. Потенциальный смертный приговор должен был висеть над головами всех активных членов военного крыла ХАМАС, известного как бригады имени Изз ад-Дина аль-Кассама, и «Палестинского исламского джихада». «Они должны были быстро понять, что ни один из них – от регионального оперативного начальника до водителя такси, перевозящего оператора, который снимает прощальное видеообращение смертника, – не может считать себя защищенным от потенциальной ликвидации», – говорил Ицхак Илан, в то время ответственный сотрудник Шин Бет, позже ставший заместителем директора службы.
Охота собственно за смертниками была бесплодной, поскольку они по определению являлись расходным и легко заменяемым материалом. А вот люди, которые готовили, организовывали и отправляли их на задание, таковыми не являлись. Да и, как правило, они были гораздо менее настроены на мученичество, чем те, кого они вербовали и использовали. Израильская разведка установила, что к организации террористических подрывов смертников были активно причастны не больше трехсот человек, а всего в этой деятельности участвовало около пятисот активных членов различных террористических организаций.
Не требовалось убивать каждого из них. «Террор – это бочка с дном, – пояснял Дихтер в своем выступлении перед комитетом кнессета по международным делам и обороне. – И необязательно добираться до самого последнего террориста, чтобы нейтрализовать террор. Достаточно добиться остановки критической массы, и вы остановите террор»[1268].
Управление исследований и развития технологий Министерства обороны разработало математическую модель для определения «человеческого ресурса» или «человеческих резервов» в ХАМАС. Результаты показали, что потеря организацией 20–25 % активных членов приведет к ее развалу. «Простой пример – это автомобиль», – говорил начальник управления Бен-Исраэль:
В машине есть критические компоненты, и вы с самого начала собираете ее так, чтобы эти компоненты имели определенный резерв. У вас есть запасное колесо, но не сто запасных колес. Вы едете, и вдруг – прокол колеса. Вы меняете его на запасное и едете дальше. И вдруг – еще один прокол! Сможете ли вы двигаться вперед? Менее вероятно. Почему же тогда не снабдить машину бо́льшим количеством запасных колес? Потому что они занимают место и утяжеляют автомобиль. Резервы имеют свой оптимальный уровень.
Предположим, мы хотим остановить машину. Мы встаем лицом к ней и начинаем стрелять. Вы делаете один выстрел, навскидку. Остановится ли машина? Это зависит от того, куда вы попали. Например, в крыло или в радиоприемник. В этих случаях автомобиль не остановится. Вы продолжаете стрелять. Остановится ли автомашина? Понятно, что на каком-то этапе она остановится, даже если большинство ее деталей останутся нетронутыми. Почему? Потому что вы попали в одну из ее критических частей. Это и является существом нашей модели[1269].
Действительно, ликвидированных террористов заменят другие, но со временем понизится их средний возраст, поскольку в их ряды будут вступать все более молодые люди. Как рассказывал Ицхак Илан: «Однажды в камеру для допросов к нам привели полевого командира “Исламского джихада” района Дженина. По чистой случайности мы не убили его, а захватили в плен. Так вот, я испытал чувство радости, когда мне сказали, что ему всего 19 лет. Тогда я понял, что мы побеждаем, мы выбили целое поколение, которое было старше этого пацана»[1270].
Теперь, когда была разработана связная стратегия, израильтянам нужно было определиться с тем, как искать и ликвидировать все эти цели. Шин Бет доложила премьер-министру Шарону, что в связи с проработкой такого большого числа операций по ликвидации врагов потребуется задействование всех соответствующих ресурсов государства Израиль.
Палестинцы на оккупированных территориях давно привыкли к дронам, которые жужжали над ними в небе. «Дроны летали над этими территориями постоянно», – свидетельствовал тогдашний заместитель начальника Генерального штаба Моше Яалон[1271]. Беспилотные летательные аппараты собирали разведывательную информацию с помощью камер высокого разрешения. «Точно так же, как в небе присутствуют солнце и луна, в нем присутствовали и дроны с их тарахтением», – говорил Яалон.
Большинство гражданских лиц – и арабов, и израильтян – не представляли себе, как далеко продвинулась технология беспилотников за те десятилетия, что прошли с начала их использования в Израиле[1272]. Они стали значительно больше и могли оставаться в воздухе значительно дольше (до 48 часов). Несли гораздо более совершенную оптику и различные грузы – вплоть до тонны ракет точного наведения.
