Ах, если бы я мог как-то облегчить ее страдания.
Извини. Распустил нюни. В остальном у меня все хорошо. Я сейчас заканчиваю свою учительскую подготовку и в сентябре начну работать в «Грейстоун комп». Жду этого с нетерпением, хотя и страшновато. Я уверен, что мальчики-подростки сейчас очень зрелые. И я знаю, что девочки определенно вызывают больше опасений.
Не хочешь ли ты к нам приехать? Привози с собой месье Жан-Люка! Нам не обязательно оставаться все время в Рединге, я знаю, это не так уж увлекательно. Мы могли бы провести несколько дней в Лондоне или поехать в Котсуолдс или еще куда-то. Я так бы хотел с тобой увидеться, Джен. Мне тебя не хватает.
С любовью,
Эндрю
P. S. Почти забыл сказать: на день рождения Шарлотты и Грейс приезжал Ронан – он был в отличной форме. Много спрашивал о тебе, говорил, что они с мамой очень бы хотели тебя увидеть. Здорово было с ним повидаться: всякий раз, как я его вижу, я чувствую, что как бы мельком снова увидел Конора. Это радует мою душу.
Глава девятнадцатая
В гостинице в деревне оказался только один свободный номер.
– У нас есть для вас люкс для молодоженов, – подмигнув, сообщил Эндрю усатый месье Карон. – Камин, grand lit[13], все в ажуре. – Он одобрительно улыбнулся Лайле, которая как-то ухитрялась выглядеть гламурно даже с прилипшими к лицу волосами и размазанным по щекам макияжем. Лайла оставила Эндрю улаживать формальности, а сама пошла наверх наливать себе ванну.
Гостиница «Ла Пети Оберж» была типично альпийской постройкой на главной улице Вильфранша, между пекарней и табачной лавкой. При ярком солнце она, должно быть, выглядела довольно скучной и невзрачной, но, заваленная снегом, со струящимся из окон теплым светом, показалась Эндрю и Лайле мечтой, настоящим раем.
Им пришлось оставить машину там, где она застряла, – упертой в дерево на склоне горы перед въездом в деревню. К счастью, они не доехали, как боялся Эндрю, до самого края пропасти. В том месте, где они потерпели крушение, было небольшое понижение от дороги, расстояние метров в десять или больше до того места, где земля обрывалась на сотни футов вниз, до самого дна долины.
Им также повезло, что водитель машины, врезавшейся в них сзади, краснолицый мужчина, от которого сильно пахло бренди, не был заинтересован впутывать в дело полицию. Напротив, он очень извинялся, клялся, что во всем виноват только он один, и оставил им свои координаты, обещая на ломаном английском возместить нанесенный ущерб.
Заполняя бланк за стойкой администратора, Эндрю осознал, что у него нет при себе ни кредитки, ни денег, но, к счастью, когда он объяснил, что гостит у мадам де Шассаньи, что живет выше, месье Карон с радостью поверил, что все будет оплачено.
– Ах! La belle anglaise! Vous êtes son frère?[14] – спросил он, вглядываясь в Эндрю в поисках черт семейного сходства.
Ее брат.
– Oui, – улыбнулся Эндрю. – Son frère[15].
Когда с формальностями было покончено, Эндрю устало потащился по лестнице на второй этаж. Он толкнул дверь и вошел в рай: люкс для новобрачных был большой комнатой, в центре которой находилась огромная кровать с пологом на четырех столбиках, по бокам камина стояли два потертых кресла, а крохотное окно под самым потолком выходило на дорогу. Здесь было тепло и чисто и пахло древесным дымом и сосной. В своей промокшей одежде, дрожа от холода, эмоционально вымотанный, он мог бы расплакаться от облегчения.
Пока Лайла грелась в ванне, он позвонил на номер Джен со стационарного телефона, послушал, как она кричит:
– Нат, это он. С ним все в порядке!
Во второй раз за последние минуты он почувствовал, что может заплакать. Он извинился за машину, но Джен, похоже, это не заботило.
– Плевать на машину, – сказала она. – Слава богу, что вы целы.
К телефону подошла Нат. Некоторое время никто из них ничего не говорил. Затем самым тихим и виноватым голосом она сказала:
– Прости. Прости, пожалуйста.
– Все в порядке, – заверил он ее. Все было далеко не в порядке, но он не мог сказать то, что чувствует, даже толком не знал, что именно он чувствует, у него не было времени переварить ее слова. – У меня все хорошо. Я в гостинице в Вильфранше. Здесь совсем не так плохо. Очень комфортно. Не знаю, смогу ли я добыть здесь чего-нибудь поесть, но… что ж. Мы плотно поели за обедом. Так что для меня будет, пожалуй, неплохо пропустить одну трапезу. – Он болтал о пустяках, молол жизнерадостный, бодрый вздор, чтобы замаскировать неловкость. – Извини, что заставил тебя волноваться. Сейчас все хорошо?
– Все хорошо, – ответила она, и опять ее голос был едва слышным.
И вдруг раздался голос Лайлы, такой звонкий, что мог бы резать стекло:
– Дрю, дорогой! Тебе оставить воду?
Он закрыл глаза, почувствовал, как сердце проваливается в желудок, и приготовился к нападению.
