Но для Ксандера ссылка будет означать смерть. Ему некуда идти. Он не выживет в одиночестве, и, чтобы вернуться в Камас, понадобится долго идти по труднопроходимой местности. Возможно, он найдет Хантера.
Но что потом?
Я смотрю на Ксандера. Солнце прокралось сквозь кроны деревьев и зажглось золотом в его волосах.
Мне никогда не приходилось задумываться, какого цвета его глаза, в отличие от глаз Кая. Я всегда знала, что у Ксандера глаза синие, и что он будет смотреть на тебя взглядом, полным доброты и искренности. Но сейчас, хотя цвет и не изменился, я знаю, что изменился Ксандер.
— Иногда мне с тобой одиноко, — совсем недавно сказал он мне в лазарете. — Я не думал, что такое может случиться.
А сейчас ты одинок, Ксандер?
Мне даже нет нужды спрашивать.
По деревьям скачут птички, люди переминаются с ноги на ногу, ветер шелестит в траве и скатывается по тропинке, но все, что чувствую я, это его молчание — и его силу.
Он поворачивается к толпе, расправляя плечи и прочищая горло. У него получится, думаю я.
Он улыбнется той самой улыбкой, и его голос зазвучит над толпой, подобно голосу Лоцмана, которым он, может быть, когда-нибудь станет. Люди поймут, какой он хороший, и больше не будут хотеть уничтожить его — они окружат его, придвинутся поближе и улыбнутся ему в ответ. Так всегда было с Ксандером. Все девчонки в городке любили его; чиновники жаждали видеть его в качестве работника их департаментов; больные хотели, чтобы их лечил только он.
— Клянусь, — говорит Ксандер, — я делал лишь то, о чем просил меня Окер. Он хотел, чтобы лекарство было уничтожено, потому что понял, что совершил ошибку.
Пожалуйста, думаю я. Пожалуйста, поверьте ему. Он говорит правду.
Но я слышу звенящую пустоту в его голосе, и когда он обращает взгляд на меня, я замечаю, что его улыбка уже не та, что раньше. И не потому, что он лжет, а потому, что он просто выдохся. Он месяцами заботился о неподвижных, почти не отдыхая. Он видел, как слегла его подруга Лей. Он верил в Лоцмана, потом верил в Окера, а они все просили его о невозможных вещах. Найди лекарство, сказал Лоцман. Уничтожь лекарство, приказал Окер.
И я виновата не меньше. Сделай другое лекарство, попросила я его. Еще один разочек. Я хотела найти это лекарство так сильно, как никто другой, во что бы то ни стало. Мы все просили, и Ксандер давал. В ущельях, я видела, как Кай исцеляется. Но здесь, в горах, я вижу, что Ксандер сломался.
В корыте возле ног Колина задребезжал первый камень.
— Подождите, — останавливает Колин, нагибаясь, чтобы вынуть его. — Ему еще не дали шанс договорить.
— Не важно, — говорит кто-то. — Окер мертв.
Они любили Окера, и теперь его нет. Они хотят кого-то обвинить. Когда камни заполнят корыто, возможно, Ксандера приговорят совсем не к изгнанию. Возможно, это будет кое-что похуже. Я бросаю взгляд на охранников, которые привели сюда Ксандера и которые разрешили ему сделать лекарство. Они виновато отводят глаза.
Я неожиданно вижу другую сторону выбора. Выбора, который имеет каждый из нас.
Иногда мы делаем неправильный выбор.
— Нет, — говорю я. Я хватаюсь за рукав, вытаскивая шприц с лекарством, приготовленным Ксандером. Если я покажу людям его и присланный мамой цветок, который увидел Окер, то им придется понять. Мы должны были сделать это раньше, прежде чем начался суд. — Пожалуйста, — начинаю я, — послушайте…
Следующий камень летит в корыто, и в это время что-то огромное заслоняет солнце.
Корабль.
— Лоцман! — выкрикивает кто-то.
Но вместо того, чтобы двинуться дальше к посадочному полю, корабль, бешено вращая лопастями, зависает над нашими головами. Элай вздрагивает, и некоторые люди инстинктивно пригибаются. В памяти еще свежи обстрелы в Отдаленных провинциях.
В толпе раздаются стоны.
Корабль немного спускается вниз, но тут же снова поднимается. Его маневр ясен даже мне. Он хочет оттеснить нас, чтобы приземлиться в центре площади.
— Он же говорил, что никогда не будет пытаться сесть здесь, — говорит Колин с побледневшим лицом. — Он обещал.
— Площадь достаточно велика? — спрашиваю я.
— Я не знаю.
И потом все приходят в движение. Мы с Ксандером подскакиваем друг к другу, и он хватает меня за руку. Мы бежим прочь, наши ноги едва касаются земли, и ветер свистит над головами. Лоцман стремительно приближается к земле. Он может не пережить посадку, так же как и мы.
Что толкнуло Лоцмана на подобное безрассудство? Там же совсем немного пройти от посадочного поля до деревни. У него нет времени в запасе? Что такого случилось в провинциях?
Корабль резко дергается и кренится, — в горах всегда такой ветер. Лопасти корабля вращаются, в ушах свистит ветер, и мы не слышим ничего, кроме воя и крика, пока Лоцман падает, круша деревья и переворачивая корабль на бок.
