– Я поеду с Эндрю, – сказал он. – Не волнуйся.
– Ладно.
Он не сразу ушел; сначала постоял перед ней, улыбаясь, затем обхватил обеими руками за талию и поцеловал, прижимаясь лицом к ее лицу.
– Моя красавица. Ты не представляешь, как я тебя люблю.
Ее щеки были мокрыми, но она не плакала. Конор поцеловал ее еще раз и еще, а потом отошел.
Часть третья
Глава сорок третья
Июль 2013 г.
Дэн чувствовал, как его веки тяжелеют и опускаются. Мягкое жужжание пчел над лавандой действовало на него усыпляюще. И еще жара. Он работал в амбаре, раздвижные двери которого были широко раскрыты, впуская внутрь легчайший из ветерков, а вместе с теплым воздухом внутрь входил аромат трав. Он купил горшки с лавандой и розмарином, чтобы поместить во дворе – пчелы их обожали, как и кошка, которая появилась неизвестно откуда три недели назад. Она лежала, гладкая и черная как уголь, под цветущей лавандой, время от времени вытягивая лапу, чтобы ударить по насекомому, или поднимая голову, чтобы понюхать цветы. Кошка была дикая и не подпускала Дэна близко к себе, но с удовольствием съедала объедки, которые он ей выставлял. Дэн находил ее присутствие успокаивающим, у него никогда не было домашних животных. Он подумывал о том, чтобы завести собаку, но спрашивал себя: не уйдет ли в этом случае кошка?
Он отпил большой глоток теплого кофе и подумал, не сделать ли себе еще, но для кофе было слишком жарко, больше тридцати градусов, а не было еще и половины одиннадцатого утра. Может быть, Лайла права, может быть, ему все-таки придется построить бассейн. Для этого есть превосходное место, прямо перед дубами, на южной стороне дома, довольно ровный кусок земли, весь день освещенный солнцем. Не в этом году, подумал он, хотя если не в этом году, Лайле будет от него мало пользы. Он покачал головой, крутанул пару раз плечами и снова вернулся к своему сценарию.
Сценарий шел хорошо. Он не стыдился признаться себе в том, что это была лучшая работа, какую он делал на протяжении очень длительного времени. Текст тек ровно и гладко, работа шла устойчиво на протяжении дней, недель, без остановки, без желания остановиться. Он искренне не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал такие чувства по отношению к работе, такого не было годами, с того самого времени… Ну, словом, уже долгое время.
Работа оказывала катарсическое действие. Омолаживающее. Сейчас он чувствовал себя сильнее, чем все последние годы, жил правильнее, чем жил годами: вставал рано, бегал, меньше пил, хорошо ел. Яйца, молоко и куры с фермы выше по дороге, пернатая дичь от охотников.
– Эта штука, которую ты пишешь, – сказала Лайла, – надеюсь, это не год в чертовом Провансе?[28]
Нет, это было не то, но могло бы быть, судя по тому, что он чувствовал. Он был влюблен в эту сельскую местность, в причудливые деревни на склоне горы, в каменные фермы. Ему нравилось покупать на рынке сыр и оливковое масло и колбасу из диких свиней, он даже пытался выучить французский.
Он купил дом, подчинившись мимолетному порыву, неожиданно для самого себя. Проснулся однажды утром, примерно месяц спустя после того, как Клодия его бросила, прошелся по квартире в боксерках, сосчитал пустые бутылки из-под скотча в мусорном контейнере, проверил свой телефон и обнаружил, что набирал ее номер прошлой ночью между половиной первого и двумя восемнадцать раз. Если дела пойдут так и дальше, он либо упадет пьяный с винтовой лестницы и сломает шею, либо Клодия предъявит ему иск за домогательство. Ни то ни другое не было вдохновляющей перспективой.
Поэтому он позвонил Джен. Когда она в январе переехала в Оксфорд, то прислала ему электронное письмо. Он на него не ответил. И вот в конце марта он набрал ее номер.
– Ты его продала? – спросил он. – Дом, я имею в виду. Он ушел?
– Ничего подобного, – сказала она. Голос звучал устало. – Было одно предложение, на пятьдесят тысяч евро ниже запрашиваемой цены. Погода там была чертовски скверная; думаю, у агента было не больше трех потенциальных покупателей. Я думаю, он собирается забыть о нем на несколько месяцев, а летом попытаться снова.
– Я возьму его. Я его куплю. Я хочу купить Французский дом.
– Что? Не глупи. Мне не так уж нужны деньги, Дэн. Во всяком случае, пока.
– Нет, я его хочу. Я хочу там жить. Я его беру.
Поначалу она отказалась. Возможно, подумала, что он покупает его из жалости к ней, или, может быть, заподозрила какой-то другой, скрытый мотив. Способ заполучить кусочек ее, нерушимую связь с ней. Он повысил цену, что лишь усилило ее решимость не продавать дом ему. Тогда он сказал: «Это не ради тебя, Джен, я делаю это не ради тебя. Я хочу этот дом, у меня такое чувство, что он мне нужен. Я отчаянно хочу уехать. Пожалуйста».