Ему было слышно, как жена дышит на том конце провода.
– Хм. – Легкий выдох. – Она что, там, с тобой? В твоем номере?
Эндрю набрал в грудь побольше воздуха.
– У них был только один номер, Нат. Гостиница переполнена. Нам приходится делить один номер.
Щелкнув, телефон умолк.
– Твою мать, – тоскливо проговорил Эндрю.
– Что случилось? – Лайла стояла в дверях ванной в нижнем белье, скрестив руки на груди. Эндрю отвернулся.
– Тебе что, необходимо было так вопить? – сердито спросил он. – Теперь она знает, что мы с тобой делим одну комнату, и я теперь пройду все круги ада, когда снова с ней увижусь.
– Откровенно говоря, мой дорогой, мне на это наплевать, – ответила Лайла. – После того, что она мне сегодня сделала…
– Но я-то тебе ничего не сделал, Лайла? Боже мой, хоть бы вы обе не впутывали меня в это.
Он обернулся и посмотрел на нее. Она стояла все там же, в нижнем белье, привалившись к дверному косяку, с волос стекали струйки воды, подбородок был вызывающе вздернут, но в глазах было что-то похожее на раскаяние. Без одежды она была ошеломительно худой, тазовые кости выпирали над краем розовых трусиков, все ребра четко прочитывались, резко торчали ключицы. Она выглядела невозможно хрупкой, ломкой. У Эндрю возникло самое отчаянное, всепоглощающее побуждение обнять ее, он так явственно вспомнил в этот момент, каково это было, ее любить. Он закрыл глаза и отвернулся.
12 сентября 2009 г.
Электронное письмо Лайлы Джен
Моя дорогая Джен!
Я сегодня думала о тебе и буквально не могла вспомнить, когда мы в последний раз были на связи. Помню, что ты писала мне на Рождество, и я получила от тебя открытку на день рождения, так что, полагаю, точнее было бы сказать, что я не могу припомнить, когда я в последний раз тебе писала. Я плохая, очень плохая подруга. Я очень, очень плохой человек. Но, опять же, ты ведь уже это знала, правда, дорогая?
Ну, все равно, как поживаешь? У меня отвратительный период. Меня в прошлом месяце уволили с моей дерьмово оплачиваемой работы, и я теперь пытаюсь найти внештатную работу в сфере рекламы. Будь проклят этот чертов рынок. Честное слово. Почему не может быть, как в 2002 году, когда все брали в кредит кучи денег и бросали их направо и налево? Плюс к тому, мама болеет, что ужасно. Просто ужасно. Она спрашивает о тебе, она всегда тебя любила. Ты бы приехала нас навестить.
Но ты ведь не поедешь меня навещать, верно? Я тебя не виню, я, вероятно, тоже не стала бы себя навещать. Черт, была ведь какая-то причина, почему я тебе пишу, но, хоть убей, не могу вспомнить. А, вспомнила. Я слушала радио, и там передавали песню «White Lines», и я вспомнила, как Эндрю, Дэн и Конор исполняли тот дурацкий танец на том жутком благотворительном конкурсе талантов в колледже, и мы смеялись до слез. Вот что это было. Это навело меня на мысль о том, что я уже больше так не смеюсь, и я подумала, какая жалость. Я скучаю по вам, по всем вам. Даже по подлой корове Натали.
О, Джен. Сколько всего я бы сейчас сделала по-другому. Мне так жаль. Ты даже не представляешь, как я сожалею обо всем, что сделала неправильно, и о той боли, что причинила другим.
Желаю тебе много любви, надеюсь, что ты счастлива.
Ну, пока.
Глава двадцатая
Джен медленно двигалась по дому, ведя пальцами по гладкой прохладной поверхности оштукатуренных стен на втором этаже, по шершавому камню стены на лестнице. Она поставила свечи в каждой комнате. Буря начала стихать, скрип балок на крыше стал тише, снегопад ослаб. В доме царила атмосфера странной, напряженной тишины. Натали сидела в кухне, кипя от негодования. Зак потихоньку завертывал картофелины в фольгу, чтобы приготовить в дровяной печи на тот случай, если кто-то проголодается. Дэн сидел в гостиной с бокалом вина. Он был чем-то встревожен, что было заметно с тех самых пор, как он спустился с чердака. Джен задавалась вопросом, не связано ли это с его девушкой.
– Как ты? – спросила она Дэна, садясь в кресло напротив него. Он поднял взгляд и улыбнулся ей очень грустной улыбкой, той, прежней улыбкой. Эту улыбку она помнила. – Что случилось? Что-то, связанное с Клодией?
Он покачал головой:
– Нет-нет. Ничего. Ничего… такого.
Но было очевидно, что это не так.
– Судя по твоему виду, что-то случилось. Ну же. Расскажи мне.
Чуть приподняв брови, он посмотрел прямо на нее и произнес:
– Это было давно.
Джен опустила взгляд.
– Ты тоже так думаешь? Как и Натали, ты думаешь, что я хотела вас наказать?
– Нет. Я так не думаю. Хорошо бы… – начал он и умолк.
– Я знаю, что-то тебя беспокоит. Это ведь не тот стук, правда? – Она улыбнулась ему. – Это может стучать просто дверь сарая. Я могла забыть ее закрыть.