буддийским фатализмом пассивно легализоваться в обезбоженных государствах и выбирать паспорта с антихристовыми печатями. Мы обязаны бороться за имя Христово до конца и лично и коллективно, вернее — соборно, организовано.
Вся Россия должна быть покрыта огромной, сложной сетью церковных братств. Братств не только обращенных на внутреннюю мистическую жизнь, но и на борьбу во всех секторах жизни социальной. Заражаясь вдохновением и наставлениями от церкви, члены братств специально общественного назначения вносили бы во все каналы культурного творчества и национальной жизни мощные струи евангельского, православного духа. Вся жизнь под их воздействием преобразовалась бы внутренне, органически, без малейшего насилия, свободно, без государственного давления, как случалось иногда раньше, что в сущности чуждо свободному духу православия.
Отрицательной, почти карикатурной иллюстрацией нетактичного, грубо-утилитарного, в духе латинского клерикализма, а не православия, был опыт государственной мобилизации духовенства в 3-ю и 4-ю Государ. Думы. Испуганное обратной карикатурой состава 2-ой Гос. Думы, увлёкшей десяток священников на скамьи социалистов-революционеров, императорское правительство круто изменило избирательный закон и через него специально подобрало многочисленные кадры духовенства на поддержку правого большинства. Этот прием вручения служителям алтаря рычагов политики, т. е. вотирующих голосов в парламенте, был приемом клерикализма, т. е. латинства, а не православия. Можно объяснить испуг правительства пред темным ликом революции, показавшимся из недр 2-ой Думы. Но поступило оно антиканонично. Уже канонами ранее византийской эпохи (3-е прав. IV-го Вс. С., 11 пр. Двукр. Соб.) запрещено отрывать клириков от алтарей и принуждать технически заниматься светскими публичными делами. Это не значит, что в сложных перипетиях национальной жизни не могут на политических ролях и постах, тем более в представительных учреждениях выступать отдельные иерархические фигуры, клирики. Это зависит от их личного значения, особо льготного положения, даже специальной делегации от церковной власти. Но это не массовая мобилизация целого духовного сословия, как это было сделано у нас. Этот грех чуждого православию клерикализма случился как прямое последствие бюрократизма и бессоборности господствовавшего в синодальное время строя нашей церкви. Бюрократизированная церковь не приглашалась к свободному воздействию на политику ее собственными методами, которые в значительной мере при бессоборности у нее были отняты, а просто принуждалась сама, не снимая рясы, исполнять политические функции. Чистейший клерикализм и очень убогий. Клерикализм вообще весьма сомнительное оружие в руках церкви. Он противопоставляет церковь светскому обществу на одном уровне с другими борющимися силами и партиями. Да еще как партию «казенную», т. е. не свободную, но небескорыстно услужающую властям. Унизительная и вредная для дела церкви и притом по существу ложная картина. Она только роняет моральное достоинство церкви, оправдывает пропаганду безрелигиозного лаицизма и мостит путь для прихода воинствующего безбожия. Рекомендуемый нами неклерикальный, а православный путь общественного (в широком смысле) активизма церкви пролегает через свою родную для церкви среду верующих мирян, ее сынов. Последние являются фактическим мостом между двумя по природе даже антиномическими областями: между мистической глубиной церковной благодатной жизни и между ареной внешнего государственного и культурного строительства. Через этот мирянский провод, через это орудие церковь естественно, не изменяя своей духовной сердцевине, воздействует на внешнюю общественность. Церковь преображает внутренний мир своих сынов. А те, входя в коллективы общества, свойственными той среде коллективными методами проводят христианские начала, состязаясь на равных основаниях с другими свободными идеологическими группировками и течениями.
Представим поконкретнее такую работу. Напр., в форме партийной политики. Нельзя допустить, чтобы церковь унизилась до организации своей собственной партии на одну ногу с другими партиями; чтобы это была партия в рясах, или рясы, посланные в партию. Чтобы эта партия побивалась как таковая другими партиями. Нет, эта партийная функция должна, за редкими исключениями, целиком лежать на ответственности преданных церкви мирян, компетентных в политике. Опираясь на церковь, они, по своим индивидуальным склонностям и оттенкам, могут находить себе место в разных партиях (кроме, конечно, антихристианских) и везде проводить из внутри в жизнь христианские начала или по крайней мере ориентировать решение партийных вопросов не ко вреду, а к пользе церкви.