Он не в состоянии посадить его, думаю я и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Ксандера. Мы стоим, прижавшись к стене здания, чтобы укрыться, и Ксандер закрыл свои глаза, не в силах смотреть на разыгрывающуюся перед ним драму.
— Ксандер, — окликаю я, но он не слышит.
Корабль снова наклоняется, разворачивается, содрогается, приближаясь к нам, слишком близко к краю площади. А бежать больше некуда. Нет времени или свободного места, чтобы обойти здание. Эти мысли стремительно мелькают в моей голове.
Я тоже закрываю глаза и прижимаюсь к Ксандеру, как будто один из нас может защитить другого. Он обнимает меня, и я чувствую его теплое упругое тело, — неплохое место в ожидании конца. Я жду скрежета металла, рушащихся камней и ломающихся деревьев, жду огня и жара, и смерти, такой же внезапной, как наводнение.
Глава 52. Кай
— Кассии здесь больше нет, — говорю я шепотом, слабым и трескучим.
Я чувствую себя не так, как обычно после сна. Я знаю, что прошло много времени. Я знаю, что я находился здесь, и что какое-то время был в отключке. Я пытаюсь пошевелить рукой. Успешно ли?
— Кассия, — зову я. — Может кто-нибудь найти Кассию?
Никто не отвечает.
Может, Инди найдет ее, думаю я, и потом вспоминаю.
Инди ушла.
Но я вернулся.
Глава 53. Ксандер
Открывая глаза, я вижу, что воздушный корабль заполнил собой всю площадь. Кассия спряталась в моих объятиях, вцепившись намертво. Никто не шевелится, когда Лоцман спускается с корабля и встает на том же самом месте, где недавно стоял я, возле корыт.
Колин идет прямиком к нему. — О чем ты думал, делая это? — спрашивает он разъяренным голосом. — Ты чуть не разрушил часть деревни. Почему ты не полетел к посадочному полю?
— У меня нет на это времени, — говорит Лоцман. — Провинции распадаются, и дорога каждая минута. Вы достали лекарство?
Колин не отвечает. Лоцман смотрит мимо Колина в сторону исследовательской лаборатории. — Найдите Окера, — говорит он. — Я хочу поговорить с ним.
— Это невозможно, — отвечает Лейна. — Он мертв.
Лоцман ругается. — Как это произошло?
— Мы считаем, это был сердечный приступ, — говорит Колин.
Все смотрят в мою сторону. Они по-прежнему считают, что я в ответе за случившееся с Окером.
— Значит, лекарства нет, — говорит Лоцман безжизненным голосом. — И нет шансов ни для кого. — Он возвращается к кораблю.
— Окер оставил нам лекарство, — кричит вдогонку Лейна. — Мы собирались испытать его на пациентах…
— Мне нужно лекарство, которое подействует немедленно, — говорит Лоцман, оборачиваясь. — Я не знаю, смогу ли прилететь сюда снова. Это — конец, понимаете?
— Ты имеешь в виду… — начинает Лейна.
— В Восстании появилась группа, которая хочет свергнуть меня с должности, — говорит Лоцман. — Они уже взяли под контроль больницы и склады с продовольствием. Если им удастся сместить меня, — а у них это получится, — у меня не будет никакого доступа к кораблям или способа отправить вас в Иные земли. Нам необходимо лекарство. Сейчас же. — Лоцман замолкает. — Восстание приказало отключить от капельниц определенный процент неподвижных.
— Сколько процентов? — спрашивает Кассия. Она выходит в центр площади, как будто у нее есть все права находиться здесь. Лейна, прищурившись, смотрит на Кассию, но разрешает ей говорить дальше. — Мы планировали, что они отключат около двух процентов неподвижных, чтобы оградить от заражения наибольшее число работников.
— Так было в самом начале, — уточняет Лоцман. — Но они повысили планку, и теперь рекомендуют двадцать процентов, и далее по нарастающей.
Один к пяти. Кого будут отключать в первых рядах? Тех, кто раньше впал в кому? Или позже? А в каком состоянии Лей?
— Это слишком много, — говорит Кассия. — В подобных мерах нет никакой необходимости.
— Алгоритм действий предусматривал, что люди будут готовы помогать,— объясняет Лоцман.— Что они не оставят неподвижных без присмотра. И Восстание распечатало хранилище образцов. Они выдают образцы тканей тем людям, которые соглашаются на отключение своих неподвижных близких в целях экономии места.
— И люди действительно идут на такой риск? — удивляется Касиия.
— Некоторые, да.
— Но они же не смогут никого вернуть. Ни у кого нет таких технологий. Ни у Общества, ни у Восстания.
— Пробирки с образцами никогда не предназначались для того, чтобы возвращать людей, — говорит Лоцман. — Их всегда использовали, чтобы контролировать народ. Поэтому я спрашиваю еще раз: Вы достали лекарство?
— Нам нужно еще время, — говорит Лейна. — Совсем чуть-чуть.
— Времени больше нет, — отрезает Лоцман. — У нас заканчивается запас продовольствия. Люди из больших городов бегут в провинции, где нападают на немногочисленных оставшихся жителей, или они покидают страну и погибают от мутаций, потому что нам не удается добраться до них вовремя. У нас заканчиваются ингредиенты для растворов, рекомендованные Окером, и пакеты для капельниц, и пока ни один ученый из провинций не сумел найти лекарство.