– Пойду принесу нам кофе, – сказала Лайла. Она положила руку на дверную ручку, но сама сидела не двигаясь. Эндрю медленно взял ее другую руку в свою и крепко сжал. Она сжала ее в ответ и в этот момент не просто догадалась, что сейчас произойдет, она поняла, что у них с Эндрю все кончено. – Скажи, Дрю, – спросила она очень тихо, хотя голос был хриплым от слез, – ты когда-нибудь сможешь меня простить?
– Это была не твоя вина, – ответил он. Эти слова в его устах ничего не означали. Они все так устали от выслушивания этих слов за последние полгода.
– Но ты меня простишь?
Вот тут он это и сделал. Эндрю, мученик, падающий на свой меч и позволяющий ей обратить свое чувство вины в ярость.
– Я больше не люблю тебя, Лайла, – сказал он тихим и ровным голосом, тупо вбивая эти слова, как молотком. Послушал, как она начала плакать. Потом прибавил: – Я влюбился в Натали. – Услышал, как у нее перехватило дыхание, как она беззвучно вскрикнула, точно от боли. – Ты это знала. Не притворяйся, что не знала.
– Ты ее просто жалеешь, – всхлипывала Лайла. – Это не любовь.
Эндрю долго молчал, прежде чем ответить. Наконец сказал:
– Это любовь. И я только недавно понял, что для меня всегда существовала только она. Прости. Мне очень жаль.
Лайла повернулась к нему. Она перестала плакать; на ее лице было написано выражение подлинного замешательства, недоверия.
– Всегда? Этого не может быть, Эндрю, не может. Мы с тобой четыре года, ты не можешь так думать.
– Прости, – снова сказал он, вышел из машины и зашагал к станции техобслуживания. Лайла несколько минут сидела, ожидая, что он вернется и скажет, что это была ошибка, что он не хотел, что это неправда. Затем поехала домой одна.
Впереди замаячили огни, много огней. Они добрались до деревни. Эндрю широко расставил пальцы на руле, чтобы ослабить напряжение в руках.
– Слава богу, – выдохнул он.
– Ты никогда мне не говорил, как добрался до дома в ту ночь. Из «Флит».
Он улыбнулся.
– Разве это имеет значение? – спросил он, и сразу же после этого они услышали сзади шум, машину залил поток света, последовал глухой удар, не смертельный, но достаточно жесткий, чтобы их обоих отбросило вперед, ремни безопасности натянулись. Машину повело и вдруг развернуло вправо к краю горы. Эндрю поставил ногу на тормоз, и Лайла почувствовала, как задние колеса заскользили, занося машину к обрыву.
– Не тормози, – беспомощно сказала она, хватаясь за приборную доску и за дверную ручку. – Сними ногу с тормоза.
Он послушался, но было слишком поздно. Лайла закрыла глаза, машина соскользнула с дороги.
24 января1997 г.
Электронное письмо Дэна Эндрю
Привет, дружище.
Черт, когда дела успели так испортиться? Надеюсь, ты в порядке, по телефону ты был совершенно разбитым.
Слушай, она здесь, у меня, с ней все будет хорошо. Я позабочусь о ней, не беспокойся. Она, конечно, пьет по-черному, но я за ней приглядываю. Я убедил ее остаться, по крайней мере до тех пор, пока ее мать не вернется из отпуска, тогда, я думаю, она переедет обратно к ней, и все наладится.
Она явно расстроена. Но ты знаешь, как это у нее бывает: только что разглагольствовала насчет того, как ты разбил ей сердце и она никогда не оправится, а в следующий момент говорит, что уже несколько месяцев знала, что все кончено, но не хотела рвать с тобой, потому что тебя жалела.
Теперь насчет Нат. Тут сложнее. Я так понимаю, ты регулярно видишься и разговариваешь с Нат – если так, скажи ей, чтобы перестала звонить. Лайла еще не скоро будет готова с ней разговаривать. Может, ей следует написать, или я не знаю что. Честно говоря, я думаю, ей не надо проявляться какое-то время, на несколько месяцев по крайней мере. Подождать, пока Лайла найдет себе нового парня (не хочу быть грубым, но ты же знаешь, ждать не так уж долго), пока немного придет в себя.
Как я уже сказал, я присмотрю, чтобы с ней не случилось ничего плохого. Я старался, как мог, убедить ее посидеть дома и надраться вместе со мной, а не мотаться в город, где она может попасть в беду. На самом деле у нас было несколько хороших, долгих разговоров о тебе и Коноре и Джен, обо всем. Все было нормально. С ней все будет нормально.
Удачи тебе, старина. Я приеду в Рединг повидаться с тобой, как только смогу (только не сейчас, потому что Лайла воспримет это так, что я на твоей стороне, и выцарапает мне глаза). Передавай привет Нат. Я думаю, это хорошо, что вы с ней вместе. Я правда так думаю. Это уже давно наклевывалось, так ведь?
Глава семнадцатая
Откуда-то со двора, из темноты, доносился какой-то шум. Брякающий звук, жутковато ритмичный: бам, бам, бам. Как будто кто-то стучался в дверь, умоляя спасти его от непогоды. Или будто кто-то ломал дверь. Джек Николсон с топором и улыбкой маньяка. Дорогая, я пришел. Волосы на затылке Дэна встали дыбом.
– Что это за шум? – спросил он.
Все четверо были в кухне, копошились в полутьме, едва рассеиваемой остатками огня в дровяной печи, обшаривали каждый ящик и каждый шкафчик в поисках свечей.
– Непонятно, – бормотала Джен. – Куда, черт подери, я их положила? Я знаю, что покупала вчера свечи. Знаю, что покупала.
