Вместе с тем жизнь была интересной, потому что познавать новый мир – это во всяком случае занимательно, хотя, может быть, в чём-то и болезненно. Кстати, в пользу американской прессы надо сказать, что некоторые газеты – не право-оголтелого, а чисто либерального толка (хотя либерализм на Западе считается крайне правым явлением) – писали о том, что в развитии и наступлении холодной войны, которая являлась чумой для человечества и могла перерасти в ядерную катастрофу, был виноват не только Советский Союз, но и Соединённые Штаты Америки тоже. Вспомним речь Черчилля. Наряду с официальной линией были и другие мнения. В Итаке, недалеко от нас, жил простой американец, квалифицированный, но рабочий… Обычно он работал по две смены, потом приходил домой, выпивал виски, смотрел телевизор, падал на пол – это был его обычный путь. С утра он вставал как ни в чём не бывало, бодрый, без тени негатива, потому что на работу надо являться здоровым и активным, иначе попадёшь в чёрный список, и тебя уволят. С этим человеком у нас как-то состоялся разговор. Он сказал следующее:
– Я просто поражаюсь – чего мы ссоримся с русскими? Мы живём на разных континентах; каждый на своём. Я – простой человек; какие претензии у меня могут быть к Советскому Союзу? И какой русский рабочий может иметь претензии к Америке? Бред! Почему нельзя жить нормально? Я не хочу, так сказать, участвовать в каких-то бойнях и так далее.
Вот взгляд простого человека – недоумение, зачем конфликтовать со страной, которая находится совершенно в другом географическом измерении, да и вообще, невозможно же найти общий язык со всеми…
В университете мы познакомились с американскими интеллектуалами. Не все профессора были наши люди; многие из них знали только свою специальность, например, французскую литературу XVIII века, и ничего больше не знали вообще. Культура их интересовала только как средство добывания денег. Но были и другие, для которых культура была, как она и должна быть, частью жизни… Пока мы устраивались в университете, произошёл целый ряд событий, которые изменили нашу жизнь, но о них речь впереди.
Что касается наших друзей-диссидентов, то Эдик Лимонов, как я уже говорил, пошёл своим путём, поэт Худяков же вообще был в трансе, но держался мужественно. Поэзия его, благословлённая Пастернаком, была никому не нужна.
– Я читаю свои стихи только тараканам, – нередко говаривал он.
Вагрич Бахчинян устроился получше – его жена где-то как-то подсуетилась и получила какую-то работу. Аркадий Ровнер тоже трудоустроился в Вашингтоне. Худо-бедно, но мы держались.
Перед тем как обосноваться в Итаке, мы внутренне и внешне простились с Нью-Йорком, хотя и не навсегда – мы рассчитывали периодически там бывать. Маша простилась с Леночкой, ушедшей от Лимонова. Леночка была красавицей, у неё было много поклонников, но ни один из них не соответствовал её идеалу. Это доводило её почти до слёз. Слава Богу, потом она встретила итальянского графа, который увёз её в Рим и женился на ней.
В университете всё шло гладко – я читал лекции, Маша работала в библиотеке. У неё там было даже двое молодых американских подчинённых.
Жизнь в Итаке была, конечно, совершенно иной, нежели в Нью-Йорке.
Нью-Йорк был жесток, демоничен, по-своему красив, но красив какой-то демонической, опять же, красотой. И пребывание в нём пробуждало какую-то тёмную, хищническую энергию выживания, причём независимо от того, какой вы человек. В Итаке же был плавный, размеренный ритм жизни. Это был огромный университет, в котором работало много европейских и японских учёных, поскольку Америка скупала учёных практически во всех уголках мира, чтобы иметь научное первенство среди других стран.
Материально мы жили спокойно, насколько вообще может быть спокойно в мире конкуренции. Но главное, что нас интересовало, это, конечно, люди.
Вообще говоря, Итака была отмечена Россией. В Корнельском университете преподавал Набоков – великий русский писатель, и здесь мы познакомились с семьёй, которая хорошо его знала. Мы услышали много историй о жизни Владимира Владимировича, о его надменности и аристократизме. В частности, нам рассказали забавный эпизод, хорошо иллюстрирующий, правда, не надменность и аристократизм Набокова, а сам дух Америки: один из профессоров славянского отделения университета как-то разговорился с Набоковым о Достоевском. Набоков недолюбливал Фёдора Михайловича – ну, что ж, вольному воля. А профессор вдруг прервал его и сказал: «Не понимаю, почему мы до сих пор сидим здесь и говорим о Достоевском? Рабочий день давно закончился».
Когда мы только приехали, в университете проходил чеховский фестиваль – в течение целого года это место посещали многие известные писатели и восхищались гениальностью Чехова. И вслед за этим событием, кажется, на следующий год, начался фестиваль Набокова. Мы, в частности, услышали мнение, что «Дар» – лучший роман XX века. Кроме того, не следует забывать, что в Итаке в XIX веке жила Елена Петровна Блаватская.
