Машаль, который был очень слаб, рассказал Рабабе о том, что произошло возле его офиса. Во время рассказа он постоянно засыпал, и медперсоналу приходилось его будить. Затем Рабаба заметил, что во сне Машаль практически переставал дышать. «Стало понятно, что мы должны не давать ему заснуть, иначе он мог задохнуться», – сказал Рабаба.
Врачи подняли Машаля на ноги и помогали ему медленно передвигаться, но это возымело лишь кратковременный эффект[1179]. Машалю ввели налоксон, который используется для противодействия некоторым опиоидам, но его действие быстро проходило и ослабевало с каждой новой дозой. Рабаба подключил Машаля к аппарату искусственной вентиляции легких: если уж врачи не могут держать его бодрствующим, пусть машина дышит за него.
Никто не хотел, чтобы Машаль умер. Король Хусейн вполне обоснованно опасался, что смерть Машаля вызовет в королевстве волнения и, возможно, даже гражданскую войну. Нетаньяху и Ятом знали, что в таком случае Хусейн будет вынужден судить плененных оперативников и подвергнуть их смертной казни. Более того, они знали, что иорданская разведка справедливо подозревает, что остальные оперативные работники «Кидона» до сих пор укрываются в израильском посольстве. В боевую готовность для штурма был приведен батальон спецназа под командованием сына Хусейна принца Абдуллы. Король Хусейн хотел дать совершенно ясно понять, что воспринимает этот инцидент очень серьезно[1180].
Все осознавали, что такие неблагоприятные события, без всяких сомнений, разрушат связи, сложившиеся между Иорданией и Израилем.
«Все это время, – рассказывал Бен-Давид, – я ходил с противоядием, которое не понадобилось, потому что наши оперативники не пострадали от токсина… Затем последовал звонок от начальника “Кесарии”. Поскольку сказанное им было абсолютно фантастично, поначалу я решил, что неправильно его понял, и попросил повторить еще раз».
Хаим Х. приказал Бен-Давиду спуститься в лобби отеля, где с ним встретится капитан иорданской службы разведки, и вместе с ним проследовать в госпиталь. Бен-Давид понял, что была спешно совершена сделка: жизнь Машаля в обмен на жизни двух оперативников «Моссада». Иными словами, Бен-Давид шел в лобби гостиницы для того, чтобы спасти жизнь человека, которого он и его группа пытались убить всего несколько часов назад.
«Мы оказались в сложном положении, – вспоминал Бен-Давид, – но в таких ситуациях нельзя давать волю чувствам. Вы не можете сказать: “Мы потерпели фиаско, и пусть теперь они идут к черту”. Нет. Вы делаете то, что должны, вы исполняете то, что можете, в максимально достижимом виде – и это все. В таких ситуациях не до чувств».
Бен-Давид спустился в лобби, в котором его ждал капитан[1181]. «Я до сих пор помню его враждебный взгляд. Но у него тоже был приказ, и он его выполнял». Ятом приказал «доктору Платине» и Бен-Давиду сопроводить офицера в госпиталь и сделать Машалю инъекцию, которая спасет его жизнь. Но они отказались.
«Доктор Платина» была доставлена в кабинет Рабабы[1182]. «Она сказала, что должна была принять участие в операции только в том случае, если бы кто-то из оперативников пострадал от токсина, – вспоминал Рабаба. – По ее словам, она не знала о цели операции. Она положила на мой стол две ампулы. Я приказал, чтобы их проверили в лаборатории. Мы не могли полагаться на их слова. Вполне возможно, они просто хотели доделать свою работу».
Рабаба выдерживал профессиональный этикет в отношении «доктора Платины», соответствующий его научному и военному званиям[1183]. Но внутри у него все кипело. «По моему мнению, медицину нельзя привлекать к убийствам людей, – сказал он. – А израильтяне делают это снова и снова».
Впоследствии Машаль быстро поправился. Ятом вернулся в Израиль с двумя несостоявшимися киллерами и Бен-Давидом. Оперативники рассказали, что их жестоко избивали, но они ничего не сообщили иорданцам.
Хусейн не мог оставить инцидент в таком виде. Он сказал израильтянам, что совершенная сделка касалась только двух пленников и Израилю придется заплатить гораздо более высокую цену за то, чтобы вызволить оставшуюся группу – шесть боевиков «Кидона», которые окопались в израильском посольстве. Тем временем король прервал все связи с Израилем.
Нетаньяху проконсультировался с Эфраимом Галеви, ветераном «Моссада», который был прежде заместителем директора разведки, а в то время являлся послом Израиля в Европейском Союзе. Галеви, родившийся в Лондоне и проведший большую часть своей службы в «Моссаде» в подразделении «Космос», отвечавшем за внешние связи ведомства, был непростым человеком. Но определенно являлся опытным и мудрым дипломатом, который привык общаться с правителями и королями. Он сыграл ключевую роль в подписании в 1994 году мирного договора между Израилем и Иорданией и хорошо знал Хусейна. Король тоже уважал Галеви.
