюрьмах и народ не пользовался никакими демократическими правами, когда установилась военная диктатура, то такой строй не обещал Сирии ничего доброго. В печати советские руководители не выступали против политики Насера, не желая отталкивать его, но и не поддерживали. Зато поддерживали Багдаша, а Багдаш вел, насколько хватало сил у Сирийской компартии, борьбу против объединения с Египтом.
Когда 14 июля 1958 года произошел военный переворот в Багдаде[394] и к власти пришел генерал Касем[395], мы приветствовали переворот, потому что в Ираке ранее был крайне реакционный и террористический режим. Давно пора было покончить с ним. Касем добился довольно легкой победы. Он командовал дивизией, и, когда она проходила через Багдад, он походя сверг правительство диктатора Нури Caида[396], агента британского империализма. Король был убит. Победила революция. Правильнее это называть переворотом. Сначала Касем принял прогрессивное направление. Легализовалась Иракская коммунистическая партия[397], за ней и другие прогрессивные течения. Мы всемерно поддерживали Касема и официально признавали, что там началась революционная ломка прежнего общественного строя.
В момент совершения переворота в Багдаде Насер отдыхал в Югославии. Из Белграда поступила телеграмма от Тито с просьбой Насера принять его в СССР инкогнито. Мы ответили положительно.
К тому времени свершилось образование ОАР[398]. Сирия попала под руководство Насера, демократические условия в ней были ликвидированы. Компартия попала в трудное положение. Сирию стали стричь под египетскую социально-политическую «гребенку». Мы, конечно, не поддерживали этого, выступали против. Наша позиция обижала Насера и не располагала его к нам. Вполне понятно. Он правильно понимал, что мы поддерживаем коммунистов Сирии, которые борются против Египта, против Насера.
Насер прилетел в Москву[399]. Наше руководство предварительно обменялось мнениями по всем вопросам, которые могли быть затронуты, и определило свое отношение к ним. С Насером поручили встретиться мне, один на один. Присутствовали, естественно, люди из МИДа, переводчики и стенографистки. То было мое первое личное знакомство с Насером. Он произвел на меня хорошее впечатление: молодой человек, собранный, умный, с располагающей улыбкой. Он понравился мне, если говорить о сугубо личном впечатлении. Встретились мы за городом, в Ново-Огареве. Вместе с Насером был его будущий посол в Москве Галеб[400], очень интересный и заслуживающий уважения человек. Он хорошо знал русский язык и служил Насеру переводчиком. У меня имелся наш переводчик, так что наладился полный контакт. Приступили к обмену мнениями. Я начал говорить об объединении Сирии с Египтом, критикуя его. Насер стал доказывать полезность объединения. Но у нас фигурировали доказательства того, что объединение ничего хорошего Сирии не даст, следовательно, никаких положительных результатов не будет и для Египта, что объединение носит искусственный характер. Насер вел себя во время беседы уверенно, а порою, я бы сказал, проявлял даже агрессивность. «Что же вы поддерживаете Багдаша? Вы хотите, чтобы Багдаш руководил нами? Этого мы не потерпим, это просто невозможно».
Насер сводил дело к тому, что Багдаш выступает против объединения, а мы поддерживаем Багдаша, и в этом заключается ошибка. Говорил, что мы не разбираемся в арабских вопросах и стоим на ложном пути, смотрим на объединение не собственными глазами, а глазами Багдаша, который исходит из узко политических позиций. Затем Насер дал понять, что это только начало. Объединение будет разрастаться. Я в ответ говорил, что сильный Египет нас не беспокоит. Наоборот, мы довольны. Все, что в наших силах, делаем и будем делать, чтобы Египет укреплялся, как и весь арабский мир. Мы в принципе с одобрением относились к идее единого арабского государства. Нас его возникновение не испугает. Не в том дело. «Мы хотим дружить с вами, – сказал я, – и сплачивать наши усилия в борьбе против реакционных сил. Зачем нам выступать против объединения арабских стран? Если же мы сейчас, в конкретных условиях, такое объединение не поддерживаем, то исходим из своих взглядов, считая, что вы ошиблись, когда пошли на него. Да и сейчас ошибаетесь, если думаете, что извлечете какие-то особые выгоды для Египта. Наоборот, такое объединение ослабляет ваши позиции».
