Около 4:00 5 сентября «Черный сентябрь» атаковал помещения, в которых жили израильские спортсмены. Одному из членов команды удалось убежать. Тренер по борьбе Моше Вейнберг и тяжелоатлет Йосеф Романо попытались оказать нападавшим сопротивление, но были убиты выстрелами. Их тела оставались лежать на полу в течение последующих девяти часов на глазах у девятерых оставшихся в живых членов израильской спортивной команды, которые были взяты в заложники. На теле Романо впоследствии были обнаружены следы жестоких издевательств.
Массала (Исса) вел переговоры с земельным правительством и полицией Баварии на глазах у сотен миллионов телезрителей по всему миру. В то утро в Иерусалиме Голда Меир скорбно проинформировала кнессет: «Убийцы требуют освобождения из израильских тюрем 200 террористов в обмен на освобождение заложников».
Как и всегда в период пребывания на посту премьер-министра, Голда Меир в данном случае разделяла точку зрения военного и разведывательного истеблишмента за исключением одной своей принципиальной позиции: ни при каких условиях не может быть переговоров с террористами[383].
Немцы твердо отказались остановить Игры, ссылаясь на то, что у немецкого телевидения нет альтернативных программ. «Это невероятно, но немцы решили продолжать, – писал Джим Мюррей из Los Angeles Times. – Это все равно что проводить бал в Дахау».
В подразделении «Сайерет Маткаль» стали немедленно готовить операцию по спасению спортсменов. К удивлению израильских властей, немцы, которые были намного менее израильтян искушенными в таких делах, отказались впустить израильский спецназ в Германию. Двоим израильским представителям – шефу «Моссада» Цви Замиру и руководителю следственного департамента Шин Бет Виктору Коэну – разрешили наблюдать за переговорами с террористами, да и то только на расстоянии.
Коэн, родившийся в Сирии и хорошо говоривший по-арабски, имевший большой опыт допросов террористов, вел переговоры с боевиками «Черного сентября», которые захватили самолет авиакомпании Sabena. «В деле с угоном авиалайнера Sabena мне дали возможность нормально работать, – вспоминал впоследствии Коэн. – Из разговоров с угонщиками мне удалось многое выяснить: из диалектов – откуда они; из лексики – в каком психологическом состоянии находились; из энергичности – насколько насторожены и т. д. Когда я почувствовал, что они начинают уставать, я сказал ребятам из “Сайерет Маткаль”, что пора начинать штурм»[384].
Однако в Мюнхене предложения Коэна и Замира проконсультировать немцев о том, как обращаться с террористами, твердо отклонялись. Вместо этого им пришлось наблюдать, как выживших членов израильской команды под дулом пистолетов и автоматов вывели из общежития в два военных вертолета Bell UH-1, стоявших неподалеку. Все происходившее оставило у Замира глубокое и тяжелое впечатление: «Я никогда, до конца своих дней не забуду картину, как наших спортсменов вели к вертолетам. По обе стороны дорожки, которая проходила по какому-то подобию лужайки, стояли десятки тысяч людей из самых разных стран. Мертвая тишина. Я стоял поблизости от (министра внутренних дел Германии) Ганса-Дитриха Геншера и (Франца-Йозефа) Штраусса. Рядом со мной стоял Виктор. И мы все смотрели, как израильские спортсмены со связанными руками маршировали в ногу с окружавшими их террористами по направлению к вертолетам. Это было страшное зрелище, особенно для еврея на немецкой земле, в Мюнхене»[385].
Вертолеты доставили заложников в расположенный неподалеку военный аэропорт, из которого самолет должен был вывезти их за пределы Германии, как только будет достигнуто соглашение об освобождении палестинских заключенных. За вертолетами с террористами и заложниками последовал еще один вертолет с Замиром, Коэном и немецкими официальными лицами на борту.
Немцы разработали операцию по спасению заложников, наметив ее проведение в этом военном аэропорту. Однако предназначенные для участия в ней силы имели плохую подготовку и организацию. У них не хватало необходимых разведывательных данных о террористах, не было снайперского снаряжения, а также нужной в таких операциях поддержки. Немцы открыли неорганизованный огонь и не смогли убить или ранить достаточное количество террористов, чтобы нейтрализовать всю группу.
«Боевики стреляли по зданию, в котором мы находились, – рассказывал Замир. – Виктор и я побежали вниз по лестницам, спотыкаясь в темноте, пытаясь отыскать немецких руководителей операции. Стрельба велась отовсюду. Мы увидели, что террористы начали стрелять по пилотам вертолетов и они падали лицом вперед. Когда мы нашли командиров немецкого спецназа, я потребовал, чтобы меня отвели на крышу, откуда я мог обратиться к террористам и предупредить их, что если они продолжат стрелять, живыми им отсюда не уйти. Офицеры отказывали нам в этом требовании, мы продолжали настаивать. Наконец они согласились, но поставили условие: мы должны говорить по-арабски, а не по-немецки».
