Спустя четыре дня после этой атаки Шакаки дал интервью корреспонденту журнала Time Ларе Марлоу в своем офисе в Дамаске[1115]. Он не признал, что прямо участвовал в операции, но рассказал о деталях ее организации, улыбаясь и посмеиваясь, будучи явно довольным тем, что погибло 22 израильтянина.
К тому времени подпись Рабина стояла на «красном» смертном приговоре Шакаки уже в течение трех дней[1116]. Приказ был необычным. По факту это был первый «красный» лист, который Рабин подписал со времени вступления на пост премьера. В то время соглашение с ООП и создание Арафатом Палестинской национальной администрации привело многих израильтян к заключению, что война с палестинцами – взрывы, террористические атаки, убийства и похищения людей по всему миру – закончилась. «Моссад» рассматривал акции террористов-смертников как внутреннюю проблему, относящуюся к компетенции Шин Бет; были даже люди, которые предлагали уменьшить численность управления по борьбе с арабским терроризмом «Моссада» наполовину.
Кроме того, Фатхи Шакаки был палестинским лидером, которым многие на оккупированных территориях восхищались. Решение о его ликвидации, несмотря на риск возникновения беспорядков среди палестинцев в этой связи, указывало на выстраданное Рабином понимание того, что война с палестинцами была еще далека от завершения.
В действительности атака в Бейт-Лиде привела к изменениям в понимании Рабином безопасности Израиля. После этой кровавой акции он начал определять террор по-другому: не как «пчелиные укусы», а как «стратегическую угрозу». До сих пор словосочетание «стратегическая угроза» резервировалось для определения масштабных военных действий врага, которые создавали опасность для значительной части населения или территории Израиля или могли привести к разрушению государства, как, например, неожиданное военное нападение арабских стран в 1973 году или возможность получения Саддамом Хусейном ядерного оружия. «Причина изменения Рабином данного определения, с чем я полностью согласен, – рассказывал Карми Гиллон, в то время заместитель руководителя Шин Бет, – состояла в том, что террору удалось заставить правительство суверенного государства менять свои решения или откладывать их реализацию из-за того эффекта, который производили террористические акты на израильских улицах»[1117].
Несмотря на эти изменения в подходах и понимании угроз, исполнение «красного» приказа в отношении Шакаки все равно требовало осторожности, поэтому наблюдение за объектом заняло месяцы[1118]. Оперативники «Моссада» сумели организовать прослушку дома и офиса Шакаки, однако убивать его в Дамаске было неудобно. Проводить операцию в Сирии было и физически небезопасно, и политически рискованно. Ури Саги, шеф АМАН в тот период, сказал Рабину, что такая операция может повредить проходившим тогда при посредничестве США мирным переговорам между Израилем и Сирией.
Однако убийство Шакаки за пределами Сирии тоже было непростым делом. Шакаки знал, что он в опасности, и ездил только в другие арабские страны или в Иран – такие же труднодоступные для израильских оперативников страны. На протяжении почти шести месяцев люди из «Кесарии» старались определить место и время, где и когда эта атака стала бы возможной. 9 апреля давление на «Моссад» увеличилось: начиненный взрывчаткой автомобиль был подорван террористом-смертником в секторе Газа рядом с израильским автобусом[1119]. Были убиты 7 израильских солдат и Алиса Мишель Флэтоу, двадцатилетняя студентка из Уэст-Орендж, штат Нью-Джерси. Более тридцати человек получили ранения. Через короткий промежуток времени еще один взрыв заминированной машины ранил 12 человек. «Найдите решение, – сказал Рабин директору “Моссада” Шабтаю Шавиту. – Мы должны покончить с этим человеком».
Через месяц «Моссад» выступил с предложением, поначалу вызвавшим протесты. Его существо состояло в том, чтобы, как это уже было в ходе операции «Весна молодости» в 1973 году и ликвидации Абу Джихада в Тунисе в 1988-м, Армия обороны оказала бы содействие «Моссаду», который не мог осуществить акцию в одиночку.
Начальник Генерального штаба Липкин-Шахак, отношения которого с Шавитом в то время были уже натянутыми, в принципе не возражал против убийства Шакаки, но полагал, что «Моссад» должен это сделать самостоятельно и что не было необходимости привлекать военных из Армии обороны к операции, планировавшейся к проведению вдалеке от границ Израиля. Между двумя этими руководителями возник ожесточенный спор, который был прерван премьером Рабином, принявшим решение в пользу Шавита[1120].
