– Эндрю. – Голос Лайлы был больше похож на выдох. – Тебе не надо постоянно быть таким сильным. Ты не несешь ответственности за всех.
– Она так говорит, ты так говоришь, Джен так говорит… – Голос его оборвался, ему казалось, что он сейчас заплачет, и он не понимал почему. – У меня ощущение, что я потерял себя где-то в тот уик-энд перед Рождеством и в последующие недели. Я думаю, что очень сильно зависел от того, каким видит меня Нат, от того, какова наша совместная жизнь. Ты знаешь, что она мне сказала, Лайла? Что не хочет больше быть моим наказанием. Я не знаю, что с этим делать. Она говорит такие вещи, она говорит о нашей жизни так, словно она была нехороша, и я просто не знаю, что ответить. Это так, будто мы с ней все это время жили в каких-то разных браках, как будто мы жили не одной и той же жизнью.
– Некоторые вещи… – Она запнулась, голова упала, пальцы прижались к вискам.
– Лайла?
– Болит.
Он придвинулся ближе к ней, обнял за плечи и прижал к груди.
– Некоторые вещи говорятся в гневе. Но, Эндрю, в тебе есть что-то такое… – Она перестала говорить и глубоко задышала.
– Лайла, тебе нужно лечь, нужно отдохнуть сейчас. Мы договорим завтра.
– Нет-нет! – вместо голоса у нее раздавалось шипение, хриплый шепот, как у старухи. – Мы должны разобраться с этим, ты должен разобраться с этим. Какая-то часть твоего существа настроена только на искупление вины, и она это видит. Ты сделал достаточно. Ты заплатил свою цену. Теперь остановись. Сейчас ты исчерпан. Ты все сделал правильно. Ты женился на такой женщине! И она тебя любит. Ты вырастил красивых умных дочек. Они – лучшая часть вас обоих, эти двое, они энергичны, они умны, они красивы. Ты усердно работал. Ты прожил хорошую жизнь. – Она сидела, прижавшись к нему лицом, и ее слезы намочили ему рубашку. – Я тебе завидую. Как жаль, что я не прожила такую жизнь, как у тебя. Я все время собиралась совершить что-нибудь правильное, но как-то так и не собралась. Ну не глупо ли?
Они сидели в темноте, он обнимал ее и негромко говорил о том, что она сделала правильно: о том, как она любила людей, беззаветно, безудержно, о том, как заботилась о своей матери, говорил о ее щедрости. Он не был уверен, что она слушает, не был даже уверен, что она его слышит, но наконец плач прекратился, ее тело обмякло, и она уснула у него на руках. Высвободившись из ее объятий и осторожно поднявшись с кровати, он долгое время стоял у двери, наблюдая за ней. Ему было страшно уходить, потому что он был уверен, что уже никогда ее не увидит.
19 июля 2013 г.
Дорогой Дрю!
К этому времени ты уже знаешь, Натали должна была тебе сказать. Не грусти. Ну, ты можешь немножко погрустить, но не слишком долго. Как я все время говорю Заку, я все равно не слишком преуспела в чем-либо.
Смейся. Ты должен смеяться.
Это письмо только для тебя. Не показывай его никому и, если ты зачитываешь его вслух за семейным завтраком, ради бога, остановись.
Пусть это будет только между нами. Я хотела сказать тебе об этом прежде, чем мы снова соберемся все вместе, прежде, чем твоя жена сядет у моей постели. Я хотела сказать тебе, что прошу меня простить, но что я ни о чем не жалею. Что я ни на что не променяла бы той ночи в отеле. Ну ладно, это неправда. Я бы променяла ее на отсутствие опухоли в мозгу или на жизнь Конора. Не так уж много есть вещей, на которые я бы ее променяла.
Я не жалею об этом, потому что то, как мы с тобой расстались, было ужасно неправильно, а эта ночь неправильной не была. В ней ощущалась дружба, в ней ощущалась любовь, было ощущение того, что нам по двадцать одному году. И за это, милый Дрю, я благодарна.
Пожалуйста, не рассказывай ей.
Надеюсь скоро тебя увидеть.
С любовью,
Глава сорок восьмая
Сентябрь 2013 г.
Отдыхающие уехали, пляжные бары закрылись, они собрали свои столы, стулья и шатры и ушли туда, куда все они уходят до следующего лета. Следующее лето. Земля обетованная.
Лайла, Натали и Джен были одни на пляже, если не считать немногих пенсионеров, шаркающих по песку или сидящих на набережной и кормящих чаек. Подруги нашли себе укромное местечко на самом дальнем конце полоски бледно-желтого песка, и Джен с Нат взяли пляжную ширму для защиты от ветра, хотя дул всего лишь легкий бриз. Но все равно так было приятнее, это давало ощущение того, что они одни в мире, и компанию им составляют только песок, вода да чайки. Лайла сидела в шезлонге, ноги ее были прикрыты полотенцем. Ей было уже нестерпимо на них смотреть.
– Как у цыпленка, – сказала она Натали. – Я выгляжу точно как цыпленок.
Когда накануне утром она встала на весы, то весила девяносто семь фунтов.
– И по крайней мере три фунта от этого составляет опухоль, – сказала она.
