Вместо этого он повернулся к Натали и сказал:
– Значит, в эти выходные у тебя? Можно мне привести кого-нибудь?
Тогда Джен на него посмотрела: только на миг глаза их встретились, а потом она снова потупила взгляд. Ее щеки покраснели, и она сделала длинный глоток вина.
– Конечно, можно, – сказала Нат. – А кто она?
Все смотрели на него и улыбались в ожидании. Дэн не сводил глаз с Джен.
– Еще не решил, – сказал он. – Есть некоторые соображения.
Губы Джен дрогнули, как будто она собралась что-то сказать, но потом отвернулась и легонько чмокнула Конора в щеку.
– Боже, как жарко, – сказала она и отошла.
Конор и Эндрю отвечали за барбекю. Два альфа-самца, перевертывавшие ломти мяса на горячих углях. Дэн сидел сбоку, потягивая пиво, и слушал, как Натали и Лайла болтают о фильмах, о платье, которое Лайла планирует купить. Он мысленно отключился от них, но при этом не спускал глаз со ступенек, ведущих в кухню, ожидая, когда Джен выйдет из дома. Он подумывал о том, чтобы самому пойти ее поискать. Он хотел посмотреть ей в лицо, хотел извиниться, хотел чего-то определенного. Хотел находиться к ней так близко, чтобы почувствовать запах ее кожи. Он допил пиво и собрался уже встать, чтобы идти в дом, когда девушки решили, что они пойдут готовить «Пимз»[27], и шанс оказаться с Джен наедине был упущен.
Натали вышла через несколько минут, неся кувшин и бокалы. Она налила бокал ему и, усевшись возле него на стол, стала задавать вопросы о Норвиче и девушках, о которых он упомянул, но на протяжении всего времени наблюдала за Эндрю, и Дэн почувствовал боль за нее и за себя. Они с ней были похожи, никогда не получали того, что хотели. Он смотрел на нее, маленькую и хорошенькую; сейчас волосы у нее были подстрижены короче, чем обычно, отчего зеленые глаза казались больше. Он подумал о временах, когда пытался сблизиться с ней в колледже; сейчас он уже не смог бы этого сделать, это было бы неправильно, странно. Но он ощущал родство между ними, связь, близость.
– Бедная Нат, – сказал он, обнимая ее за плечи.
– Что ты хочешь этим сказать, «бедная Нат»?
– Ты и я, дорогая… О, это я так. Просто так. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку и крепко прижал к себе, и в этот момент Эндрю обернулся и посмотрел на них. Что-то промелькнуло в его лице, быстрое, мимолетное, какая-то тень. Гнев. Дэн улыбнулся ему недоуменно, задавая безмолвный вопрос, но не успел получить ответ, потому что из дома раздался грохот. Эндрю закатил глаза.
– Это, видимо, Лайла бьет посуду, – пробормотал он.
Однако это была не Лайла. Это была Джен. Эндрю и Конор пошли в дом посмотреть, что случилось. Через некоторое время они вернулись.
– Она потеряла сознание, – сказал Конор. – Похоже, ударилась головой. Пусть полежит. Надеюсь, все будет в порядке. Думаю, это просто жара и алкоголь без еды. Последнюю неделю или две она чувствует себя неважно. – Должно быть, Дэн выглядел расстроенным, потому что Конор улыбнулся и похлопал его по руке. – С ней все нормально, дружище. Она через минуту выйдет. Просто оставим ее в покое на время.
Дэн выждал несколько минут, пока Конор снова не занялся барбекю, пока Эндрю и Натали снова не погрузились в разговор. Он проскользнул в дом, прошел по коридору и вошел в спальню Эндрю и Лайлы. Тихонько постучал и толкнул дверь. В комнате царил полумрак, занавески были задернуты. Она лежала на боку, к нему спиной.
– Как ты, Джен? – спросил он, и она повернулась к нему лицом. Она ничего не сказала. Медленно, чуть дыша, он приблизился к кровати. Ее взгляд был устремлен на него; она улыбнулась, но в глазах стояли слезы. Он сел рядом, наклонился и поцеловал ее.
– Не надо, – сказала она.
Он ничего не мог с собой поделать, ему надо было прикоснуться к ней, снова почувствовать ее кожу кончиками пальцев. Он положил руку на ее талию, по-прежнему не сводя с нее глаз, но она покачала головой.
– Не надо, – снова сказала она и произнесла его имя. – Дэн, не надо. – Он хотел что-то сказать, ему нужно было сказать, что он ее любит. На миг он запнулся в нерешительности, стараясь найти слова, это было так глупо, ведь это была простейшая в мире вещь – сообщить ей, что он чувствует. Она отвернулась, перекатившись на другой бок, попросила его уйти, и он ушел.
В коридоре он столкнулся с Конором.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Конор.
– Просто хотел убедиться, что с ней все в порядке.
Конор стоял перед ним, меньше чем в футе от него, загораживая путь.
– Я же велел оставить ее одну, – настаивал он.
– Извини, – Дэн ненавидел себя в этот момент за то, что опустил взгляд, за то, что подчинился.
Конор глубоко вдохнул, выдохнул.
– Да ничего. Я понимаю. Ты тоже извини. Немного нервничаю. Беспокоюсь за нее.
– Конечно, – Дэн посмотрел ему в глаза и улыбнулся. Конор улыбнулся ему в ответ, но его глаза будто что-то искали в лице Дэна. – Иди посиди с ней, – сказал Дэн, и улыбка улетучилась с лица Конора.