Возьмем область просвещения: науку, литературу, прессу. Тут должен быть не клерикальный захват учеными монахами и протоиереями академий наук, университетов, журналов, газет в свои руки. А это должна быть работа во всех областях ученых, журналистов, писателей и т. д., принадлежащих к церкви, организованных, если хотите, в братства, или просто в союзы, и проводящих в просвещении «свет Христов, просвещающий всех». Пример во Франции: «союз католических писателей», имеющих ежегодные открытые конгрессы. Христианское школьное просвещение — не превращение гимназий и лицеев в духовные семинарии, а корпоративное усилие всего братски организованного православного учительства — для проведения в системе образования и воспитания юношества христианского мировоззрения, христианского духа вместо культивируемого в педагогии внерелигиозного гуманизма.
Как участвовать в раскаленной среде социально-экономической борьбы, отравленной классовой идеологией? Разумеется это не проповедь иерархии в защиту интересов крупного капитала и крупной собственности. Но и не «Гапоновская» демагогия с угодничеством по адресу социалистически обольщенных и озлобленных пролетариев. Это свободное участие компетентных и авторитетных мирян-христиан, в обоих лагерях сталкивающихся между собой «труда и капитала». Православные экономисты и политики в эту страстную борьбу должны вносить отрезвляющие начала совести, взаимного доверия, человечности. Напоминать о жертвенности, справедливости, изгонять отсюда религию Маркса, дух классовой злобы.
Как христианизовать, как преображать культуру? Это не значит ханжески отвергать свободную поэзию и заменять ее житиями святых и патериками; не заменять всю музыку одними церковными стихирами; живопись — иконописанием и т. д. Нет, все вещи остаются на своих местах. Небо не насилует земли, но манит ее к себе ввысь. И земное искусство способно несказанными путями отражать красоты божественных сфер через сердца верующих и духовно питающихся от церкви творцов-художников. В меру духового очищения их сердец лучи невечернего горнего света почиют и на их творениях. И земное сублимируется, возвысится в синтезе с небесным, т. е. будет внутренне преображаться. Таково и устремление всего космического процесса. Такова христианская философия истории. Но аналогии с тайной соединения двух природ во Христе. Человечество, т. е. земная природа не уничтожается, а «неслитно», но и «нераздельно» соединяется с градом небесным. Не буддиско-монофизитское отвержение земной человеческой культуры, а ее просветление, сублимация.
Вот схема православного понимания социально-культурной миссии церкви и ее метода: — не клерикально-государственное навязывание извне христианской идеологии и дисциплины, а внутреннее, органическое, духовно-свободное, постепенное, эволюционное преобразование общенациональной жизни и творчества. Но эта грандиозная перспектива останется нереальной мечтой, если не придать нашей церкви достаточно мощного аппарата в виде мобилизованной армии мирян. Православные миряне должны осознать себя миссионерами православия в океане окружающего нас нео-язычества, вдохновиться всемирно-исторической значительностью и ответственностью своего мирянского апостольства. Это и будет реализацией православной «соборности», которой мы хвалимся, но на деле этих похвал еще не заслужили.
При подсчете сил в борьбе за Св. Русь мы в теории на почве православия и догматически и канонически имеем широкие и многообещающие перспективы, а на практике должны иметь мужество сознаться, что к правильной мобилизации мирянской армии всех родов оружия мы еще далеко не готовы. Мы еще не осознали ни нужды в этом, ни нашего долга. А дальше предстоят еще немалые внутренние и внешние трудности. Силы верующих мирян еще почти целиком поглощает грандиозная и беспощадная машина секулярной, внерелигиозной жизни, вне которой не добудешь хлеба насущного. И люди поневоле живут в раздвоении, в двойной бухгалтерии, работают двум господам. И даже религиозно думают, что так и следует жить в двух мирах раздельно, т. е. мыслят еретически, несториански, без надежды и попыток соединить два естества в какой-то единой ипостаси. И чем безнадежнее разъединяют церковь и остальную жизнь, тем считают себя православнее, ибо не засоряют, не оскверняют «дворы Господни» никакой нечистотой суеты земной. Таково наше обычное, господствующее, практическое несторианство, в упрощенном богословском осознании мгновенно и парадоксально оборачивающееся прямым монофизитством, ибо религиозная жизнь исчерпывается одной только духовной стороной, в отрыве от плоти реальной жизни. Только личное спасение во Христе и в церкви и никакого общественного, «соборного». Сама «соборность» лишается своего буквального, плотяного смысла и ограничивается только соборностью духовной, связью мистической в церковном культе и молитве. Нельзя найти догматического оправдания этой слабости, изнеможению нашей грешной практики. Халкидонское православие равно отвергает и несторианство и монофизитство и требует соединения двух естеств в единой ипостаси. Это непостижимо для разума. Но это чудо дано нам в Господе Иисусе Христе, не только реальном Человеке (не призраке), но и Втором Адаме, заключающем в Себе судьбы всей твари. И в нашем подвиге подражания Его искупительному чуду мы не имеем права соблазняться