[491]. Появилось новое чувство уверенности, которое не ограничивалось только рамками «Моссада», но распространилось во всем израильском руководстве.
Через два дня после операции министр обороны взобрался на разрушенные стены горной крепости Масада[492]. Именно здесь зелоты, восставшие против Римской империи, убивали себя и свои семьи, но не сдавались в плен врагу, создав один из главных символов героизма нации. Даян объявил: «Мы создадим новый Израиль в широких границах, не таких, как границы 1948 года… Нынешние дни благословлены для нас такими условиями, подобные которым наша страна вряд ли видела когда-либо в прошлом». Начальник Генерального штаба Элазар в письме к Замиру похвалялся, что «престиж Армии обороны Израиля достиг новых высот, а ее слава возросла»[493]. Голда Меир 15 апреля 1973 года написала: «Возможно, придет день, когда легенды о героизме и стойкости, самопожертвовании и ревностном служении этих воинов будут передаваться в Израиле из уст в уста и целые поколения будут рассказывать о них с восхищением и гордостью, как о еще одной странице героического наследия нашего народа».
Однако уверенность может легко превратиться в излишнюю самоуверенность и породить ловушки, которые не ограничивались «Кесарией» и Лиллехаммером[494]. Через сорок лет после бейрутского рейда командовавший его ударной группой Эхуд Барак, позднее ставший начальником Генерального штаба, премьер-министром и министром обороны, скажет, что это высокомерие имело катастрофические последствия для всей страны. «Оглядываясь назад, – говорил он, – мне кажется, что, когда мы вернулись той ночью из Бейрута, руководство страны сделало неправильные выводы из успеха операции. Это породило безосновательную самоуверенность. Невозможно экстраполировать итоги хирургической, узкоцелевой операции на боеспособность целой армии, представляя дело так, что АОИ способна сделать все что угодно, что она всемогуща.
Они – премьер-министр, министр обороны и другие – видели, как мы в “Сайерет” и “Моссаде” получили приказ и в течение нескольких недель смогли его выполнить. И выполнили хорошо. Это дало им ощущение, что такие возможности являются нормальными для всей армии. Однако наши успехи и в Шестидневной войне, и в последующих операциях стали результатом тщательного планирования и оптимального использования фактора внезапности. Мы были инициаторами военных действий. Устанавливали их временные графики и определяли итоги.
А с нашим новым ощущением безопасности пришла и некоторая самоуспокоенность. Мы не думали, что противник сможет тоже застать нас врасплох и нанести нам такой же урон».
Непоколебимая вера в вооруженные силы и убежденность в том, что три ветви системы обороны страны – Армия обороны, Шин Бет и «Моссад» – могут оградить Израиль от любой опасности, создали у руководства страны ощущение, что не существует никакой срочной необходимости в достижении дипломатического компромисса с арабами. Однако за пределами Израиля многие думали по-другому.
В 1972 году госсекретарь США Генри Киссинджер начал серию дипломатических инициатив, нацеленных на достижение мирного соглашения или хотя бы пакта о ненападении между Израилем и Египтом[495]. Он понимал, что, пока Израиль удерживал египетские территории, завоеванные им в 1967 году, Египет будет прилагать все усилия к тому, чтобы вернуть их обратно, и что новый разрушительный пожар на Ближнем Востоке является всего лишь вопросом времени.
Своей высшей точки эта дипломатическая инициатива достигла во время решающих встреч между Киссинджером и уполномоченным египетским представителем, которые прошли 25 и 26 февраля на конспиративной квартире ЦРУ в Армонке в Нью-Йорке. Представитель египетской стороны заявил, что его страна готова подписать мирное соглашение с Израилем, условием которого является признание суверенитета Египта над Синайским полуостровом с возможностью оставления там израильских войск. При этом подразумевался их последующий полный уход с Синая в обмен на установление дипломатических отношений между двумя странами. Эти условия были беспрецедентно выгодными для Израиля. Однако президент Египта Анвар Садат одновременно предупредил, что, если эти условия не будут приняты до сентября, он откроет против Израиля военные действия.
Меир отказалась. «Мы пропускаем это предложение», – сказала она Киссинджеру.
Даян поддержал премьера. «Я предпочитаю иметь Шарм-эль-Шейх без мира, – сказал он, – чем иметь мир без Шарм-эль-Шейха»[496].
К этому времени Египет и Сирия лихорадочно готовили вооруженные силы к войне: осуществлялись массовые перемещения войск в сторону передовых линий и обратно; проводились учения ВВС в связке с задействованием зенитно-ракетных комплексов, которые поставил им СССР; осуществлялась подготовка спецподразделений по использованию противотанковых управляемых реактивных снарядов «Малютка» (Sagger); проходили масштабные маневры по подготовке массированного форсирования Суэцкого канала. Все это с очевидностью свидетельствовало о подготовке к войне, но, не имея разведывательных данных, которые надежно подтверждали бы это, израильский оборонный истеблишмент отбрасывал эти признаки в сторону, считая ппоисходящее всего лишь военными маневрами.
