В «Хезболле» не сомневались, что это дезинформационный трюк Израиля и что за этим политическим убийством стоят израильтяне. В надгробной речи на пышных похоронах Авали Хасан Насралла отметил, что покойный принадлежал к специальному подразделению, поддерживавшему борьбу палестинского народа. «Он шахид в нашем движении к Палестинскому государству, он шахид Иерусалима и мечети Аль-Акса в нашем противостоянии с сионистским образованием», – заявил Насралла над гробом Авали, обернутым желтым флагом «Хезболлы». Генеральный секретарь ХАМАС обвинил шефа военной разведки АМАН Зееви-Фаркаша в этом убийстве.
Шарон был доволен усилиями Зееви-Фаркаша. Однако он понимал, что для противодействия Радикальному фронту нужно сделать еще немало и в «Моссаде» требуется осуществить коренные преобразования.
Шарон хотел сместить Галеви с его поста, и ему были названы имена нескольких возможных кандидатов из числа ветеранов «Моссада» и армейских генералов. Однако у Шарона имелась только одна кандидатура – Меир Даган, его давний друг, с которым они вместе служили в армии. Даган был жесток и агрессивен. Это именно тот человек, который был нужен Шарону, чтобы дать Радикальному фронту достойный отпор.
Даган ушел из армии в 1995 году и позже стал руководителем антитеррористического центра в канцелярии премьер-министра[1426]. На этом посту он создал секретный орган под названием «Копье», в задачу которого входил подрыв финансовых ресурсов врага. «Я придавал большое значение экономической войне как неотъемлемой части нашей борьбы с главным противником», – говорил Даган.
Расследования, проведенные подразделением «Копье», позволили запретить организации, распоряжавшиеся фондами ХАМАС; некоторые из них были учреждены за границей богатыми мусульманами. («Копье» призывало ФБР и его европейских партнеров сделать то же самое в своих странах, но это было еще до теракта 11 сентября 2001 года, поэтому никто к этим призывам не прислушался). Рассказывают, что на одном из совещаний с особой силой проявилась разница в подходах Дагана и Галеви. Тогда «Моссад» представил информацию о том, что финансовые потоки, направляемые Ираном ХАМАС, проходят через один европейский банк со штаб-квартирой в Цюрихе.
«Никаких проблем, – сказал Даган. – Давайте сожжем его»[1427].
«Сожжем что?»
«Банк, конечно, – ответил Даган. – У нас же есть его адрес. Разве нет?»
Участники совещания пояснили, что речь идет не о наличных, а об электронных трансферах через систему SWIFT, которые поддерживаются совсем в другом месте.
«Ну и что? – сказал Даган. – Все равно давайте его сожжем. Менеджеры банка поймут, что это грязные деньги. Вреда от этого не будет».
В конечном счете Даган внял советам помощников и перестал настаивать на сожжении банка. Но в целом это был тот подход, которого хотел Шарон: «шеф “Моссада” с кинжалом в зубах», как Шарон сказал своим советникам[1428].
Это, однако, не означало, что Даган рвался к полномасштабной конфронтации с врагом. Напротив, он постоянно утверждал, что Израиль должен делать все, чтобы избежать военного конфликта со всеми странами региона; такого конфликта, в котором победить полностью невозможно.
«Задача израильского оборонного сообщества, – любил поучать Даган своих новых подчиненных в “Моссаде”, – состоит в том, чтобы любыми средствами отодвинуть следующую войну как можно дальше, используя в то же время тайные методы для нанесения концентрированных ударов противнику».
Даган принял «Моссад» в сентябре 2002 года. Вскоре Шарон сделал его ответственным за все тайные операции, имевшие целью сорвать иранскую ядерную программу. С начала 1990-х годов Иран расходовал огромные средства для получения атомного оружия в кратчайшие сроки, приобретая оборудование и технологии везде, где только возможно. И Шарон, и Даган рассматривали ядерный потенциал Ирана как угрозу существованию Израиля[1429].
Дагану было сказано, что он получит все – деньги, человеческие ресурсы и неисчерпаемые возможности, пока будет заниматься тем, чтобы остановить аятолл на их пути к созданию атомной бомбы. Даган все понял и приступил к работе.
«Шарон правильно сделал, что назначил его шефом “Моссада”, – говорил Вейсгласс. – Меир занял свою должность и начал творить чудеса».
Даган въехал в новый кабинет в главном здании «Моссада» и повесил на стену фотографию своего деда, стоящего на коленях и с ужасом смотрящего на немецких солдат вокруг. Через несколько минут он будет убит. «Посмотрите на эту фотографию, – говорил Даган оперативным работникам, посылая на задания. – Я здесь, и все мы – сотрудники и сотрудницы “Моссада” – здесь для того, чтобы это никогда больше не повторилось».
