[1106]. Один из первых командиров «Ореха» Моше Тамир пояснял: «Значительный объем тактических методов, которые я применил в “Орехе”… были почерпнуты мной из книг об операциях британской армии в Гималаях и Индокитае. Очень полезен оказался также и опыт, приобретенный американцами во Вьетнаме, особенно на низовом уровне»[1107]. Как и офицеры британских и американских вооруженных сил, как французы в Алжире, Тамир, Герштейн и их коллеги были уверены в том, что при наличии у них достаточных ресурсов, времени и поддержки они смогли бы победить «Хезболлу».
«Орех» начал осуществлять засады и рейды внутри Ливана, в тех местностях, где «Хезболла» чувствовала себя в безопасности, преподнося боевикам сюрпризы и убивая их в больших количествах. Одним из убитых был Нади Насралла, сын лидера движения.
Левин принимал участие в операции «Весна молодости» и вынес из нее убеждение в важности «целевых» ударов по командирам «Хезболлы»[1108]. Ронен Коэн, который только что был назначен начальником ливанского отдела в разведке Северного военного округа, на практике занялся разработкой новой тактики. Оба они решили сосредоточиться на ликвидации полевых командиров «Хезболлы» и региональных военных руководителей среднего уровня, а не высших чинов организации. Левин был уверен в том, что в «Хезболле» прекрасно понимали разницу между операциями в отношении ее руководителей в Бейруте и тактическими действиями в Южном Ливане. Если крупные акции должны были вызывать очень острую реакцию, возможно даже за пределами Ближнего Востока, ответные действия на тактические операции будут ограниченными по масштабам и сосредоточенными только на Ливане и Северном Израиле.
До того времени все «целевые» убийства за границами Израиля осуществлялись «Моссадом», тогда как Армия обороны в лучшем случае оказывала разведке только поддержку. Однако «Хезболла» для «Моссада» была не более чем пограничной проблемой, с которой должна иметь дело Армия обороны. И даже если бы «Моссад» изменил приоритеты, он почти не был способен на наступательные операции в Ливане. «Проще говоря, – пояснял Коэн, – мне было понятно, что если мы хотели наносить удары по значимым целям “Хезболлы”, то выполнять их должна была самостоятельно Армия обороны Израиля»[1109].
Операция против Мусави, хотя стратегически оказалась не безупречной, была для Коэна хорошей моделью с тактической точки зрения: идентифицировать цель с помощью дрона, обозначить ее лучом лазера, а затем, привязав к этому лучу, выпустить по цели ракету. Это был недорогой и эффективный метод.
Командование Северного военного округа выбрало цель – человека по имени Рида Ясин, более известного под именем Абу-Али Рида, командира отрядов «Хезболлы» в районе Набатии, который жил в поселке Завтар-аль-Чаркие. Как полевой командир среднего уровня в Южном Ливане, Рида подходил под заданные параметры, и к нему имелся доступ, которого зачастую не было к другим командирам такого уровня.
После двух недель наблюдения Коэну удалось собрать достаточно информации относительно Риды, которому присвоили кодовую кличку «Золотой улей» для проведения в отношении него операции. Раз в неделю Рида ездил на совещание руководителей «Хезболлы» в Бейрут и возвращался поздно вечером. Затем на следующее утро он около 8:30 отправлялся в свой офис. Первоначальный план предусматривал, что в это время за Ридой будет наблюдать агент, который убедится в том, что в машину сел только сам объект и никто другой. После подтверждения этого факта наблюдение за Ридой будет осуществлять дрон, который проследит его выезд из поселка, а затем наведет на автомашину луч лазера, по привязке к которому вертолет выпустит ракету по цели.
Операция «Золотой улей», которая управлялась из ситуационной комнаты командования Северного военного округа, чуть не была прекращена. Дело в том, что 30 марта 1995 года агент, расположившийся неподалеку от дома Риды, с удивлением обнаружил, что стоянка машины объекта пуста. Агент не мог находиться на месте операции долго, не вызывая подозрений, поэтому вынужден был покинуть его. Однако дрон оставался в небе, передавая на КП изображение, пока на мониторах не появилась возвращающаяся домой машина Рида. Кто-то вышел из нее и прошел в дом, но Левин, Коэн и их подчиненные в командном бункере не смогли разглядеть его лицо. Не смогли они идентифицировать и человека, который через час вышел из дома, сел в машину, завел двигатель и поехал из поселка, пересекая реку Литани и двигаясь на юг в сторону Набатии. Ясно, что возникла проблема: кто теперь сидел за рулем автомашины? Был это сам Рида или кто-то из его детей? Следует ли отдавать команду открывать по машине огонь?
Левин рискнул. Он приказал пилоту вертолета Apache стрелять.
Спустя три часа радиостанции «Хезболлы» буквально взорвались новостями об убийстве[1110]. В машине был Рида, причем один. В сумятице репортажей израильтяне смогли уловить, что люди Мугние потрясены, а их уверенность в себе подорвана. Один из их людей был ликвидирован с большой дистанции, помеченный тихим и невидимым летающим роботом. Это был второй раз, когда дрон использовали для ликвидации человека.