– Да. Я так и сделаю.
Дэн и Лайла напились в тот вечер и вели себя шумно. Еще долго после того, как остальные ушли, они танцевали в саду. Когда на следующее утро он проснулся, то не мог точно вспомнить, чем закончился вечер. Он не помнил, как прощался с Конором, не помнил, видел ли вообще Джен после того, как побывал в спальне и поцеловал ее. Он помнил, как Лайла сообщала ему какой-то секрет, нечто такое, что он ни под каким видом не должен передавать остальным. Но он в любом случае не мог никому его передать, потому что не помнил, в чем этот секрет состоял.
Глава тридцать девятая
В понедельник, через три дня после случая с обмороком, Джен пошла к врачу. Это не был ее обычный врач, это был частный кабинет в шикарном таунхаусе неподалеку от Линкольнс-Инн-Филдс, где ей задавали вопросы и дали бланк для заполнения. Они списали с ее карты 390 фунтов и вручили ей коробочку, содержащую четыре пилюли, две из которых надо было принять сразу, а две – через двенадцать часов. Все началось в середине ночи. Конор спал, она взяла одеяло и сидела на унитазе, пока ребенок с кровью выходил из нее.
Она ожидала, что будет что-то чувствовать, ожидала, что будет плакать, испытывать опустошенность, но вместо этого была странно оцепенелой. Казалось, в ней не осталось никаких чувств; она была истощена, измучена, прошедшие шесть недель вытянули из нее все.
Ночь, проведенная с Дэном, казалась теперь такой далекой – та ночь и день после нее, и день после этого дня, когда она пыталась представить себе, как все это будет выглядеть, если она оставит Конора и уйдет к одному из его ближайших друзей. Когда она рисовала себе свою жизнь после этого, ей представлялось нечто унылое и безрадостное. Злой Конор, с разбитым сердцем, сторонящиеся ее друзья, а ее отношения с Дэном были бы изрядно исковерканы, еще не начавшись, потому что все то, что они испытывали друг к другу, было бы отравлено чувством вины. Она писала письма Конору и Дэну, а потом рвала их. Она думала о том, как бы пошел разговор с Конором, если бы она рассказала ему о том, что сделала, в подробностях изложила бы, как его предала.
Она думала о письме Конора, которое он написал среди ночи, после ссоры и того телефонного разговора, письме, где каждая строчка дышала любовью и радостью. Она помнила его слова, когда он перечислял, как и чем она делает его счастливым, когда говорил, что ее смех – это самый прекрасный звук на свете, говорил, как сильно ее желает.
В первый раз она прочла это письмо в слезах, при этом ее чувство вины увеличилось тысячекратно. Но оно вернуло ее к себе, на то место, которое ей полагалось занимать. Было так, словно кто-то нажал кнопку возврата в исходное положение. Она почувствовала ясность. Она уже не пребывала в смятении чувств. Да, она не испытывала счастья, и чувство вины никуда не делось, не изменилось и то, что она испытывала к Дэну, но она читала слова Конора, и они ее успокаивали. Она любила их обоих. Всякий, кто говорит, что нельзя быть влюбленным в двух людей одновременно, идиот: это неправда, что существует ограниченное количество любви, которое можно испытывать. Итак, она любила двух мужчин. И ей надо было сделать выбор. Если ты не хочешь лгать, и изменять, и причинять людям боль, ты должен сделать выбор и его держаться. Джен выбрала Конора.
Теперь, после того как выбор был сделан, ей предстояло сообщить об этом Дэну. Они встретились за день до того, как Конор должен был вернуться из Ирландии; Джен послала Дэну электронное письмо, прося о встрече, и Дэн прибежал, не задавая вопросов. Она стояла возле станции метро «Ричмонд», ожидая его. Был красивый, свежий весенний день, небо цвета кобальта, самый подходящий день для того, чтобы бродить вдоль реки и пообедать где-нибудь в пабе, прогуляться по Ричмонд-парку и полюбоваться оленями. Джен нервничала, беспокоясь, что Дэн не появится, и страшась момента его появления. Когда она увидела, как он размашистым шагом выходит из метро, с руками, засунутыми в карманы, с поднятым воротником куртки, этакий Джеймс Дин, возвращающийся после загула, худощавый, бледный и немного потерянный, она почувствовала, как у нее дрогнуло сердце. Когда он заметил ее и улыбнулся, она подумала, что не сумеет этого сделать, не сумеет удержаться от того, чтобы его расцеловать.
Но она сумела. Она не могла сказать ему, что влюблена в него, потому что кто знает, куда бы это привело. Она поступила правильно: она ему солгала. Она сказала ему, что всегда была влюблена только в одного человека и всегда будет любить только его. А Дэн повел себя идеально, он не разозлился и не умолял, просто обнял ее и сказал, что все в порядке, что он понимает, а она не могла взглянуть на него, не могла смотреть ему в глаза, потому что ей невыносимо было видеть их выражение; обидела она его или нет – в обоих случаях это надрывало ей сердце.
Казалось, все это случилось с кем-то другим, потому что это было до того, как она осознала, что непоправимо все испортила, когда еще думала, что все может вернуться к нормальному состоянию. Она думала, что если сможет поехать во Французский дом и провести некоторое время наедине с Конором, вдали от Дэна, то все уляжется, и когда они с Конором вернутся в Лондон, Дэн будет с другой девушкой, и она уже больше не будет его любить, и все вернется на круги своя.