Насер с моими доводами не соглашался, не понимал меня. Я привел ему такой пример: «Господин президент, у вас коммунисты в подполье, их руководство сидит в тюрьмах, а в Сирии коммунисты пользуются свободой. У вас нет и не было настоящего парламентского строя, а сирийцы привыкли к парламенту. Там есть партии, есть парламент, люди публично высказывают свою позицию и голосуют за нее. Там существует буржуазная демократия. Из арабских стран Сирия самая демократическая страна. Сейчас вы ее фактически лишили парламента. Если номинально он и остался, то реально вы взяли решение всех вопросов на себя. Разве такой шаг будет укреплять ваш союз? Нет, это временное явление. Начнется борьба, и в этой борьбе вы потерпите поражение. Кроме того, жизненный уровень в Сирии значительно выше, чем в Египте. Теперь вы объединились, и материальные ресурсы тоже объединяются. Кто выигрывает? Выигрывает Египет, проигрывает Сирия. Она экспортировала пшеницу, теперь экспортировать не будет. Ведь Египет потребляет больше, чем производит. Следовательно, все излишки пойдут Египту, Сирия лишится валюты, необходимой для развития экономики. Опять пострадает Сирия. Вы поспешили и потом пожалеете о своем решении. Оно вам, как у русских говорят, выйдет боком».
«Нет, – возражает, – не согласен. Вы не разбираетесь в арабских делах». Потом выдвинул новый довод: «Если уж говорить по-честному, то не я хотел объединения, сирийцы сами нас подталкивали, они форсировали это объединение, а мы пошли на него». Тут я согласился: «Это верно. Мы понимали, что главной силой, которая форсировала объединение, а может быть, и инициативу проявила в этом вопросе, была сирийская буржуазия. Почему она это сделала? Потому что в Сирии нарастала революция, укреплялись демократические силы. Коммунисты все больше овладевали общественным мнением. Поэтому правые круги дрожали перед такой перспективой и настолько перепугались, что увидели спасение себя и своих капиталов в объединении с Египтом. Вашими руками они хотят подавить прогрессивные силы Сирии, соглашаясь при этом пойти на какой-то ущерб для себя лично. Они считали, что в основном выиграют, сохранив свою собственность, банки, капиталы и буржуазный строй, который, по их мнению, находился под угрозой. Одним им не справиться с прогрессивными силами внутри Сирии. Вот их замысел. Мы же полагаем, что позиция, которую занимает Багдаш, прогрессивна. Естественно, мы на его стороне. Вы потом пожалеете об объединении, ОАР развалится».
Мы просидели там целый день, обедали на свежем воздухе возле Москвы-реки. Условия там очень хорошие, погода стояла чудесная, отличный подмосковный летний день. Несмотря на острую полемику, нами не было проявлено страстей, которые могли бы обострить личные отношения. Каждый из нас держался в рамках, чтобы не нарушить дружеского характера беседы. Происходил не диспут, а анализ положения дел на Ближнем Востоке. Велся разбор обоюдных высказываний, делалась попытка правильного анализа событий и определения дальнейшей политической линии. Мы оба остались каждый при своем мнении. Да другого и быть тогда не могло. В личном же плане пребывание у нас президента ОАР произвело хорошее впечатление на меня и на других товарищей, с которыми он встречался. Но никаких официальных приемов не было, приехал он инкогнито.
Потом Насер забеспокоился: «Мне нужно возвращаться. Такие события в Ираке! Я сейчас же лечу в Югославию и оттуда морем плыву в Александрию». Я высказал ему свои соображения: «Господин президент, не советую вам возвращаться через Средиземное море. Переворот, совершенный в Ираке, создал в том регионе возбужденное состояние, США и Англия приводят в боевое состояние свои воинские части и флот, возникла напряженность[401]. Вы не пользуетесь симпатиями в западных странах, потопить в море ваш корабль ничего не стоит. Доказать, по какой причине затонул корабль, на котором находился президент ОАР, будет невозможно. Да и как доказывать? Вы поплывете на невооруженной яхте, да если бы она была и вооруженной, это положения не меняет. Там шныряют подводные лодки, курсируют самолеты. При желании отделаться от президента более удобного случая даже ожидать нечего. Советую лететь самолетом через Баку, Иран и Ирак в Сирию». Он согласился.