По щекам Натали текли слезы, или по крайней мере так казалось Лайле, но она не была уверена, потому что не могла ясно видеть, все выглядело не в фокусе, словно мерцающем, как если бы она смотрела сквозь знойное марево или выгнутое стекло.
– Я выпила слишком много вина, я хотела быть с ним. Он отказался. Он позволил мне поцеловать его, один раз, а затем отдернулся. Он не хотел меня, он совсем меня не хотел.
– Ш-ш-ш, Лайла.
– Это правда. Он сказал мне, что никогда меня не любил…
– Лайла! Это неправда, он, конечно же, тебя любил, я знаю, что любил.
Лайла ей улыбнулась.
– Ну, а он говорит, что нет. – Она почувствовала, что у нее в голове проясняется; с моря подул ветерок, и она вдруг почувствовала себя лучше, лучше, как по волшебству, как будто бы могла встать на ноги, могла побежать. – Он был совершенно уверен, что никогда меня не любил.
Итак, это была ложь. Как она ранее говорила Джен и Эндрю, как она постоянно и многократно для себя открывала, правде придавалось преувеличенное значение. Правда же состояла в том, что тот поцелуй длился слишком долго, и когда Эндрю отстранился, он отстранился лишь на секунду-другую, а затем она поцеловала его снова, и на сей раз он ей позволил. И не просто позволил: он подхватил ее на руки, одеяло упало с нее, и с него тоже. Он опустил ее на кровать и накрыл своим телом. Такова была правда. Это была та разновидность физической измены, которая происходит иногда, когда былые любовники снова сходятся вместе. Это была дружба, это было раскаяние, исцеление, страсть. Это не было любовью, это не было той любовью, которую он питал к Натали и которая, как чувствовала Лайла, единственная имела для него значение.
Натали теснее прижалась к ней, и Лайла взяла одеяло, которым была прикрыта, и накинула его на подругу; они были как две старые дамы, сидящие на пляже в ожидании заката. Они долго сидели молча, пока Лайла наконец не заговорила:
– Ты должна с ним помириться. Не говори, что ты не можешь мне обещать, потому что ты можешь.
– Хорошо.
Лайла не была уверена, но у нее было ощущение, что температура падает, что небо темнеет. Во рту пересохло, она не могла вспомнить, куда дела бутылку с водой.
– Где, черт побери, Джен? Я устала, Нат. Я так устала. Я готова ехать.
Вторник, 10 сентября 2013 г.
Привет, красавица!
Надеюсь, у тебя все в порядке. У меня работа до четверга, я собираюсь вылететь вечером в четверг, но если не получится, то тогда в пятницу, самым ранним рейсом. Я звонил сегодня утром, Дэн сказал, ты с девочками поехала на пляж. Надеюсь, ты себя не перегружаешь. Сбереги немного энергии для меня, хорошо? Потому что я скучал по тебе эти последние дни. Я скучаю по твоей сладостной улыбке.
Я люблю тебя, Лайла, я люблю тебя.
Увидимся очень скоро.
Глава сорок девятая
Лайла умерла в четверг днем, чуть раньше четырех, когда солнце еще высоко стояло в небе.
Джен увидела, как Натали поспешно собирает вещи и машет ей, чтобы она поторапливалась. Что-то случилось, пока она бродила по пляжу.
– Надо ехать, – крикнула Натали, и Джен пустилась к ним бегом. – Что-то не в порядке.
Лайла по-прежнему сидела в шезлонге, но кренясь на одну сторону, свесив голову вперед и водя пальцами по песку, точно марионетка без кукольника.
– Хорошо, хорошо. Мы отвезем ее в больницу. Это в центре города, мы ее проезжали…
С губ Лайлы сорвался негромкий стон.
– Лайла? – Нат опустилась перед ней на колени. – Лайло, все хорошо. Все хорошо.
– Нет, нет, нет, нет, нет.
– У тебя болит, Лайло? Милая, скажи мне. – Натали положила руки на плечи Лайлы и заплакала. Джен почувствовала отчаяние.
– Не надо в больницу. – Лайла произнесла это громко и отчетливо, подняв голову. – Не надо в больницу.
– Так надо, Лайла, просто чтобы проверить…
– Нет! Нет! – Она начала вырываться из рук Натали. – Пожалуйста. Пожалуйста. Отвезите меня домой. Пожалуйста, отвезите меня домой. – Лайла начала всхлипывать, ее худое тело содрогалось. – Пожалуйста, Нат. Отвезите меня домой. Отвезите меня домой, к Заку.
Она забыла, что его там не было.
Джен вела машину, как сумасшедшая, быстрее, чем когда-либо в своей жизни, руки ее вцепились в руль, костяшки пальцев побелели. Всю дорогу она молилась: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не дай мне разбиться, пожалуйста, не дай ей умереть, не в машине, только не так, только не так, только не так». Натали сидела на заднем сиденье, на коленях у нее лежала голова Лайлы, а рукой она вцепилась в спинку сиденья Джен.
– Скорее, – повторяла она. – Нам надо спешить. – Натали, которую прошибал холодный пот при скорости больше шестидесяти миль в час, побуждала подругу жать на педаль акселератора. Джен могла только догадываться о глубине ее ужаса.
Лайла теряла и вновь обретала сознание. Она не вскрикивала, она вела себя спокойно. В тот момент, когда они согласились, что не повезут ее в больницу, она обрела хладнокровие. Почти умиротворение. Джен боялась, что это может быть смирение перед неизбежным.
