Восстание Архидемона — страница 43 из 75

еркви. Такой проступок карается рудниками с конфискацией всего имущества. Что ты можешь сказать в свое оправдание? Марк Амелл стиснул зубы.

— Я не собираюсь оправдываться перед вами, — он резко мотнул головой, отбрасывая мокрые волосы назад. — Будьте вы прокляты! Вы говорите о моем сыне. Проваливайте, говорю вам, откуда пришли. Я его не отдам!

Старший храмовник снял шлем, взяв его подмышку. Лицо его, неожиданно благообразное, в противоположность словам, выражало ласковую укоризну.

— Ты словно одурманен, Марк, — он шагнул ближе, меняя тон. — Подумай, разве не тлетворное это влияние той забавы демонов, что ошибочно именуешь ты своим сыном? Может ли истинный последователь Андрасте говорить так, как ты? Я скорблю о твоей утрате, но у тебя больше нет твоего первенца. Остался лишь порочный сосуд, вместилище для порождений Тени, что только и ждут, чтобы через него выбраться в мир смертных, и нести разрушения и горе! Позволь нам забрать его миром. Клянусь, я пощажу твою жизнь.

Амелл мрачно ухмыльнулся. Меч он по-прежнему держал вытянутым перед собой, не подпуская никого к дому, где за его спиной кусавший губы Дайлен сжимал руку вцепившейся в него сестры.

— Ты за идиота меня держишь, храмовник? Думаешь, я ничего не знаю о Тени? Я знаю о ней побольше твоего. Прошло уже два года! Два года кошмаров! Он сам победил своих демонов и отогнал опасные сны. И за все время не сотворил ни одного магического действа. Он не опасен!

— Если позволите, сэр, — Дайлен запнулся, справляясь с дрожью в голосе. — Демонов в Тени можно победить без помощи магии. Я убил троих мелких, используя лишь те приемы, которым научил меня отец…

— Заткнись, Дайлен! — Марк Амелл поудобнее перехватил меч, не спуская глаз с окруживших его храмовников. — Бери сестру, и запритесь в доме. Живее!

— Ты совершаешь ошибку, Марк, — храмовник горестно покачал головой, и вдруг швырнул шлем в Амелла.

Тот успел пригнуться, и, приняв выпад меча на топорище, отшвырнул рыцаря от двери. Храмовники молча бросились на него — как хорошо обученные псы на злого, поджарого волка. Марк Амелл сражался яростно и умело, не подпуская никого к своему дому. На лице его застыло раздраженно-обреченное выражение, исступленное и ужасное в своем бешенстве. Ему удалось поразить трех из семи своих врагов, когда клинок старшего храмовника, наконец, нашел свою цель. Не нужно было быть мастером меча, чтобы знать наперед исход этого поединка.

Кусланд шагнул еще ближе. Вне всяких сомнений, демон был среди храмовников. Однако сосредоточиться на том, чтобы понять, кто именно, ему помешал Дайлен. Выскочив из-за двери, юноша упал на колени рядом с неподвижно лежавшим в траве отцом. По его лицу бежали слезы.

— О Создатель! — не обращая внимания на подступавших к нему храмовников, Дайлен положил мгновенно окутавшиеся синеватым свечением ладони вокруг рваной раны на груди отца, не замечая, или не желая замечать, что тот был уже мертв. — Я сейчас, сейчас…

— Сэр Колин! — один из храмовников тронул за локоть старшего. — Брат Октавиан серьезно ранен. Братья Лут и Родерик истекают кровью.

Старший обвел взглядом своих людей. Двое раненых Марком Амеллом храмовников оставались на ногах, безуспешно пытаясь остановить кровь, зажимая руками порезы. Еще один лежал у стены дома. На губах его пузырилась кровавая пена. Над ним на коленях стоял еще один рыцарь. Взгляды старшего и коленнопреклонного храмовников встретились, и последний покачал головой. Дернув щекой, старший пересек пространство, отделявшее его от уткнувшегося в тело отца рыдающего отступника и, схватив того за плечо, резким движением вздернул на ноги.

— Оставьте меня! — размазывая слезы, выкрикнул Дайлен, пытаясь вырваться из хватки железных пальцев. — Оставьте! Мерзавцы! Негодяи! Ублюдки!