Насралла поклялся отомстить, и «Хезболла» ответила очередным ракетным ударом по Северному Израилю. Семнадцатилетний юноша, занимавшийся бегом на береговой линии, не услышал предупредительных сирен и был убит прямым попаданием. Тем не менее, как и предсказывали Левин и Коэн, в «Хезболле» рассматривали инцидент как локальный и не пытались перенести месть за Риду за пределы Ближнего Востока.
Операция «Золотой улей» послужила образцом для ряда ударов по шиитским полевым командирам среднего уровня[1111]. Однако схемы этих атак не всегда повторяли схему «Золотого улья». «Орех» и другие подразделения спецназа устанавливали взрывные устройства на автомашины объектов или дороги по маршруту их движения, которые затем подрывались дистанционно при помощи самолетов или агентов.
Тем временем Левин и Коэн перестраивали систему управления и контроля за «целевыми» убийствами – кто определяет цели и кто дает финальное rashai (разрешение на открытие огня). Это был очень важный момент. До тех пор все «красные» листы на «негативную операцию» должны были сначала проходить VARASH – комитет руководителей разведслужб страны, в котором председательствовал директор «Моссада». Затем они должны были утверждаться на высшем политическом уровне и подписываться премьер-министром, который перед принятием решения часто советовался с другими министрами.
Из-за высокого риска дипломатических осложнений в случае провала легализация каждого «красного» листа требовала размышлений и значительного времени, что часто заканчивалось его неутверждением.
Левин и Коэн смогли избежать этого сложного процесса благодаря лексическим уловкам. «Целевое» убийство в Ливане уже не было больше убийством – это был «перехват». Такая акция со всей очевидностью уже не требовала скрупулезного изучения, хотя по-прежнему было необходимо разрешение начальника Генерального штаба АОИ.
В то время никто не видел особенных проблем в этом обходном маневре[1112]. Рабин, который являлся одновременно и премьер-министром, и министром обороны, доверял своему начальнику Генерального штаба Липкину-Шахаку и был вполне удовлетворен докладами о текущих операциях армии в ходе еженедельных совещаний в офисе министра обороны.
И тем не менее «был создан прецедент»[1113], как сказал один из старших офицеров командования Северного военного округа, «в котором убийство называлось по-другому и подпадало теперь под совершенно другую схему принятия решений в целях понижения уровня его санкционирования». Другими словами, убийство человека не требовало больше согласия премьер-министра.
Следует признать, что сомнения в эффективности нового порядка отсутствовали. После многих лет разочарований в зоне безопасности Армия обороны Израиля создала целостную систему организации «целевых» ликвидаций, быстро добывая необходимые разведывательные сведения и реализуя их в операциях. За два с половиной года Армия обороны провела двадцать семь таких «целевых» ликвидаций, главным образом против боевиков «Хезболлы». Двадцать одна операция увенчалась успехом.
Пока Левин и Коэн меняли схемы организации «целевых» убийств в зоне безопасности, израильские разведывательные службы раздумывали над тем, как исполнить два «красных» приказа, которые Рабин подписал в начале 1995 года.
В тот же вечер, когда два террориста-смертника убили 21 израильского солдата и одного гражданского на автобусной остановке в Бейт-Лиде, израильская разведка узнала, кто несет за эту атаку ответственность и, следовательно, кто должен быть ликвидирован. Это был Фатхи Шакаки, лидер «Палестинского исламского джихада». Его организация образовалась из группы палестинских студентов, которые в 1970-х годах изучали медицину в университете города Загазика, рассаднике исламского фанатизма. Проработав недолгое время педиатром в секторе Газа, Шакаки создал небольшую секретную организацию, которая в каком-то смысле стала конкурентом ХАМАС шейха Ясина. Идеологические постулаты Шакаки отличались от постулатов ХАМАС, поскольку он считал, что священный джихад должен стоять над социальными реформами, тогда как в ХАМАС поддерживали оба этих направления деятельности. Группа, сплотившаяся вокруг Шакаки, имела только одну цель: осуществление террора против Израиля.
В течение трех лет Шакаки неоднократно попадал в израильские тюрьмы и выходил из них, пока, наконец, в 1988 году его не депортировали из Газы в Ливан. Корпус стражей исламской революции взял Шакаки под свое крыло и добился для него разрешения организовать собственную базу в Дамаске, снабжая его деньгами и оружием. Через короткое время организация Шакаки развила бурную деятельность под патронажем иранцев, и «Палестинский исламский джихад» отметился рядом террористических атак. Самой кровопролитной из них оказался хорошо спланированный обстрел из автоматов автобуса с израильскими туристами в Египте, произошедший в пятидесяти километрах от Каира в феврале 1990 года. Были убиты девять израильтян и двое египтян, девятнадцать человек были ранены. После успешных атак взрывников-смертников, организованных ХАМАС, иранцы дали Шакаки «зеленый свет» на проведение подобных акций. Взрыв в Бейт-Лиде был апогеем этой смертоносной кампании