ь взять на себя риски, связанные с ликвидацией этого духовного лидера, и сделать это на французской земле?
Представитель начальника «Кесарии» Майка Харари сказал, что с оперативной точки зрения это не слишком сложная операция, но, как и со всеми операциями, которые должны быть осуществлены в столь сжатые сроки, все может пойти не по плану.
Один из начальников отделов, работавший в Иране, сказал: «Позвольте Хомейни вернуться в Иран. Там он долго не протянет. Армия и САВАК разберутся с ним и протестующими на улицах городов. Он представляет собой прошлое Ирана, а не его будущее».
Директор «Моссада» Хофи ясно обозначил свою позицию: «отказать в предложении по принципиальным соображениям», потому что был противником убийства политических лидеров.
Иосси Альфер, старший аналитик, занимавшийся Ираном, сказал на совещании: «У нас нет достаточной информации о взглядах Хомейни или имеющихся у него возможностях их реализовать, поэтому я не могу точно оценить, будет ли оправдан риск»[972]. Хофи согласился с точкой зрения Альфера и приказал Цафриру дать Бахтияру отрицательный ответ.
Этот эпизод является еще одной иллюстрацией того, как государство Израиль – часто даже будучи готовым использовать «целевые» убийства как инструмент – проявляет большие колебания, когда речь заходит об убийстве политических лидеров, даже если никто не назначал их на этот пост официально[973].
Оглядываясь назад, Альфер скажет, что «уже через два месяца после того совещания я понял, что собой представляет Хомейни», и очень сожалел о принятом в отношении аятоллы решении. Если бы «Моссад» ликвидировал Хомейни, то, как считал Альфер, ход истории изменился бы в лучшую сторону.
1 февраля Хомейни приземлился в международном аэропорту «Мехрабад» в Тегеране, приветствуемый такими радостными толпами, которых Иран еще никогда не видел. Только силой своего голоса он разрушил шахскую монархию. Мечта стала явью[974]. Практически без применения силы Хомейни и его сторонники захватили контроль над Ираном, огромной страной с богатыми минеральными ресурсами, с шестой в мире армией и самым большим военным арсеналом в Азии.
«Ислам умирал или был мертв в течение 1400 лет, – сказал Хомейни в своей первой речи в качестве верховного лидера. – Мы возродились благодаря крови нашей молодежи… очень скоро мы освободим Иерусалим и будем молиться там». Что касается правительства Шапура Бахтияра, которого шах назначил премьер-министром перед самым отъездом, то Хомейни отринул его одним острым заявлением: «Я переломаю им зубы».
США, «Большой Сатана», как Хомейни громогласно называл эту страну, и Израиль, «Малый Сатана», восприняли возвышение аятоллы всего лишь как проходной эпизод. В конце концов, американские и британские спецслужбы один раз уже восстанавливали шаха на престоле, после того как в 1953 году его сбросили оттуда леворадикалы. Однако приход Хомейни к власти явился результатом долговременной крепнущей народной поддержки и защиты этого движения верными помощниками аятоллы, которые моментально идентифицировали и расправлялись со всеми попытками контрреволюции[975].
В ноябре толпа разъяренных студентов – сторонников Хомейни ворвалась в посольство США, оккупировала его и взяла дипломатический корпус и других сотрудников в заложники. Они также захватили большие объемы американских разведывательных материалов. Последовавший кризис и позорный провал попытки освобождения посольства (операция «Коготь орла») унизили Соединенные Штаты и привели к поражению Картера при выборах на второй срок. «Мы ощущали себя беспомощными перед лицом этой новой опасности», – говорил Роберт Гейтс, в то время ответственный сотрудник Департамента стратегических исследований ЦРУ (позднее – директор Центрального разведывательного управления и министр обороны)[976].
Вашингтону и Иерусалиму стало абсолютно ясно, что сила, которая когда-то являлась их ближайшим союзником, превратилась в их главного врага[977].
Вскоре стало ясно и то, что вместо того чтобы цепляться за эфемерную власть в одной стране, аятолла Хомейни был полон решимости распространить свою исламскую революцию по всему Ближнему Востоку.
Миссия по распространению революции была поручена одному из ближайших сподвижников Хомейни по годам ссылки, шиитскому духовнику Али Акбару Мохташамипуру[978]. Он впервые встретился с Хомейни во время обучения в городе Наджафе, священном для шиитов месте в Ираке, где аятолла нашел убежище после того, как был выслан шахом из Ирана. Али Акбар сопровождал Хомейни в годы ссылки и в этом городе, и во Франции. В 1973 году Хомейни направил его вместе с группой своих верных сподвижников на Ближний Восток с заданием установить контакты с исламским освободительным движением в регионе. Именно Мохташамипур создал альянс с ООП, в результате чего люди Хомейни были приняты на тренировочных базах бригады 17.