Элазар был убежден в том, что «Моссад» и АМАН смогут обеспечить Израилю предупреждение о начале войны хотя бы за 48 часов, чего было бы достаточно для мобилизации резервов[497]. В любом случае он и его окружение не были слишком озабочены ситуацией, уверенные, как и раньше, что арабы боятся Израиля и не посмеют начать войну. Если же они сделают это, то израильтяне были уверены, что «переломают арабам кости» в кратчайшие сроки.
Они ошибались.
6 октября в 14:00 египетские и сирийские войска предприняли массированные концентрированные внезапные удары по Израилю[498]. Этот день пришелся на главный еврейский праздник Йом-Кипур (День искупления, или Судный день), когда израильтяне, даже неверующие, постятся и ходят в синагоги или остаются дома. Поэтому израильских войск на линии соприкосновения было немного. Египтяне бросили в бой 2200 танков, 2900 бронемашин, 2400 артиллерийских орудий, большое количество вооружений ПВО и средств борьбы с танками, а также сотни тысяч пехотинцев и спецназовцев. Большая часть из них была переброшена через Суэцкий канал. На Голанских высотах сирийцы ввели в Израиль 60 000 солдат, 1400 танков и 800 артиллерийских установок. И Египет, и Сирия также задействовали большую часть своих ВВС и ВМФ. Противостоявшие нападавшим израильские части имели численность всего несколько сот человек, в основном резервистов, которые были размещены на передовой для того, чтобы дать основным подразделениям возможность разъехаться по домам в святой для евреев день.
В течение первых нескольких дней арабам удалось одержать ряд заметных побед над израильтянами, которые помимо того, что были захвачены врасплох, еще и неправильно восприняли тактику противника. Египтяне создали огромный десантный плацдарм на синайской стороне Суэцкого канала, а сирийцы проникли глубоко внутрь территории Голанских высот и угрожали дальнейшим продвижением в Иорданскую долину и Галилею.
Однако благодаря героическим усилиям и самопожертвованию израильтянам удалось остановить вторжение противника и после 19 дней непрерывных контратак развернуть ситуацию в свою сторону. Египтян удалось выбить практически со всей территории их десантного плацдарма на Синайском полуострове. Израильские войска преодолели канал и после окружения крупных соединений противника на его западном берегу начали продвигаться в сторону Каира, приблизившись к нему на расстояние в 100 километров. Сирийцев выжали с Голанских высот, и израильские части продолжили свое наступление, пока не оказались на расстоянии артиллерийского выстрела от Дамаска.
Однако победа далась нелегко. Более 2300 израильских солдат погибло в войне Судного дня – войне, которую можно было предотвратить путем переговоров или хотя бы подготовиться к ней, надлежащим образом организовав предварительную разведку.
По Израилю прокатилась волна протестов, что привело к созданию специальной комиссии по расследованию и вынужденным отставкам начальника Генерального штаба Элазара и шефа военной разведки АМАН Зеира наряду с другими высшими офицерами. Война рассеяла, по крайней мере временно, бытовавшее в стране представление о превосходстве Израиля в военном отношении и в плане деятельности спецслужб, а следовательно, и чувство безопасности. Хотя комиссия открыто не возложила вину на Меир или Даяна, под сильным давлением общественности премьер-министр 11 апреля подала прошение об отставке.
Месяц спустя, около 4:30 13 мая 1974 года, трое членов Демократического фронта освобождения Палестины, группы, подконтрольной ООП (и не связанной с НФОП), тайно проникли в Израиль из Ливана[499]. До наступления ночи они прятались в придорожной канаве. Израильские пограничники обнаружили их следы, но найти не смогли. Под прикрытием темноты трое лазутчиков стали пробираться к Маалоту, городку, находящемуся в десяти километрах от границы и населенному преимущественно иммигрантами. По пути они устроили засаду на машину, в которой с работы домой ехали две женщины. Одну они убили, а другую ранили. На место происшествия был вызван патруль Армии обороны Израиля, но схватить преступников не удалось.
В 3:30 трое мужчин подошли к дому на окраине городка. Двое из них родились в Хайфе и знали иврит. Они сказали находившимся в доме людям, что являются полицейскими, разыскивающими террористов. Когда хозяева открыли им дверь, палестинцы ворвались внутрь и убили Йосефа и Фортуну Коэнов, их четырехлетнего сына Моше, и ранили их дочь Биби. Они не заметили 16-месячного Ицхака, глухонемого мальчика, который не издал ни звука. Покинув дом, террористы натолкнулись на Яакова Кадоша, работника местного муниципалитета, и потребовали, чтобы тот показал им дорогу к школе. Он указал им путь, после чего они выстрелили в Яакова и ранили его.