Они были на пляже в Ментоне. Выехали вчера рано утром, провели весь день, лежа на солнышке, и все сегодняшнее утро тоже. Она даже немного поплавала в море. Средиземное море оказалось холоднее, чем ей помнилось, холоднее и прозрачнее; ныряние вызвало у нее шок. Она вскрикивала, и хватала ртом воздух, и брыкала своими слабыми ногами, молотила руками, но через некоторое время расслабилась и, закрыв глаза, стала покачиваться на спине, а Зак кружил вокруг нее, словно дружелюбная акула. Когда она довольно наплескалась, то обнаружила, что у нее нет сил выйти на берег, и ему пришлось ее понести.
Она никогда прежде не бывала в Ментоне, но поехала бы еще, будь у нее время. Здесь не было той гламурности, что в Кап-Ферра, но, видит бог, она и не чувствовала к этому склонности. Ментона была истинным морским курортом, многолюдным, оживленным и довольно итальянистым, всего в миле или двух от границы – некоторым образом более дружелюбным, чем большая часть Лазурного Берега, хотя Лайла подозревала, что ей так показалось потому, что она пребывала в более сентиментальном настроении, чем обычно.
Они остановились в отеле типа «ночлег и завтрак», в номере с балконом, выходящим на площадь Сен-Мишель, и с видом на море. Она бы осталась здесь еще на день, два или три, но не привезла с собой все свои таблетки и боялась очередного приступа сильной головной боли.
– Мы приедем еще, – сказал Зак. – И поживем подольше в следующий раз.
Она открыла глаза и посмотрела на него; брови его были слегка нахмурены, потому что он щурился на солнце. Она привыкла к этой нахмуренности, которая теперь все время омрачала его лицо, похоже, он постоянно смотрел на нее с беспокойством. Было больно это видеть, но, сколько она ни пыталась, никак не могла его прогнать. Он любил ее, любил так, как никто никогда не любил, и с этим ничего нельзя было поделать. Он никуда не уходил. Лайла утешалась мыслью, что, будучи таким молодым и красивым, он оправится.
Это была идея Зака – приехать во Францию. Когда она получила окончательный диагноз, тот важный, тот скверный диагноз, он сказал: «Мы можем поехать во Французский дом. Можем провести лето там, это будет намного лучше, чем оставаться в Лондоне. Дэн тебе должен, ты так сказала, и он это знает. У нас даже был разговор об этом». Лайла сказала ему, что об этом не может быть и речи, она еще никому не сообщала, она не готова к этому. Но Зак взял на себя инициативу и все равно связался с Дэном. Лайла была в ярости; последовала ужасная ссора, самая худшая, какая у них была, она продолжалась не один день. Она отказывалась с ним разговаривать, она вышвырнула его из квартиры, отобрала у него ключи. Он спал в коридоре возле их квартиры. Она наговорила ужасных вещей, сказала, что его не любит, никогда не любила. Он покупал цветы и провизию и говорил ей: что бы она ни делала, он будет рядом с ней. Наконец она сдалась. Его воля оказалась сильнее, чем ее, кто бы мог подумать?
Она погрузилась в сон. А когда проснулась, машина уже не двигалась. Она была припаркована в тени у обочины, но не шоссе, а маленькой дороги.
– Зак?
– Ты дрожала, – раздался у нее за спиной его голос. Он рылся в багажнике и появился перед ней с шерстяным одеялом. – Вот, возьми. Теперь уже недолго. С полчаса или около того. Может, поднять верх?
– Нет. Оставь опущенным.
– Ладно. – Он перегнулся через дверцу и нежно поцеловал ее в губы.
Она уютно свернулась под одеялом, и они снова тронулись в путь.
– Когда они приезжают? – спросила она. – Я забыла.
– В четверг.
– А сегодня что?
– Понедельник, любимая.
– Хорошо.
– Ты нервничаешь?
– Да.
Эндрю и Натали присоединятся к ним через три дня, вместе со своими дочерьми. А через некоторое время, она не помнила точно когда, Джен тоже приедет, с малышкой. Лайла не могла вспомнить имя ребенка. Она постоянно что-то забывала, информация просто стиралась у нее из памяти, и когда ей напоминали, это было как открывать что-то в первый раз, не было чувства знакомости, отрадной вспышки узнавания. Она ненавидела это ощущение каши в голове больше всего, это было похоже на страх, хуже, чем головные боли, хуже, чем изнурение. Оно напоминало ей о провалах в памяти, которые были у нее, когда она пила. Это было ощущение, что время теряется навеки и никогда не вернется.
Она крепко зажмурилась и опять открыла глаза, откинула голову назад и посмотрела на небо, по-прежнему густо-лазурное и совершенно безоблачное. Сосчитай свои подарки судьбы, Лайла. Мужчина, который тебя любит, который останется с тобой, несмотря ни на что. Крыша над головой, и не просто какая-нибудь крыша. Друзья.
Она не была полностью уверена в том, чего ожидать от друзей. Она написала Натали, рассказав ей о своей болезни и о том, что гостит у Дэна, и попросила приехать. Им надо было расставить все точки над «и», привести в порядок все дела. Она не могла сделать это по телефону, она не могла сделать это в письме или по электронной почте, это надо было сделать с глазу на глаз.