Ее уже клонило ко сну – они встали рано, чтобы поехать на пляж. Поездка должна была продлиться целый день, и Джен с Нат не были уверены, что это хорошая идея. Лайла, однако, настояла. Последнюю пару дней она чувствовала себя немного крепче, и ей хотелось воспользоваться хорошими днями, она была полна решимости сделать это. И, кроме того, ей хотелось провести драгоценное время с девочками: в выходные Зак вернется из Лондона, а Нат в понедельник уедет, так что кто знает, когда их троица снова соберется вместе. Да и соберется ли вообще?
Джен выглядела встревоженной. Она то и дело проверяла свой телефон. Это был первый раз, когда она оставила дочку больше чем на час или два, и оставила она ее с Дэном.
– С Дэном, подумать только, – волновалась она. – Он, наверно, увлечется своим писанием и напрочь про нее забудет. К тому времени как мы вернемся домой, она будет вопить, мокрая и голодная.
Натали завела глаза кверху.
– Глупости. Он и не приступит к работе, будет весь день сидеть с ней, агукая и строя смешные рожи. Мне кажется, я никогда не видела мужчину, так очарованного младенцем. Эндрю никогда так не сюсюкал с нашими.
– Из него выйдет хороший папочка, – сказала Лайла. Джен резко посмотрела на нее. – Я не говорю, что обязательно для Изабель. Господи, ты такая чувствительная. Я говорила вообще. Хотя, если уж зашла речь, он, вероятно, был бы хорошим отцом для Изабель. Я просто хочу сказать, что, когда с ним это случится, у него хорошо получится.
– Я не уверена, однако, что с ним это случится, – сказала Натали, бросая искоса взгляд на Джен. Джен либо его не заметила, либо предпочла проигнорировать. Нат подождала пару секунд, а затем спросила: – Как ты думаешь, с ним это случится?
– Откуда я знаю? – сварливо спросила Джен. – Почему ты меня спрашиваешь?
Нат с виноватым лицом посмотрела на Лайлу, которая лишь засмеялась.
– Почему, как ты думаешь, она тебя спрашивает? Ты ведь понимаешь, что тайна Дэна и Джен вышла наружу?
– Нет никакой тайны Дэна и Джен, – пробормотала Джен.
– Ну, если ты так говоришь, – лукаво сказала Лайла, закрывая глаза и снова откидываясь в своем шезлонге.
Когда она снова открыла глаза, Джен сидела неестественно прямо, сдирая лак с пальцев на ногах, а между бровями у нее залегла глубокая морщина.
– Джен, – сказала Лайла. – Остынь. Мы просто шутили.
– Это не смешно, – сказала та.
Лайла бросила взгляд на Натали, которая пожала плечами.
– О, брось ты. Из-за чего ты так беспокоишься? Из-за Эндрю? Ничего не поделаешь, ему придется это пережить.
– Не в этом дело, – сказала Джен, качая головой и щурясь на море. – Проблема в другом. – Она помолчала несколько мгновений, глядя на горизонт, потом заслонилась рукой от солнца. – Просто это трудно. Все трудно. Да, у меня есть чувства к Дэну, но я просто не знаю, могу ли я быть с ним. Это сложно.
– В каком смысле? – спросила Натали. – Это не связано с Николя?
– Боже, нет. Если я не увижу его до конца своих дней, ничего ужасного не произойдет. – Едва произнеся эти слова, она метнула на Лайлу встревоженный взгляд. Лайла с улыбкой покачала головой. Теперь такое случалось часто. Они краснели при словах «до конца своих дней», они нервничали, если кто-то говорил: «Да я скорее умру, чем…» Конечно, это было мило с их стороны, но также действовало Лайле на нервы.
– Тогда в чем дело? Причина в Изабель? Потому что, говорю тебе серьезно, кажется, он действительно ее обожает, и дело не только в том, что она ему в новинку и ему весело с ней играть.
– И давайте взглянем правде в глаза, – сухо заметила Лайла, – с ней не так уж весело играть пока что.
– Лайла! – укорила ее Нат.
– Нет, это правда, – признала Джен. – С ней действительно пока еще не так уж весело.
– Как бы там ни было, – со вздохом сказала Натали, – я имела в виду, что он рад выполнять и скучные обязанности. Я легко вижу его меняющим памперсы, и натирающим яблоки, и встающим среди ночи, если ты слишком устала.
– О, я знаю. Знаю. Я думаю, у него хорошо получатся все домашние дела. Честно говоря, я даже не рассматривала практические вопросы, я вовсе не потому…
– Раздираема противоречиями? – подсказала Лайла.
– За неимением лучшего слова.
– Ты его не любишь? – предположила Нат.
– Любит, – сказала Лайла. – Я видела, как она на него смотрит.
Забавно, но Лайла заметила одну особенность: когда ты болен, люди становятся менее осторожны в твоем присутствии. Ну, то есть в некотором отношении они ведут себя более осмотрительно: всякое обсуждение здоровья, или смерти, или планов на следующий год были у ее друзей под негласным запретом. Но она чувствовала, что порой они словно забывали о ее присутствии, о том, что она наблюдает, быть может, потому, что она вела себя тихо, неподвижно, словно некий предмет мебели. В любом случае она видела, какими взглядами обменивались между собой Дэн и Джен, как соприкасались их руки, когда они передавали друг другу Изабель, то, как смотрела на него Джен, когда он сидел у окна гостиной, записывая что-то в записную книжку. Тут невозможно было ошибиться.