– Подожди, – шептала она себе под нос. – Пожалуйста, Лайла. Подожди.
Натали позвонила Эндрю со своего мобильника. Звонок был переключен на голосовую почту. Она позвонила Заку. Голосовая почта.
– Голосовая почта, проклятая голосовая почта! – прокричала она с заднего сиденья.
– Позвони Дэну, Нат. Позвони Дэну, пусть попробует с домашнего телефона, задействует электронную почту, что угодно. Пусть вызовет их сюда.
Когда они подъехали к дому, Дэн ждал их на лужайке. Втроем они извлекли бесчувственную Лайлу из машины и отнесли по лестнице в ее комнату. Оставив ее с Нат, Дэн и Джен внизу начали спорить о том, что делать.
– Вы должны были отвезти ее в больницу, – шипел Дэн.
– Она умоляла нас, Дэн. Она нас умоляла. Ты бы сделал то же самое на нашем месте. Ты ее не видел. Она была в отчаянии. Она не хочет… Они сейчас все равно уже не смогут ей помочь, – сказала Джен, подавляя перехватившее горло рыдание и сползая по кухонной стойке на кафельный пол. – Она умирает, они ничего не смогут сделать.
– Я иду звонить доктору Улесу. – Дэн скрылся в гостиной и вышел через некоторое время со спящей Изабель на руках. Джен о ней совсем забыла.
Доктор Улес сказал, что, вероятно, осталось недолго. Он настоятельно советовал отвезти ее в больницу, чтобы там купировали боль. Но Лайла упрямо отказывалась. Доктор горестно покачал головой, но разрешил ей остаться при условии, что они пообещают позвонить ему или в «Скорую помощь», если дела станут совсем плохи. Когда врач уходил, позвонил Эндрю, чтобы сообщить, что летит первым рейсом. Никому не удавалось связаться с Заком.
Лайла спала.
Джен, Натали и Дэн не ложились всю ночь. Дэн предложил им дежурить по очереди, но Натали ни в какую не хотела уходить от постели больной, ее не удавалось переубедить, поэтому Дэн и Джен стали по очереди сидеть с ней, тогда как другой приглядывал за Изабель, которая спала в своей колыбельке на первом этаже. Они переместили малышку из соседней с Лайлой комнаты, чтобы ее плач не разбудил Лайлу.
Когда Лайла проснулась, начался кошмар. Она вскрикивала. Она вопила. Ее тошнило, она билась в конвульсиях, она умоляла их прекратить все это. Она требовала Зака. Снова и снова она спрашивала о нем. Она орала на них, чтобы они убирались, чтобы оставили ее в покое, кричала, почему они не приведут ей Зака. Почему они прячут его от нее? И все это время находившаяся возле ее постели Натали – с белым лицом и трясущимися руками – ни разу не крикнула, не дрогнула, даже когда Лайла плевала в нее, ругалась на нее, царапала ей лицо. Джен в оцепенении стояла в дверях, но Натали забралась на кровать и, притянув к себе истощенное тело Лайлы, держала ее и физически смиряла, гладила ее по волосам, шептала слова утешения, слова любви. Она целовала ее голову и лицо, она говорила об их первой встрече, о поездке в Сен-Мало, о том лете, когда они ездили на Ибицу и Нат потеряла в море нижнюю часть своего бикини. Лайла смеялась. И наконец Лайла уснула.
Джен спустилась вниз. Дэн спал на диване, с Изабель на груди. Было начало пятого утра, легкий оттенок серого только начал пробиваться из-за горизонта на чернильно-черное небо. В комнате было холодно; они еще не топили камин, но Джен чувствовала, что недалеко то время, когда он им понадобится. Теперь уже скоро. Ей хотелось взять малышку, поднять на руки и прижать ее сладкое, мягкое, теплое тельце к своей груди, но она не хотела ее будить, поэтому вместо этого села в кресло и стала наблюдать за спящими, прижимая ко рту одеяло, чтобы они не услышали ее рыданий.
Изабель зашевелилась незадолго до пяти. Джен мягко сняла ее с тела Дэна, но, лишившись ощущения ее тепла, он тотчас проснулся.
– Как Лайла?
– Еще спит. Я так думаю. Час назад спала. Я больше там не была.
Джен стала кормить ребенка, а он пошел наверх и через несколько минут вернулся.
– Все еще спит, – кивнул он. – Можно сделать тебе чай?
Джен покачала головой и протянула к нему руку. Он опустился на колени возле ее кресла.
– Я не поблагодарила тебя. За то, что присматривал за ней вчера, пока мы были на пляже.
– Тебе не за что меня благодарить, – сказал он. – Будь у меня такая возможность, я бы присматривал за ней каждый день.
– Тебе действительно это нужно? – спросила Джен. – Ребенок другого мужчины?
Дэн уселся на пятки, легонько вздохнул.
– Не так. Она не ребенок другого мужчины. Она твой ребенок. – Он поднялся на ноги. – Ты точно не хочешь чаю? – Она покачала головой.
– Знаешь, я действительно тебя люблю, – тихо сказала она, когда он направился в кухню, но он не обернулся.
В половине шестого Дэн позвонил Заку, но звонок переключился на голосовую почту.
Когда вскоре после шести Лайла проснулась, ей было немного лучше. Она села в кровати и попросила воды. Она спросила, нельзя ли ей видеть Изабель, и Джен принесла ребенка.