После встречи с Хусейном Галеви сказал Нетаньяху и Ятому, что для того, чтобы добиться освобождения шести оперативников, они должны заплатить королю серьезный «выкуп», «достаточный для того, чтобы он смог публично оправдать свое решение об отпуске оперативной группы». Его предложение заключалось в том, чтобы освободить шейха Ахмеда Ясина из тюрьмы, где он отсиживал пожизненный срок за роль в организации террористических атак против Израиля.
Это предложение было встречено «в штыки всеми, от Нетаньяху до последнего оперативного работника разведки», как указывал позднее сам Галеви[1184]. Израильтяне пережили множество похищений, убийств и террористических атак, которыми их пытались запугать и заставить освободить Ясина, возражали противники этого предложения. И теперь они должны были просто уступить требованию короля Хусейна?
Нетаньяху посоветовался с директором Шин Бет Ами Аялоном, который, в свою очередь, позвал для консультаций своего главного эксперта по ХАМАС Мичу Куби и спросил его мнение[1185]. Куби сердито ответил: «Не обращайте внимания на угрозы Хусейна. В конечном счете у него не будет другого выхода, кроме как отпустить оперативников. Если вы освободите Ясина, который должен гнить в тюрьме до своего последнего дня, он вернется в Газу и построит новое движение ХАМАС, которое будет ужаснее всего, что мы знали до этого».
Аялон передал сказанное Куби премьеру[1186]. Но Галеви был очень настойчивым, и постепенно, используя челночные путешествия на вертолете между Тель-Авивом, Иерусалимом и Амманом, он убедил премьер-министра в том, что выбора у него не было. Нетаньяху понял, что попал в очень сложную ситуацию, и хотел прежде всего решить приоритетную для себя задачу: чтобы люди из «Кесарии» вернулись домой. «Кризис Машаля», с которым он справился в спокойной и уверенной манере с того момента, как узнал, что оперативников схватили, стал его звездным часом в качестве лидера государства Израиль.
В конце концов было подписано соглашение: Ясин и большое количество других палестинских заключенных, включая даже тех, которые участвовали в убийствах израильтян, были освобождены в обмен на разрешение шести оперативникам «Моссада» вернуться в Израиль.
Эта сделка еще раз продемонстрировала последовательную позицию Израиля и его готовность идти на жертвы ради возвращения на родину своих соотечественников из вражеского плена.
Она далась высокой ценой. Сорвавшаяся операция в Иордании раскрыла ряд оперативных методов «Моссада» и разрушила прикрытие целой группы сотрудников «Кидона», которое теперь нужно было выстраивать заново. Потребовались годы для того, чтобы возместить ущерб, нанесенный весьма деликатным и важным для Израиля отношениям с Хашемитским королевством. Официальное примирение между Хусейном и Нетаньяху произошло только в конце 1998 года, во время совместного визита в США[1187]. «Дело Машаля» создало для Израиля щекотливую ситуацию в отношениях с Канадой и другими странами, чьи паспорта незаконно использовал «Моссад». И снова Израиль был вынужден извиняться и обещать, как провинившийся ребенок, что больше он таких ошибок не повторит.
Комиссии по расследованию происшествия – как внутренние моссадовские, так и внешние с участием других сторон – обнаружили множество противоречащих друг другу описаний того, кто знал детали операции и кто ее санкционировал[1188]. Нетаньяху и «Моссад» настаивали на том, что они проинформировали все заинтересованные ведомства, но министр обороны Ицхак Мордехай, шеф АМАН Моше Яалон и директор Шин Бет Аялон в один голос утверждали, что не знали об операции ничего, кроме общей идеи ликвидации Машаля, выдвинутой много месяцев тому назад на совещании руководителей спецслужб в качестве одной из многих возможностей[1189].
Аялон был настроен резко критически по отношению ко всей операции[1190], даже ее мотиву: «Халед Машаль не входил в круг лиц, отвечавших за оперативную сторону терроризма. Поэтому с самого начала не являл собой законную цель. Машаль был менее вовлечен в военную активность ХАМАС, чем министр обороны в любом демократическом государстве».
Проведенное в «Моссаде» внутреннее расследование[1191], подробно описанное Тамиром Пардо, который позднее сам станет директором разведки, закончилось одним из самых жестких докладов в истории организации. В резких выражениях доклад возлагал вину на всех, кто участвовал в планировании и осуществлении операции. Руководители «Кесарии» и «Кидона», Бен-Давид, оперативные работники и другие фигуранты получили свою порцию суровой критики. Не было ни одного элемента операции, исследованного комиссией, который был бы сочтен безупречным. Вместе с тем комиссия обозначила роль Ятома в провале операции только косвенно.