Когда они ехали по подъездной дорожке, солнце как раз опускалось за выступ горы; Лайла увидела, что Дэн стоит у кухонного окна и ждет их. Через несколько секунд он появился в дверях, хмурясь.
– Я уже начал беспокоиться, – крикнул он. – Хорошо провели время?
– Изумительно, – хрипло ответила Лайла. Она кашлянула. – Это было чудесно. Ты должен тоже поехать в следующий раз.
В следующий раз. Они все время строили планы, она и Зак. Зак не поставил на ней крест. И почему бы не строить планов, подумала Лайла. Она знала, что Дэна это приводит в замешательство, но почему бы не строить планов? Не то чтобы они назначали точную дату, предельный срок. Будет время для еще одной поездки на пляж, будет время и для нескольких.
Дэн открыл дверь машины с ее стороны, помог ей выйти.
– Ты загорела, – сказал он, целуя ее в щеку.
– Надеюсь, что так, – улыбнулась она ему своей самой ободряющей улыбкой. Было видно, что он вглядывается в ее глаза, в ее лицо. Как она себя чувствует? Правда ли хорошо? Он делал это всякий раз, когда они расставались больше чем на день. Зак тоже так делал.
Это выглядело нормальным у Зака, но было забавно, когда такое внимание исходило от Дэна, потому что на протяжении лет, долгое время они не были близки, и она забыла, каким милым он может быть, каким заботливым. В своем гневе по поводу того глупого чертова фильма Лайла полностью забыла, как добр был к ней Дэн, когда ее бросил Эндрю, когда ее предала Натали, когда Джен уехала и она осталась совсем одна.
Именно Дэн убедил ее приехать во Францию. Он написал ей электронное письмо, приглашая приехать, а затем, когда она отказалась, позвонил и умолял ее, что само по себе было приятно. А когда она все равно отказалась, он принялся объяснять, что это ради него, рассказывал ей, как он сходит здесь с ума совсем один, как он одинок. Разве она не помнит, спрашивал он, как он больше всего ненавидел быть один? В тот момент она ему поверила, хотя как только они с Заком приехали, стало ясно, что он совершенно счастлив здесь и совсем не чувствует одиночества. Все равно ей понравилось, что он старался.
И она чувствовала к нему жалость. Бедный старина Дэн, никогда-то он не получал того, чего хотел, а когда получал, ему это было больше не нужно. Он был одним из тех людей, которые не созданы быть счастливыми.
Они пришли к такому выводу с ним вместе, однажды ночью, вскоре после того, как они с Заком приехали. Зак пошел спать, а Лайла с Дэном остались пить вино и рассуждать о том, как они безнадежны, и обо всем том, что они сделали неправильно, и о том, как некоторые люди просто не способны к счастью, оно просто обходит их стороной, в отличие от других. Потом они решили, что все это чушь собачья и они занимаются саможалением, а это глупо, и если они несчастны, то это полностью их собственная вина. Они говорили о том, что, если бы у них был такой шанс, они все переделали бы по-другому или по крайней мере большую часть. Затем Дэн поставил песню Эдит Пиаф «Je Ne Regrette Rien», и они танцевали в гостиной и хохотали до слез.
16 июля 2013 г.
Дорогая Натали!
Мне трудно писать это письмо по многим причинам. Поэтому я постараюсь короче. Мне нужно тебя увидеть; есть дела, которые нам с тобой нужно уладить. Ты можешь думать, что все уже сказано, но у меня такое чувство, что если ты дочитаешь это письмо до конца, то изменишь свое мнение.
Я не собираюсь впадать в мелодраматизм или что-то подобное, но я умираю. Нет, серьезно, это так. Не смейся.
Но и не печалься. Просто приезжай со мной повидаться. Я во Французском доме, у Дэна. Я пробуду здесь еще некоторое время, несколько недель по крайней мере. Пожалуйста, приезжай, привози Эндрю, привози своих дочерей. Я бы очень хотела с ними познакомиться. Если ты не приедешь, я просто-напросто объявлюсь у твоей двери в Рединге, а ты только подумай, как неудобно это будет.
Мне нужно тебя видеть, Нат. Мне действительно нужно.
С любовью,
Глава сорок пятая
Август 2013 г.
Дежавю. Аэропорт, автостоянка, бесконечные поиски серебряного «Ситроена». Точно, как в прошлый раз, только хуже, потому что теперь они путешествовали во влажной, удушающей жаре с двумя несчастными девочками-подростками, которые нехотя тащились за ними, когда каждое движение давалось с усилием, каждое выражение лица было брюзгливым, каждый ответ на каждый вопрос сопровождался пожиманием плеч или закатыванием глаз. А Эндрю был не расположен никого умиротворять, ни своих дочерей, ни Натали.
Он трижды огрызался на нее за время короткого, но напряженного переезда от аэропорта до шоссе. Он резко выражал недовольство, и не в первый раз, что она снова решила взять билеты на рейс до Марселя, хотя до Ниццы было куда более удобно. Она четырежды объясняла ему, что цены на билеты до Ниццы были вдвое выше, чем до Марселя, но он не слушал. Это был новый стиль их отношений. Не было больше мягкого хождения Эндрю на цыпочках вокруг нее.