Тут я замечаю груду сваленных рядом с ним тел медработников. Они мертвы?
— Ты пытался убить их всех, — говорю я, обращаясь к Хантеру, но как только слова вылетают из моих уст, я понимаю, что ошибаюсь. Если бы он хотел убить их, то легче было бы сделать это тогда, когда никого не было в лазарете.
— Нет, — говорит Хантер. — Я хотел, чтобы все было по-честному.
Я не могу понять, что он имеет в виду. Я думала, что могу ему доверять, но ошиблась. Хантер садится и опускает голову на руки, прикрывая лицо, а я слышу плач Анны и стук капающего на пол лекарства.
— Держи его подальше от Кая! — мой голос звучит жестко. Она кивает. Хантер намного сильнее ее, но сейчас он выглядит сломленным. Я не знаю, сколько еще это продлится, нужно найти тех, кто поможет неподвижным пациентам. Мне нужен Ксандер.
Он и Кай — единственные здесь люди, кому я могу доверять. Как я могла забыть об этом?
Глава 41. Ксандер
Окер запирает за нами двери лаборатории. — Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, — говорит он, перекидывая через плечо ту самую сумку, с которой мы ходили за луковицами.
— Куда вы собираетесь? — спрашиваю я.
Окер выглядывает из окна. — Я должен уйти сейчас, пока они все отвлечены.
— Подождите, — говорю я. — Разве вам не нужна моя помощь? — Он не сможет копать сам. У него же это на уме?
— Я хочу, чтобы ты остался здесь, — настаивает Окер. Он лезет в карман и достает связку ключей от шкафов, где он запер лекарство из камассии.
— Уничтожь все лекарство. Я вернусь кое с чем другим, что реально поможет.
— Но вы выиграли голосование, — говорю я.
— Это лекарство не подействовало бы. Но сейчас я точно знаю, что будет действовать.
— Нам не обязательно уничтожать все.
— Нет, обязательно, — говорит Окер. — Народ проголосовал за это лекарство. Они не захотят использовать заменитель. Сделай это. Слей все в раковину. И избавься от лекарств, которые заставила меня сделать Лейна. Они все бесполезны.
Я не двигаюсь, потому что не могу поверить в то, что он говорит.
— Вы были так уверены в камассии. Мы все еще можем опробовать это лекарство на некоторых больных.
— Оно не сработает, — фыркает Окер. — Мы только потеряем время. Потеряем жизни. Они уже умирают. Делай, как я говорю.
Я не знаю, смогу ли. Мы так трудились над этим лекарством, и он был так уверен.
— Ты думаешь, что я Лоцман, не так ли, — говорит Окер, глядя на меня. — Хочешь знать, что такое настоящий Лоцман?
Я теперь совсем не уверен, что хочу.
— Когда я работал в Обществе, мы привыкли смеяться над байками о Лоцмане, — рассказывает Окер. — Как люди могли помыслить, что кто-то спустится с неба и спасет их? Или приплывет по воде? Глупые сказки. Сумасшедшие. Только слабоумным людям нужна вера во что-то вроде этого. — Он бросает ключи от кабинета мне в руки. — Я рассказывал тебе, что Общество давало вирусам название.
Я киваю головой.
— Когда мы обнаружили, что должны были распылять его с неба и пускать в воду, то подумали, что было бы смешно называть вирус Чумой после всех этих историй. Вот мы и назвали чуму «Лоцман».
Чума это Лоцман.
Окер не только помогал создавать лекарства. Прежде всего, он помог создать чуму. Чуму, которая сейчас мутировала и которая вгоняет людей в кому.
— Пойми, — говорит он. — Я обязан найти лекарство.
Теперь я понимаю. Это единственное, что может его оправдать. — Я уничтожу лекарство из камассии, — обещаю я. — Но прежде чем ты уйдешь, скажи, какое растение ты хочешь найти?
Окер не отвечает. Он подходит к двери и оборачивается. До меня доходит, что он не может нести на себе бремя, будучи единственным ответственным за лекарство.
— Я вернусь, — говорит он. — Закрой за мной дверь.
И исчезает.
Окер верит, что я буду делать все так, как он приказал. Он доверяет мне. Доверяю ли я ему? Точно ли это лекарство бесполезно? Будет ли хуже, если его опробовать?
Он прав, у нас нет времени.
Я отпираю кабинет. Знает ли Восстание, что чуму назвали Лоцман? Как мы вообще собирались добиться успеха при таких обстоятельствах?
Восстание и не собиралось ничего менять.
Я не знаю, смогу ли сделать это, думаю я.
Что ты не можешь сделать, Ксандер? спрашиваю я себя.
Не смогу продолжить.
Ты даже не неподвижен. Ты просто обязан двигаться дальше.
Я делаю правильные вещи. Я не сдаюсь. Я делаю все это с улыбкой на лице. Я всегда верил, что я хороший человек.
А что, если нет?
Нет времени на глупые раздумья. Я доверял Океру, и когда приходит время принять правильное решение, я доверяю себе.
Я открываю шкаф и вытаскиваю ящик с пакетами лекарства. Когда я распечатываю первый пакет и выливаю содержимое в раковину, то прикусываю себе губу так сильно, что чувствую привкус крови.
Глава 42. Кай
Идет дождь. Я должен вспомнить.
Что-то.
Кого-то.