Явлением, вызвавшим мой живейший и глубочайший интерес, был расположенный недалеко от Итаки ашрам Тони Дамиани. Этот человек был философом от Бога, глубоким знатоком мировых религий и метафизики. Его ашрам был одним из лучших в Соединённых Штатах, потому что в остальных подобных учреждениях царил профанический дух, и работа в них была направлена на оказание психологической помощи людям, что не является ни целью религии, ни целью метафизики. Тони же Дамиани следовал адвайта-веданте – величайшему из учений, данных миру Индией.
В его ашраме была грандиозная библиотека – не столько по количеству книг, сколько по их качеству, и там изучались все основные религии и направления метафизического порядка (в их числе, разумеется, и адвайта-веданта). Дамиани пытался обучить своих «прихожан» принципам медитации, и вот что он говорил по этому поводу:
– Увы, эти люди спят. Когда я начинаю направлять их сознание в сторону погружения в самих себя, я вижу, что они не могут этого сделать, они просто засыпают.
Однако в этом ашраме был «внутренний круг», состоящий, может быть, человек из десяти, которые обладали истинными метафизическими и богословскими знаниями. Это были серьёзные искатели, и у каждого из них был свой путь. В их числе была замечательная Ирина Антимонова, русская эмигрантка, которая произвела на меня огромное впечатление не только благодаря её знаниям, но ещё и тем, как она любила Россию. Сама она была родом из Санкт-Петербурга, и в точности предсказала крах советской власти и характер этого падения, а именно, что сначала это осуществится сверху, а потом спроецируется вниз. И даже сроки были указаны в точности. И было ещё кое-что, имеющее очень важное значение для меня, но об этом как-нибудь потом.
Мы с Машей очень сдружились с этими людьми, с женой Тони Дамиани; посещали медитативные сеансы, и Маша, надо сказать, преуспела на этом поприще. Систематически она этим не занималась, но её тяга ко всему, что связано с жизнью Духа, была весьма сильна. Неслучайно, когда в университет приехали индусы (индусы есть индусы, хоть и европеизированные), бывшая среди них молодая женщина предложила:
– Маша, давайте я обучу вас медитации.
Моя жена возразила:
– Но я христианка.
Та рассмеялась и сказала:
– Религия тут ни при чём. Медитация – это метод духовной концентрации на какой-то проблеме. Мы с вами, например, будем заниматься здоровьем (Маша как раз хотела что-то поправить в плане здоровья).
И когда они начали заниматься, Маша была удивлена, насколько легко и быстро эта женщина, несмотря на свою «европеизированность», могла погружаться в состояние чистого сознания. Для неё это совершенно не составляло труда; это было заложено в ней генетически. Когда Маша попробовала её метод, она была поражена. Она ясно увидела внутренним духовным зрением то, что мы называем душой, то есть светом сознания и источником мысли, воли и высшей личности. Это было, как нечто единое, как некий свет над её головой. Всё это известно в религиозной практике, но это показало очень глубокий характер Маши в плане познания разного рода явлений, связанных с духовной жизнью. Она, конечно, сосредоточилась на христианской практике.
Мы познакомились с окружением Тони – то были разные, интересные люди. Многие из них были выбиты из жизни, ибо жизнь при капитализме очень жёсткая, чтобы не сказать жестокая. И если ты, так сказать, пал, потерял работу, то это может обернуться для тебя полной катастрофой, учитывая американские «ценности». Но были там личности и другого уровня «выбитости» – они просто не признавали эту жизнь, не принимали её; они искали то, что называется «peace of mind», спокойствия души, тишины. Жизнь вокруг была настолько психологически напряжённой, что очень многие американцы шатались по ашрамам, по психологам, которые учили их утихомиривать свой беспокойный ум, дабы он не приносил страданий.
Помню, однажды мы – я, Маша и Тони Дамиани с супругой – прогуливались; был прекрасный вечер. Жена Тони сказала мне:
– Юрий, в этом мире действуют две основные силы, которые ведут между собой непрерывную борьбу. Эти силы – деньги и дух.
Я был поражён таким откровением. Конечно, Тони Дамиани так бы не сказал, но его жена была женщиной, причём женщиной очень хорошей, глубоко чувствующей драму мира сего, и она так вот сильно и по-женски эмоционально выразила это поистине страшное явление – болезнь поклонения золотому тельцу, которая поразила весь западный мир. И тем не менее – поставить на одну планку презренный металл, который после смерти человека не значит вообще ничего, просто пыль, и дух, который определяет вечную жизнь человека, – это всё равно что что сравнить яичницу с божьим даром или поэму Данте с ночным горшком. Я ещё согласился бы с противопоставлением демонической власти, которой Диавол искушал Христа, и Духа; это ещё куда ни шло, потому что власть – это несколько иная категория, чем даже деньги. Я имею в виду чистую власть, чистую – в смысле опирающуюся исключительно на самоё себя. Но деньги и Дух – это уж слишком…