Даган решил, образно говоря, разобрать «Моссад» и вновь собрать его таким, чтобы он устраивал своего шефа. Первое – он сформулировал задачи сбора развединформации. Информацию следовало собирать не ради нее самой, чтобы она классифицировалась и хранилась в ненужных подобиях библиотечных архивов. Даган хотел, чтобы разведывательная информация могла бы прямо использоваться против врага. Он хотел иметь такую информацию, которая бы быстро трансформировалась в упреждающие и предотвращающие операции – диверсии, засады, «целевые» и политические убийства.
«Я сказал Арику (Шарону), что, по моему мнению, в организации надо осуществить большие перемены, – рассказывал Даган. – Но предупредил его: “Тебе решать, готов ли ты заплатить за это. Журналисты набросятся на тебя, меня и “Моссад”. Это будет нелегко. Ты готов заплатить эту цену?” Он сказал, что готов. Арик знал, как надо поддерживать своих людей»[1430].
Даган часто встречался с Шароном лично, чтобы получить санкции на тайные операции. Бывший ответственный сотрудник «Моссада» так описал царившую в разведке атмосферу: «Это были дни истерики. Даган приезжал очень рано утром и до глубокой ночи, не переставая, кричал на всех, что они ничего не могут и ничего не стоят»[1431].
По мнению Дагана, особенно важно было подтянуть личный состав подразделения «Перекресток», которое занималось вербовкой агентуры и организацией работы с ней. На его взгляд, «это было настоящее сердце “Моссада”». «В основе каждой операции, как бы вы ни поворачивали дело, лежит “Перекресток”».
Основу кадрового состава «Перекрестка» составляли «сборщики» (katsa) – оперативные работники, привлекавшие агентов к сотрудничеству и работавшие с ними.
Однако Даган считал, что «сборщики» вводили «Моссад» в заблуждение. Он описывал подразделение «Перекресток», которое увидел при вступлении в должность, как «законченную систему вранья, которая занимается самообманом и подпитывается ложью», с тем чтобы убедить себя и весь «Моссад» в своих успехах. «В течение многих лет они делали все, что хотели. Вербуют агента, который подает чай в офисе какого-то атомного объекта, и говорят, что у них есть информаторы внутри иранского ядерного проекта. Их нужно было ловить за шкирку и хорошенько давать пинка под зад».
Даган изменил принципы работы «Перекрестка» и потребовал, чтобы все агенты проходили проверку на полиграфе, чтобы доказать, что они являются надежными источниками. Оперативники «Перекрестка» категорически воспротивились испытанию своих агентов на полиграфе. «Это продемонстрирует им недостаток доверия, они будут оскорблены и не захотят с нами больше работать».
Директор в резкой форме отверг эти возражения. «Ты что, идиот? – спросил он одного вербовщика. – Человек предает свою страну, все, что ему дорого. И ты думаешь, что он не захочет в обмен на деньги пройти проверку на полиграфе?»
Даган заявил, что сопротивление проверке на полиграфе, по существу, является попыткой личного состава «Перекрестка» избежать раскрытия собственного «блефа», потому что они вербовали ненадежную агентуру. Он пытался как можно чаще встречаться с сотнями оперативников «Моссада», работавших по всему миру. «Агентурист, который ни разу не видел директора “Моссада”, неожиданно начинает встречаться с ним раз в три месяца. Начинает испытывать интерес к руководителю не только в теоретическом смысле, но и в смысле практическом: спрашивает директора о том, где ему что-то удалось и почему где-то его постигла неудача. Это очень мешало начальникам оперработников позднее втирать мне очки»[1432].
Поставив дело в «Моссаде» так, чтобы разведка вела эффективную войну, Даган также сузил ее важнейшую задачу. Он объявил, что у «Моссада» остаются только две широкие задачи[1433]. Первая – любое государство, пытающееся заполучить ядерное оружие, и в особенности иранский атомный проект. Импорт оборудования и сырья должен быть сорван, блокирован и остановлен; уже работающие объекты должны подвергаться диверсиям; а ученые-атомщики запугиваться, привлекаться к сотрудничеству, а в случае необходимости – уничтожаться.
Вторая цель – Радикальный фронт. Планов на полномасштабную войну с Ираном или Сирией Израиль не имеет, однако «Моссад» может разрушать логистические цепочки, по которым поставлялось оружие «Хезболле», ХАМАС или «Палестинскому исламскому джихаду». «Моссад» может охотиться на отдельных террористов и убирать видные фигуры в Радикальном фронте, даже если это сирийские генералы.
По приказу Шарона шеф военной разведки АМАН Зееви-Фаркаш согласился на то, чтобы армейские разведывательные структуры в полном объеме сотрудничали с «Моссадом» в рамках своеобразного «разведывательного пула», в котором стороны могли бы обмениваться всей добытой информацией[1434]. Это представляло собой существенное расширение имеющихся у «Моссада» ресурсов.