На этих базах специалисты учили молодых людей диверсиям, сбору разведывательных данных и тактике террора. Для Арафата принятие людей Хомейни на своих базах было одним из способов расширения поддержки палестинскому делу и превращения себя в фигуру международного масштаба. Но для Хомейни и Мохташамипура это было частью перспективной и целенаправленной стратегии: распространить революцию, которую они разжигали в Иране, на Ливан – небольшую страну в сердце Ближнего Востока, значительную часть населения которой составляли бедные шииты, готовые к массовым волнениям[979]. Хомейни хотел создать там «передовые стратегические позиции, которые приблизят нас к Иерусалиму», подразумевая под этим границу Ливана с Израилем. К 1979 году сотни шиитских боевиков проходили подготовку в качестве повстанческой армии.
Когда Хомейни вернулся в Иран и захватил власть, Мохташамипур занял центральное место в формировании Корпуса стражей исламской революции – той силы, которая обеспечивала власть Хомейни в стране.
До Иранской революции идеал исламского государства[980]представлял собой абстрактную мечту, далекую от реальности. Однако теперь властителями в стране стали люди, проведшие свою жизнь в экстремистских медресе Ирана или тренировочных лагерях в Ливане. Через три года после падения шахского режима, когда революция прочно утвердилась в Тегеране, Хомейни назначил Мохташамипура послом в Сирии[981]. Пост подразумевал исполнение занимавшим его человеком двух ролей. Внешне он представлялся эмиссаром Министерства иностранных дел своей страны, как и многие другие послы. Втайне же от публики являлся одним из руководителей Корпуса стражей исламской революции, получая прямые приказы от Хомейни и командуя большими массами людей и миллионами долларов в месяц. Эта секретная роль была намного важнее.
В то время значительная часть Ливана контролировалась сирийскими военными. Для эффективной деятельности революционных сил Хомейни нужны были соответствующие договоренности с президентом Сирии Хафезом аль-Асадом. Это и было работой Мохташамипура: наладить такой политико-дипломатический контакт с Сирией, который позволит выйти на военный союз с ней.
Несмотря на наличие у обеих стран общего врага – Израиля, Асад поначалу настороженно относился к ухищрениям Мохташамипура. Иранский посол был полон неудержимого революционного энтузиазма. Асад, светский правитель, опасался, что исламский фанатизм, который разжигал иранец, в конце концов выйдет из-под контроля и обернется против режима. Как казалось тогда, будущие осложнения перевесят сиюминутные выгоды от политики, предлагаемой иранцами.
Однако после того, как Израиль вторгся в Ливан в июне 1982 года, Асад изменил свое мнение.
Война была катастрофой не только для Израиля, но и для Асада. В столкновении с Израилем сирийские войска получили тяжелые удары. Наибольший ущерб понесли сирийские ВВС, источник гордости для Асада, который командовал ими в прошлом и продолжал пестовать. За 46 часов было уничтожено 82 сирийских военных самолета, притом что Израиль потерял только одну боевую машину.
Из израильского вторжения Асад сделал вывод, что сирийская армия не сможет противостоять израильской на поле боя и должна попытаться нанести Израилю урон непрямыми методами[982]. Здесь Израиль сыграл на руку Сирии, оставив свои войска в Ливане. При этом израильтяне исходили из необходимости обеспечения покоя своим поселениям на севере, однако таким образом они просто создали себе еще один фронт, открытый и уязвимый для партизанских действий.
«Старший Асад (то есть Хафез, отец Башара, который сменит его) был, к моему большому сожалению, умным человеком, – говорит Меир Даган, командовавший в то время израильскими силами в Ливане. – Он создал аппарат выжимания крови из Израиля, не затратив на это ни копейки»[983].
Этим аппаратом была поддерживаемая Ираном шиитская милиция, которую Мохташамипур так страстно желал создать. В июле 1982 года Иран и Сирия подписали военное соглашение[984], по которому Корпусу стражей исламской революции под командованием Мохташамипура разрешалось действовать в Ливане. С внешней стороны они предоставляли гражданскую помощь шиитскому населению, строя социальные и религиозные объекты, например школы и мечети. Раздавали гуманитарную помощь бедным и нуждающимся, в том числе людям с наркотической и алкогольной зависимостью, и обеспечивали сравнительно качественную медицинскую помощь. Иран предоставлял ливанским шиитам все, что ливанское правительство, в котором доминировали представители суннитского и христианского большинства, шиитам никогда не давало.