Стук прекратился. Потом начался снова, на сей раз громче.
– Серьезно, что это? – Дэн бросил взгляд на Натали; она тоже выглядела испуганной. – Там кто-то есть.
– Не смеши, – сказал Зак. – Никого там нет.
– Мне кажется, я видела свет, – сказала Натали. – Некоторое время назад.
– Где? – Дэн чувствовал, что сердце несется вскачь. Это было нелепо, но ему действительно становилось жутко.
– На заднем дворе, ближе к лесу.
Бам, бам, бам.
История была прямо как из фильма ужасов. Группа людей приезжает в дом, находящийся в каком-то богом забытом месте, представляющий собой идиллическую картинку днем, но одинокий и пугающий ночью. Разыгрывается буря. Кто-то из членов группы отделяется. Свет гаснет. За окном раздаются странные звуки. Господи боже, не хватает только маньяка в хоккейной маске с мясницким ножом.
Дэн начинал по-настоящему впадать в параноидальное состояние.
– Пожалуй, нам следует просто затаиться на некоторое время, – сказал он, озираясь и стараясь игнорировать неприятное ощущение, что в доме есть кто-то еще, кто-то стоит в затемненном холле и поджидает их. – Давайте просто посидим немного у огня, выпьем. Свет должны включить через минуту.
Джен скептически фыркнула:
– После прошлой бури электричество вырубили почти на тридцать шесть часов. Нам надо найти эти проклятые свечи.
– Куда еще ты могла их положить? – спросила Натали. – Может быть, есть какой-то еще шкафчик, где-нибудь в гостиной?
– О черт, – прошептала Джен.
– Что? – в один голос спросили остальные.
– Я их не купила.
– Что? – воскликнул Дэн громче, чем намеревался.
– Я только что вспомнила, что как раз собиралась их купить, а затем увидела тот коврик в витрине дизайнерского магазина… Ах, черт возьми. Не могу поверить, что я забыла. Я не купила никаких свечей.
– У тебя есть фонарь? – спросил ее Зак.
– Где-то был один… – сказала она, озираясь в темноте.
– О, бога ради! – воскликнул Дэн, надеясь гневом заглушить страх.
Джен не смогла найти фонарь, поэтому они освещали себе путь мобильными телефонами.
– По крайней мере они хоть на что-то сгодятся, – бодро заметил Зак. – Поскольку нет сигнала, я имею в виду.
Дэн был уже по горло сыт этим Заком, его бравадой, его оптимизмом, его чертовым бодрым настроем. Они переместились обратно в гостиную и сели вокруг огня. Дэн захватил из кухни бутылку виски; он налил себе стакан, предложил Натали, которая благодарно ухватилась за предложение. Руки у нее дрожали, дыхание было прерывистым. Пока искали свечи, она держалась, но он видел, что теперь, когда ей стало нечего делать и не было возможности связаться с мужем, а за окном по-прежнему бушевала снежная буря, она начинала сдавать.
Бам, бам, бам.
– Черт, – выдохнул Дэн, проглотив большой глоток скотча. – Это действительно начинает действовать мне на нервы.
– Расслабься, – ободряюще улыбнулся ему Зак. – Я уверен, что там ничего нет.
– Что ты имеешь в виду, говоря «ничего нет»? Как может ничего не быть? Там явно что-то есть. Что-то производит этот звук.
– Чердак, – сказала Джен.
– Ты думаешь, что-то есть на чердаке? – спросил Дэн, а его желудок скрутился в маленький жесткий мячик. – Это доносится не с чердака. Это явно исходит снаружи, а?
– Нет, я не о шуме. Там была пара коробок со всякой всячиной, оставленных прежним жильцом. Какая-то кухонная утварь и принадлежности. Я поставила их на чердак. Думаю, там могут быть и свечи. Такие тонкие, церковные. Я не стала их вынимать.
– Правильно, – сказал Зак, вскакивая на ноги. – Я схожу наверх и принесу. Как попасть на чердак?
– Я тебе покажу, – сказала Джен, поднимаясь.
– Нет, я помню, – нехотя произнес Дэн. – Там есть люк в потолке как раз перед дверью в твою комнату, верно?
– Верно. Там есть приставная лестница. Коробки, кажется, стоят прямо по левую руку. Там не очень много вещей, так что их будет нетрудно найти.
– Все в порядке, Дэн, – сказал Зак Дэну, который собрался идти с ним. – Ты оставайся здесь, с девушками. Я справлюсь.
Дэн сжал кулаки и стиснул зубы. «Оставайся с девушками»? Снисходительный засранец.
– Нет, я знаю, куда иду. Я сделаю. – Он вынул из кармана телефон, проверил еще раз, нет ли сигнала, а затем выставил его перед собой, освещая дорогу в холл и вверх по лестнице. Он был жалко и позорно благодарен Заку, что тот не позволил ему идти одному.
Им потребовалось некоторое время, чтобы поставить лестницу и открыть дверцу люка. Дэн пошел первым, но ухитрился прищемить палец запорным механизмом, так что инициативу перехватил Зак. Дэн постоянно боролся с желанием сказать Заку, чтобы тот отвалил, хотя и не имел времени проанализировать, почему тот так его раздражает. Дело было не только в том, что он не побежал за Лайлой, когда она ушла, и не в том, что Зак был так красив, хотя Дэн понимал, что, несомненно, все решили бы, что в этом причина. Наблюдая, как он бесстрашно карабкается по лестнице на чердак, где могло быть сколько угодно крайне неприятных вещей (крыс, мертвых птиц, злых духов каких-нибудь давно умерших прежних обитателей