Захват пленных – всегда риск для наших войск, и, кроме того, побуждает противника к захвату заложников для обмена на своих боевиков. А ведь в любом случае они заслуживают смерти. Поэтому мы считали, что в отношении тех, кто приходил за оружием, из которого потом планировалось убивать евреев, лучше всего применять тактику организации “несчастных случаев на производстве”».
Программа «Грузы» – массовые ликвидации подозреваемых, которые в тот момент непосредственной опасности не представляли, то есть, по сути, нарушение законов Израиля и правил ведения войны, – не представляла собой серию каких-то бесчестных акций беспринципных оперативников. Это были официально санкционированные внесудебные убийства, предложенные руководителю Шин Бет его подчиненными и одобренные им, а затем и премьер-министрами – сначала Рабином, а потом Бегином и Шамиром[758].
В некоторых случаях подрывы в ходе программы «Грузы» осуществлялись с большого расстояния по радио- или оптическим лучам, носившим общее название «Платформа»[759]. Это была передовая по тем временам технология. «Все это хорошо в теории, – рассказывал один из старших оперативных работников Шин Бет, который принимал участие в операциях, – но иногда тайники с оружием были очень примитивно закамуфлированы, например располагались под строительным мусором или под большим камнем. Как правило, забирать оружие действительно приходили боевики ООП, но иногда камень мог поднять и пастух или парочка на прогулке по окрестностям, которую вдруг охватило любопытство. В инцидентах с тайниками погибло немало невинных людей»[760]. Обычно служба армейских капелланов ночью убирала трупы и хоронила их на кладбище для убитых врагов.
В Шин Бет существовала норма, по которой сотрудники внутри службы должны были говорить только правду, а вне ее могли лгать[761]. Часто заключенные жаловались в судах, что делали признания только под воздействием пыток, но на это никто не обращал внимания. Когда в суд для дачи показаний вызывались следователи Шин Бет, они использовали трюк, получивший в службе название «Пусть посмотрят мне прямо в глаза». Когда следователя спрашивали, бил ли он заключенного или прибегал к другим мерам физического воздействия, он обычно смотрел сначала на судью, потом на допрашиваемого, затем снова на судью и произносил: «Я не трогал его даже пальцем. Пусть он посмотрит мне в глаза и скажет, что мы ему что-то сделали».
«Мы всё отрицали, – рассказывал Ариех Хадар, тогдашний начальник следственного управления. – Судьи конечно же верили нам. Потому что некоторые арабы были склонны преувеличивать в своих описаниях воздействие, которое мы на них оказывали. Так отмести все их заявления было нетрудно».
Хадар и все другие сотрудники Шин Бет, которых автор опрашивал при подготовке этой книги, настаивали на том, что материалы, полученные в результате допросов, спасли жизни многих израильтян, предотвратив террористические акции. Они также делали упор на то, что жестко обходились только с действительно виновными. «Мы никогда не фабриковали свидетельств, – говорил Хадар. – Мы никогда не придумывали фактов, которые не считали правдой. Мы никогда не шли в суд, если не были на 1000 % уверены в том, что данный человек виновен»[762].
Программа «Грузы» была отменена 8 апреля 1979 года, после того как неправильно сработавшее взрывное устройство убило оперативного работника Шин Бет[763]. Авраам Шалом был назначен руководителем Шин Бет в 1980 году, и немедленно восстановил эту программу в еще бо́льших объемах.
Шин Бет под руководством Шалома использовала агрессивную тактику против палестинцев на оккупированных территориях и в Ливане, но руководитель службы хорошо понимал, что в конечном счете оккупация была проблемой, которую невозможно решить только силой. «Все, что мы могли делать, – это контролировать войну, – говорил он. – Мы могли поддерживать пламя на определенном уровне, чтобы наше государство могло делать то, что ему необходимо. И это было важно. Но проблему оккупации не решало»[764].
И он был не одинок в своем мнении. Почти все руководители спецслужб придерживались леволиберальных взглядов на палестинскую проблему и являлись сторонниками политического решения, которое должно было привести к компромиссу и созданию независимого палестинского государства[765]. Но если эти люди и говорили об этом, то очень тихо. Несмотря на свою личную точку зрения по поводу оккупации, Шалом не шел наперекор своим начальникам, а только продолжал применять, и очень эффективно, политику предотвращения терроризма.