Вода наполняет меня.
Что я помню?
Не знаю.
Я тону.
Я помню, как дышать.
Я помню, как дышать.
Я помню.
Я...
Глава 43. Кассия
Люди до сих пор слоняются на главной площади, обсуждая результаты голосования, поэтому я бегу задними дворами, стремясь добраться до Ксандера. Здесь темно и сыро, вплотную подступают деревья и горы, и когда я подхожу к лаборатории, то чуть не наступаю на что-то скрюченное, валяющееся в грязи. Не на что-то, на кого-то.
Это же Окер.
Он лежит на земле с лицом, застывшим в гримасе или улыбке, — трудно сказать, ведь кожа туго обтягивает старческие тонкие кости.
— Нет, нет, — замешкавшись, я наклоняюсь и ощупываю его. Воздух не выходит из его рта и, когда я прикладываю ухо к его груди, то не слышу, как бьется сердце, хотя тело еще теплое. — Окер, — шепчу я и смотрю в его открытые глаза, потом замечаю, что одна его рука грязная. Почему? Нелогично, думаю я, и тут вижу, что он изобразил что-то в грязи, и форма кажется знакомой.
Он как будто трижды надавливал на землю костяшками пальцев, рисуя своего рода звезду.
Я усаживаюсь на корточки, пачкая колени, мои руки дрожат. Тут я ничего не могу для него сделать. Если кто и может помочь Океру, так это Ксандер.
Я встаю и, пошатываясь, делаю последние шаги к исследовательской лаборатории, умоляя про себя, Ксандер, Ксандер, пожалуйста, будь здесь.
Дверь заперта. Я колочу и колочу и кричу его имя. Потом останавливаюсь, переводя дыхание, и слышу, как жители приближаются с другой стороны здания. Неужели они услышали меня?
— Ксандер, — выкрикиваю снова, и он открывает заднюю дверь.
— Ты мне нужен. Окер мертв. А Хантер отключил от капельниц всех неподвижных. — Я собираюсь сказать что-то еще, но тут из-за угла появляются Лейна и остальные и останавливаются в нерешительности.
— Что случилось? — спрашивает Лейна, глядя на Окера. Ее лицо ничуть не меняется, и я понимаю почему: это выходит за пределы ее понимания. Окер не может умереть.
— Похоже на сердечный приступ, — говорит один из врачей, жутко побледнев. Он падает в грязь на колени рядом с Окером. Они пытаются заставить его сердце снова биться с помощью искусственного дыхания и массажа грудной клетки.
Но ничего не помогает. Лейна садится на корточки, вытирая лицо рукой. Она вся перепачкалась. Затем она стаскивает сумку с плеча Окера и заглядывает внутрь. Не считая грязной лопаты и комков земли, сумка пуста. — Что он делал? — спрашивает она Ксандера.
— Он хотел пойти и разыскать что-то, — говорит Ксандер. — Но не сказал мне, что именно. И не позволил мне пойти с ним.
На какой-то момент наступает полная тишина. Опустив глаза, все смотрят на Окера. — Неподвижные в лазарете, — говорю я. — Их всех отключили от капельниц.
Врач поднимает глаза. — Кто-то из них умер? — спрашивает он меня.
— Нет, но их нужно снова подключить, а я не умею. Прошу вас, только не ходите в одиночку. На врачей напали.
Колин подает сигнал, и несколько человек уходят вместе с врачом. Лейна держится поодаль, глядя на Ксандера с тем же пустым выражением на лице, какое у нее было, когда она увидела Окера.
Я хочу убежать обратно к Каю. Но вдруг возникает страшное предчувствие, что Ксандер сейчас в большой опасности, и мне нельзя оставлять его одного.
— Еще не все потеряно, — говорит Лейна. — Окер оставил нам лекарство. — Это кажется мне забавным, хотя момент совсем неподходящий. Несколько минут назад мы голосовали за план Лейны или Окера, а теперь Лейна пришла к выводу, что нужно сделать так, как предлагал Окер. Его смерть изменила ее мнение.
Я должна разобраться, что случилось с Ксандером, и выяснить, что может исцелить Кая, и почему Хантер отключал пациентов, и что Окер пытался сказать той звездой в грязи, которую жители уже втоптали в небытие и которую никто, кроме меня, не видел.
— Давай принесем лекарство, — предлагает Лейна Ксандеру, и я беру его за руку и крепко сжимаю, возвращаясь вместе с ним в лабораторию. Он позволяет мне держаться за него, но что-то не так. Он не цепляется за меня, как раньше, и его мускулы напряжены.
***
— Что ты сделал? — спрашивает Лейна. Впервые за все время, что я ее знаю, ее голос звучит тихо. И шокировано.
— Окер попросил избавиться от них, — оправдывается Ксандер.
Раковина заполнена пустыми пробирками.
— Окер сказал мне, что он ошибся насчет лекарства из камассии, — объясняет Ксандер. — Он планировал попробовать что-то новое и хотел, чтобы мы не отвлекались ни на что другое, пока он не приготовит новое лекарство.
— И из чего же он собирался сделать это новое лекарство? — спрашивает Колин. Он хочет знать. Он, по крайней мере, размышляет, вместо того, чтобы автоматически предположить, что Ксандер уничтожил лекарство по личным причинам. Анна бы тоже прислушалась, если бы была здесь.