В ходе проводившихся в августе 2001 года военных маневров, в которых имитировалось военное столкновение с Сирией, в Армии обороны Израиля поняли, что с помощью дронов могут эффективно противостоять главной военной угрозе того времени – армаде сирийских танков, счет которых шел на тысячи. «У нас было больше бомб, чем насчитывалось целей на Ближнем Востоке», – говорил Яалон.
Как и Соединенные Штаты в ходе операции «Буря в пустыне»[1273], а также на Балканах, Израиль был способен вести войну дистанционными методами. Возможности для этого у него были даже более продвинутыми, чем у США. Израильтяне обладали не только точным оружием типа управляемых снарядов и ракет, но и летательными аппаратами, которые могли приближаться к целям на очень близкое расстояние и вести огонь с высокой степенью поражения, поскольку дроны умели настраиваться в полете на движущиеся цели.
Армия обороны Израиля и ВВС предпочитали держать информацию об этих возможностях в строгом секрете до начала тотальной войны. Однако когда военные выразили несогласие с требованием Шарона использовать дроны против людей и таким образом раскрыли факт их существования перед палестинцами, премьер-министр ударил кулаком по столу[1274]. «Он решил, что системы вооружений, “дремавшие” на складах в ожидании полномасштабной войны, которая все не начиналась, должны вместо этого использоваться против сегодняшнего врага», – говорил Иоав Галант.
ВВС Израиля создали специальное подразделение для модернизации дронов с точки зрения как вооружения, так и технологии фиксации целей[1275]. Поиск в качестве цели сирийского танка на поле боя отличается от преследования человека на осле, пытающегося скрыться от израильских ликвидаторов; а уничтожение бронемашины требует применения ракет другого типа, чем при ликвидации одного-двух человек в городском квартале. В израильских ВВС разработали боеголовку, которая во время взрыва разбрасывала вокруг себя сотни 3-миллиметровых вольфрамовых поражающих элементов, способных пробить металл и цементные блоки в радиусе 20 метров.
Получив от армии адекватное вооружение, Шин Бет предстояло теперь активизировать сбор разведывательной информации. Шарон приказал военной разведке АМАН, которая была в несколько раз больше Шин Бет, а также «Моссаду», отношения которого с общей службой безопасности складывались по меньшей мере неровно, поступить в распоряжение Шин Бет на столько времени, сколько может потребоваться[1276].
Наибольшие изменения претерпело подразделение 8200 (SIGINT), занимавшееся радио- и электронной разведкой[1277]. До этого оно работало преимущественно по внешним врагам Израиля, главным образом Сирии. Теперь большинство его огромных и мощных антенн, средств наблюдения, возможностей по дешифровке и проникновению во вражеские компьютерные сети было сконцентрировано на работе против террористов-смертников. Одна из прослушивающих станций подразделения, Турбан, которую чуть не закрыли с началом мирного процесса, была реорганизована и полностью подчинена Шин Бет. Она стала крупнейшей базой подразделения 8200 и эффективно работала в интересах проведения операций по ликвидации террористов.
АМАН и ВВС также начали использовать флот разведывательной авиации и даже спутники-шпионы, которые Израиль разместил на орбите, в интересах Шин Бет. Парк самолетов-разведчиков, изначально созданный для того, чтобы снабжать боевые части информацией с полей сражений в режиме реального времени, взял на себя наблюдение за целями в ходе операций по устранению террористов[1278]. «Очень многие израильтяне обязаны своей жизнью сведениям, полученным системой VISINT – визуальной разведывательной информации. И точно так же многие террористы обязаны этой системе своей смертью», – сказал Ицхак Илан.
Результатом всего этого явился «синтез разведсведений», сказал Моше Яалон[1279]. И это было «нечто неизмеримо большее, чем простое объединение материалов. Сосредоточение представителей разных спецслужб за одним столом в ВСЦ явилось катализатором накопления все большего объема разведданных. «Неожиданно, – говорил Дихтер, – представитель подразделения 8200, который не работает на идише (иными словами, чья работа по прослушиванию вражеских телефонов требовала владения арабским языком), слышит офицера Шин Бет, говорящего со своим палестинским источником на арабском, и вставляет в разговор собственный вопрос. И когда наблюдатель на месте сообщает, что “плохой парень” вошел в бакалейную лавку Абу Хасана, возникает вопрос, кем является этот Абу Хасан, и что, может быть, его не следует красить краской “плохого парня” на компьютере и т. д. Таким образом, сам Военно-ситуационный центр в ходе операции становится ресурсом, в котором создается очень большой объем информации»