Коэн взял мегафон и начал убеждать боевиков сдаться[386]. «Но было уже поздно, и никакого эффекта это не дало, кроме того, что по нам было выпущено несколько очередей, которые чуть не убили нас обоих».
Замир спросил немцев, почему у них отсутствовала штурмовая группа. Ему ответили, что полиция ожидает прибытия бронемашин, которые по дороге в аэропорт застряли в пробке, возникшей из-за любопытствующих прохожих.
Замир увидел, что террористы бросают гранаты в вертолет, в котором находились израильские заложники; было заметно, что после взрывов он загорелся. Когда Замир подбежал к дымящейся машине, то обнаружил тела девяти тел израильтян, прикованных друг к другу наручниками. Некоторые из них уже обуглились, а некоторые еще горели.
Для Замира поведение немцев в ситуации с заложниками было весьма красноречивым: «Они не предприняли даже малейших усилий к тому, чтобы сохранить жизни людей, и не пошли даже на минимальный риск, чтобы спасти заложников или своих сотрудников». Замир вспоминал, что он видел, как один из пилотов вертолета звал на помощь[387]. «Я сказал (немецкому полицейскому): “Ради бога! В вертолете исходят кровью люди. Один пилот прополз двести метров. Вызволите его оттуда!” Этот пилот полз на четвереньках, и никто не шелохнулся, чтобы ему помочь».
Как говорил впоследствии Коэн: «Уже позднее мы узнали, что некоторые полицейские, которые должны были принимать участие в спасательной операции, прямо перед ее началом решили, что они не готовы рисковать своими жизнями ради израильтян».
В 3 часа утра, через 23 часа после атаки террористов, Замир позвонил Голде Меир, которая поздравила его с успехом. Немцы неверно ее информировали о том, что все израильские спортсмены остались живы. «Мне больно говорить это тебе, Голда, – произнес Замир, – но спортсменов не спасли. Я видел их всех. Не выжил ни один».
Почти моментально возникли исторические параллели. Снова евреи были убиты на немецкой земле, в то время как весь остальной мир продолжал свои дела, будто ничего и не произошло. Что еще хуже, государство Израиль было выставлено немецкими властями бессильным и вынужденным пассивно наблюдать, как террористы уничтожают его граждан. На многие дни жизнь в Израиле буквально остановилась. По всей стране были отменены празднества по случаю еврейского Нового года (Рош ха-Шана). В стране повисла атмосфера скорби.
Палестинцы рассматривали свою операцию как успех, поскольку их дело оказалось в центре внимания мировой общественности. Один из печатных органов ООП писал: «Взрыв бомбы в Белом доме, взрыв мины в Ватикане, смерть Мао Цзедуна или землетрясение в Париже не смогли бы получить больший резонанс во всем мире, чем тот, который был вызван операцией “Черного сентября” в Мюнхене… Это все равно что вывести слово “Палестина” на вершине горы, видимой из всех уголков планеты»[388].
Непосредственно после этого события кабинет Голды Меир не мог сделать многого. Он опубликовал формальное заявление о том, что «правительство Израиля с гневом и отвращением осуждает убийство арабскими террористами одиннадцати израильтян». Меир приказала осуществить «десятки авиаударов по базам, лагерям и штаб-квартирам террористов в Сирии и Ливане. При этом имеется в виду нанесение урона террористам, а не мирным жителям»[389].
Но это было только начало.
Вечером 6 сентября Замир вернулся из Мюнхена. На двух закрытых брифингах, которые окажут огромный эффект на будущую политику Израиля в отношении терроризма, он эмоционально описал атаку террористов и реакцию Германии – отказ немцев принять помощь или совет, хаос, отсутствие профессионализма и апатию, которую продемонстрировали немецкие силы безопасности.
«Позор Германии невозможно измерить»[390], – сказал он. Все, чего хотели немецкие власти, – поскорее покончить с этим инцидентом, чтобы продолжить Олимпийские игры, сообщил Замир потрясенному кабинету министров.
По мере того как расходились волны от доклада Замира, ярость против террористических организаций, проливающих еврейскую кровь, а также против немецких властей, которые так позорно провалились и отказались взять на себя какую-либо ответственность, резко возросла. На секретном заседании комиссии кнессета[391] один из участников в крайнем возбуждении воскликнул: «Мы не только должны защищать себя, мы должны переходить в наступление. Мы должны находить террористов и убивать их. Мы должны превращать их из охотников в добычу». Менахем Бегин предложил нанести бомбовые удары по Ливии.
В дело вступила Голда Меир, которую критиковали за то, что она не взяла спецслужбы под свой плотный контроль для предотвращения мюнхенского кровопролития