Результаты наблюдения за Шакаки свидетельствовали о том, что он регулярно контактировал с Муаммаром Каддафи, даже выдавшим ему ливийский паспорт на имя Ибрагима Шавиша, и часто бывал у ливийского диктатора либо индивидуально, либо в сопровождении других видных террористов[1121]. В тот период Ливия находилась под жесткими международными санкциями из-за участия в терроризме, и большинство авиакомпаний туда не летали. Поэтому Шакаки обычно летал из Бейрута или Дамаска на Мальту, а затем в Тунис, где брал напрокат эксклюзивный автомобиль, обычно «БМВ» или «ягуар», а потом сам проезжал 750 километров до Триполи.
В этих условиях представлялось, что установка бомбы рядом с пустынным шоссе была идеальным вариантом. В июне отряд коммандос флотилии 13 высадился на тунисском побережье и направился к шоссе, утопая в песке под грузом четырех тяжелых контейнеров, в каждом из которых находилось по 200 кг взрывчатки. Контейнеры были помещены на специальные алюминиево-титановые носилки, прочные, но гибкие. Каждые носилки несли четыре крепких спецназовца, продвигаясь по песчаным дюнам в сторону шоссе Тунис – Триполи. По плану бойцы должны были вырыть рядом с дорогой на участке с минимальным движением глубокую яму и заложить в нее взрывчатку. Тем временем оперативники «Кесарии» должны были наблюдать за тем, как Шакаки берет в Тунисе машину в аренду, и прикрепить к ней передатчик, или «маяк» на оперативном жаргоне, способный посылать сильный радиосигнал. Именно сигнал этого устройства должен был активировать детонатор бомбы, когда машина проезжала мимо, а взрыв – разорвать автомобиль и водителя на куски.
«Этим шоссе мало кто пользуется, – говорил один из координаторов операции из “Кесарии” на заключительном совещании, – поэтому очень высока вероятность того, что в момент операции объект будет совершенно один и пройдет немало времени, прежде чем кто-то обнаружит, что произошло, и еще много часов, прежде чем на место прибудут спасатели или следователи»[1122].
4 июня 1995 года поступил сигнал: Шакаки приобрел билет до Мальты с вылетом через неделю. Операция по его ликвидации началась[1123]. Два изральских ракетных катера вышли из Хайфы, нагруженные снаряжением и с морскими коммандос под началом Иоава Галанта, командира флотилии 13 на борту. Путь в 2000 километров занял два с половиной дня. Катера встали на якорь на безопасном удалении от берега в той точке Средиземного моря, через которую проходила воображаемая пограничная линия между Тунисом и Ливией. Ами Аялон, ставший к тому моменту командующим ВМС Израиля, управлял операцией дистанционно.
Прошло семь лет с того времени, как Галант возглавлял отряд морских коммандос, высадивший бойцов «Сайерет Маткаль» на тунисское побережье в ходе операции по уничтожению Абу Джихада. Теперь Армия обороны имела на вооружении гораздо более продвинутую технику. На огромном экране PIT Аялон видел точные указания в режиме реального времени на местоположение всех участников операции.
На суперпрочных надувных лодках с моторами коммандос высадились на берег примерно в десяти километрах от ливийского прибрежного городка Сабратха.
«Двигаться по этим дюнам было очень трудно, – рассказывал один из коммандос. – Каждый из нас держал конец штанги носилок, мы старались не провалиться в песок и вспотели до изнеможения. Я до сих пор помню тот желтый, чистейший песок. В другое время с удовольствием растянулся бы на нем рядом с морем и позагорал. Но не в тот день. Уже светало, и нам нужно было быстро зарыть взрывчатку. Мы продолжали идти вперед, как вдруг услышали в наушниках фразу “Прекратить движение!” – исходившую от передовой группы. Очень скоро мы поняли причину команды»[1124].
Оказалось, что хотя разведывательная информация о передвижениях Шакаки была точной, люди из «Моссада» упустили из виду, что именно в тот день по шоссе двигался международный автопробег Марокко – Египет. Некоторые водители достигли участка дороги, к которому приближались коммандос, как раз в то время и съезжали на обочину на отдых. Они открыли бутылки с напитками и громко обменивались фразами на английском, немецком и французском, смеялись и проклинали песок, который проникал в двигатели машин. Галант посоветовался с Аялоном. Опасность того, что участники автопробега обнаружат спецназовцев, возрастала с каждой минутой. («Один из них может отойти в сторонку и опорожниться по-маленькому, а то и по-большому прямо на наши головы», – сообщал Галант по радио.) Кроме того, было непонятно, сколько еще пробудут автомобилисты в этом месте и не подъедут ли к ним другие участники автопробега. Это означало, что даже если бы бомба была установлена и приведена в действие вечером, могли бы пострадать невинные «не арабы». Аялон приказал коммандос возвращаться[1125]