В то время Шин Бет было все труднее сдерживать всплеск террористической активности против АОИ в Ливане, стране, где службу безопасности не связывали никакие законы и где она, соответственно, применяла особенно жестокие методы. «Ливанизация оказала сильное воздействие на Шин Бет, – говорил Шимон Ромах, руководивший операциями службы в этой стране. – Поскольку там не было ни гражданского контроля, ни контроля со стороны СМИ, ощущение свободы действий и отсутствие боязни, что все это попадет в прессу, играло большую роль».
Эта свобода действий затронула и Авраама Шалома. «На всех уровнях из-за Ливана ощущался элемент развращенности, – рассказывал Гинос-сар. – Получалось, что Шалом, очень тесно связанный с происходящим в Ливане, мог отдавать в этой стране приказы, которые там проходили, но которые не прошли бы в израильских реалиях»[766].
К тому времени, когда произошел инцидент в Ашкелоне, Шалом уже четыре года руководил операциями Шин Бет с полным карт-бланшем на руках. У него не было никаких оснований полагать, что еще одна пара мертвых палестинских террористов вызовет проблемы.
Но одним из людей, кто бросился к автобусу при начале штурма и оказался поблизости от него, когда штурм закончился, был израильский фоторепортер Алекс Левац.
В возникшей суматохе Левац снимал всех, кто был вокруг него. Он видел, как двое крепких мужчин уводили низкорослого черноволосого юношу. Сначала Левац не понял, что этот человек в наручниках. «Когда я сделал этот снимок, то не понял, кто это был. Думал, что один из освобожденных пассажиров, – рассказывал Левац комиссии по расследованию инцидента. – Но когда один из уводивших его людей со злобой бросился на меня, я посчитал, что он возражает против фото, являясь засекреченным оперативником»[767]. В действительности эту троицу составляли Маджди Абу Джумаа и два оперативных работника подразделения «Птицы».
«Мы вытащили его, – свидетельствовал один из бойцов. – Через несколько метров сверкнула вспышка. Один из оперативников крикнул: “Забери у него пленку!”»
Левац еще не осознал до конца, что происходит, но понял, что на его последней фотографии имеется что-то важное. Поэтому, прежде чем оперативник «Птиц» дотянулся до него, он моментально заменил пленку в фотоаппарате, а экспонированную успел сунуть в носок[768].
Армия обороны Израиля объявила, что «сегодня утром при штурме автобуса, захваченного террористами десять часов назад на Прибрежном шоссе, все нападавшие боевики были убиты»[769]. Редакторы газеты Hadashot, на которую работал Левац, поняли, что в их руках сенсация, и хотели напечатать фотографию, сделанную репортером, однако военная цензура не разрешила им этого. Но кто-то тайком передал фото в иностранные СМИ, включая немецкий еженедельник Stern, который напечатал ее. Затем и в Hadashot обошли цензуру и перепечатали статью из The New York Times, поместив и фотографию[770].
Родственники и соседи в секторе Газа опознали молодого человека на фотографии как Маджди Абу Джумаа. На нем не видно никаких ран, глаза у него открыты, и он в наручниках. Оперативники не поддерживают его, из чего можно сделать вывод, что он стоит самостоятельно.
Публикация фотографий после официального объявления о том, что все террористы были убиты во время штурма, вызвала всплеск общественного возмущения, что совпало с недостатком доверия к властям после Ливанской войны, и привела к атакам на правительство со стороны ряда либеральных СМИ[771].
Премьер-министр Шамир и Шалом выступали против официального расследования дела, но их мнения никто не хотел слышать. Министр обороны приказал создать комиссию по расследованию инцидента, а позднее еще одна такая комиссия была создана Министерством юстиции.
28 апреля, через два дня после создания первой комиссии, Авраам Шалом приказал десяти своим ближайшим подчиненным – офицерам «Птиц», которые принимали участие в убийствах, юридическим советникам Шин Бет и другим ответственным сотрудникам службы, включая Иосси Гиноссара, собраться в апельсиновой роще возле Нетаньи, к северу от Тель-Авива. Он специально выбрал это пустынное место, где их никто не мог увидеть, вдалеке от объектов Шин Бет, в которых стояли прослушивающие устройства. Эти устройства в обычное время служили интересам Шин Бет. Однако Шалом опасался, что в данный момент они могут помешать его планам.
Той ночью, при свете звезд, Шалом и его люди дали друг другу взаимную клятву никогда не раскрывать правду об этом деле и сделать все, чтобы замять его, поскольку если этого не сделать, то, по словам Шалома, «государственной безопасности Израиля будет нанесен большой ущерб и будут вскрыты секреты службы Шин Бет»