И она уступила.
Он переехал в дом первого мая. Дом был не похож на тот, что он оставил в декабре, зато похож на тот, что он оставил шестнадцать с лишним лет назад. День прибытия прошел будто во сне; он ходил из комнаты в комнату, в шортах и футболке, ступая босыми ногами по холодным каменным плиткам, и глазел в окна. Он так и ожидал увидеть остальных, ухватить обрывки разговора, услышать звенящий с верхнего этажа смех. Теперь он понял, что имела в виду Джен, когда говорила о призраках. Дом был жутковатым.
Он нашел это таким нервирующим, что сразу же переехал в амбар – постройку, которой не было в те далекие дни и в которой, таким образом, не могло быть призраков прошлого. У амбара тоже был совершенно другой характер летом, чем зимой; он был наполнен теплом и светом и доносящимся время от времени запахом усадьбы. Дэн переехал в амбар и начал писать и с тех пор почти не останавливался.
Порой ему требовалось выезжать в Лондон, чтобы встретиться со своим агентом или с продюсерами, посетить какое-нибудь светское мероприятие. Впрочем, он свел социальные контакты к минимуму; было так мало людей, которых он желал видеть, и так много тех, кого хотел избегать. На последней вечеринке, которую он посетил, дело кончилось тем, что он получил бокал шампанского в лицо и двухдюймовую царапину на шее – знак внимания от Клодии.
Да и здесь тоже были свои потрясения. Самое большое случилось через три недели после того, как он переехал, в виде неожиданного телефонного звонка от Зака (кто бы мог подумать?), который просил об одолжении. И вот так получилось, что то место, куда он сбежал, чтобы быть в одиночестве, обернулось местом, в котором он начал строить что-то вроде семьи.
15 июня 2013 г.
Дорогой мой Дэн!
Сase passe bien à Villefranche?[29]Я надеюсь, ты полностью обжился на новом месте. Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся к месье Карону. Его английский совсем неплох, и он абсолютный душка, к тому же знает всех местных мастеров и договорится о выгодных сделках для тебя, если тебе понадобится что-то сделать. Не пытайся ничего организовывать напрямую, они за версту чуют наивного англичанина.
Что касается главной новости: ребенок родился в среду. Это девочка, ее зовут Изабель, она весит шесть фунтов и четыре унции[30]. Десять пальчиков на руках, десять на ногах, карие глаза и на удивление густая шапка темных волос. Я скоро пришлю тебе фото по электронной почте.
Эндрю и Нат приехали навестить меня в больнице, и Нат побудет со мной несколько дней, пока я буду привыкать быть мамой. Думаю, через несколько дней я уже освоюсь. Поразительно, до чего я вымотана. Я знаю, все всегда говорят, что ты, мол, будешь измучена, но такого я не ожидала. Тем не менее это чудесное чувство. Сколько бы раз тебе ни твердили, что ты будешь чувствовать, ты все равно не вполне готов к этому. Я знаю, это тоже все всегда говорят, но это правда. Потому-то об этом все и твердят, как я полагаю. Это неописуемо.
Надеюсь, что пребывание в горах дает тебе то, что тебе необходимо. Там так красиво, так тихо, но также ужасно одиноко. Я от души надеюсь, что у тебя все хорошо.
С огромной любовью,
Глава сорок четвертая
У Лайлы в голове уже несколько дней звучала «Баллада о Люси Джордан», и она ее постоянно мычала – отчаянно хотелось спеть, но не все слова помнились. Что-то насчет проезда по Парижу в спортивной машине, о старении, о лишении себя таких вещей, о которых всегда мечтал.
Она не могла вспомнить, где слышала ее в последний раз, но песня приводила ее в уныние, больше, чем можно было ожидать. Проезд по Парижу не относился к вещам, которых она себя лишила. Да, то было не в спортивной машине, а на заднем сиденье мотоцикла, но это не важно. Главное – быть девятнадцатилетней и ехать по набережной Целестинцев на закате, или на восходе, или неважно когда с красивым мужчиной в кожаной куртке. Это с ней было. Она лишила себя других вещей.
Сейчас они ехали обратно с пляжа. Дэн одолжил им свой «Ауди», у которого они опустили верх. Был красивый жаркий день. Когда она закрывала глаза, мир был оранжевым. Мягкий теплый бриз обвевал ее, кожа казалась туго натянутой от песка и соли. Она могла быть где угодно, в какое угодно время. Ей могло быть семнадцать лет, когда все еще впереди, включая парня с мотоциклом и кожаной курткой на набережной Целестинцев.
Она постарается сохранять это ощущение. Она теперь все будет делать по-другому.
– Все путем, крошка?
Зак протянул руку и сжал ее бедро. Она на секунду открыла глаза и улыбнулась ему, насколько можно ободряюще. Ну, может быть, не все так уж по-другому. Если бы ей пришлось жить заново, ей бы все равно понадобился Зак.
– Тебе не холодно? – спросил он. – Я могу достать одеяло, если хочешь.
– Все хорошо, – сказала она, накрывая его руку своей. – Спать хочется.
– Поспи, крошка. Еще пара часов.