Сэр Колин выпустил его плечо и, не размахиваясь, влепил крепкую затрещину. Охнув, молодой отступник не удержался на ногах, припав на колено и держась за щеку. Храмовник снова рванул его вверх, и ударил по другой щеке.

— Слушай меня, щенок, — удерживая голову юноши за затылок, он приблизил его лицом к себе. — Сейчас ты воспользуешься своим греховным талантом, и вылечишь братьев, которые пострадали из-за твоего папаши. Живее, мразь, или, клянусь, я сожгу тебя живьем!

Он выпустил отступника. Отступив на шаг, Дайлен вскинул голову, обводя глазами стоявших вокруг рыцарей Церкви, которые держали мечи наготове. Его заплаканное разбитое лицо комкала гримаса ненависти.

— Я не буду помогать убийцам моего отца, — он закусил губу, выдерживая взгляды храмовников, устремленные на него с разных сторон. — Убили его, убейте и меня! Будьте прокляты… вы… вы все…

Он снова разрыдался, закрывая лицо руками. Из-за двери хижины вышла Солона и, остановившись рядом с плачущим братом, устремила взгляд на тело отца. Выражение ее миловидного худенького лица было недетски скорбным и отрешенным.

Старший храмовник еще раз оглянулся на умирающего. С внезапно всколыхнувшейся в душе яростью подскочил к Солоне и, оторвав ее от брата, отшвырнул в сторону дома.

— Ну что? — глядя в лицо оторопелому Дайлену, который от неожиданности даже перестал плакать, зло поинтересовался он. — Ты не дорожишь своей жизнью, а как насчет нее? Мы сейчас уйдем и уведем тебя, а ты подумай, что станется с нею, если мы не возьмем ее с собой?

Юноша затравленно озирался в окружении храмовников. Солона осталась сидеть на земле там, где упала. Ее темные глаза, не отрываясь, смотрели теперь на сэра Колина.

— Она ведь просто маленькая девочка, — выговорил, наконец, Дайлен, кусая губы до крови. — Неужели вы… служители Церкви, можете так поступить?

— Делай, что велено!

Некоторое время они стояли друг напротив друга — старый рыцарь и юный маг, сверля друг друга взглядами — полным ненависти с одной стороны и злого бессилия — с другой. Наконец Дайлен поморщился, как от боли, опуская голову.

— Я… не уверен, что смогу. Отец запрещал мне творить любую магию.

Старший храмовник сложил на груди руки.

— Подумай о своей сестре. Если ты не сможешь — она останется здесь.

Юноша не ответил. Стараясь не смотреть на тело отца, он подошел к умирающему храмовнику и присел рядом. Ладони его окутались синеватым свечением.

— Создатель, помоги мне! — едва слышно пробормотал он.

Внезапно свет померк. Кусланд очутился в кромешной тьме. Даже свежий горный воздух сменился на затхлый дух подземелья.

— Сон кончился! Почему ты не ударил, Страж? — раздался где-то рядом яростный шепот Ниалла, про которого Айан уже успел позабыть. — Главный храмовник и был демоном, это же ясно, как день!

Ответить ему Кусланд не успел. Сон Дайлена продолжался, вспыхнув вокруг них иной реальностью. Теперь это был сумрак коридоров башни Круга. Амелла Айан увидел сразу. Молодой маг был таким, каким привыкли его видеть товарищи, разве что одет не в пожалованный ему эрлессой гномий доспех, а в мантию Круга. Дайлен стоял, прижимаясь спиной к стене одной из ниш, а над ним нависал рослый светловолосый храмовник. Лица рыцаря видно не было, так как к непрошенным гостям он был повернут спиной, но его низкий хрипловатый голос был хорошо знаком им обоим.

— … шут знает, что такое! Я закрываю глаза на многое, за что в других Кругах магов приговаривают в лучшем случае к Усмирению. Так это или не так, ты, мерзавец?

— Так, сэр.

— Но тебе должно быть известно, что рыцарь-командор Грегор не столь лоялен. Он не знает всех вас так, как знаю я. Кто по-настоящему опасен, а кто — просто играет в игрушки. Малейшее отступление от правил Круга в его глазах — преступление! Ты знаешь об этом? Отвечай, камень тебе в глотку!

— Знаю, сэр.

— Тогда какого лысого демона вы с Йованом так неосторожны? — шепот капитана храмовников делался все яростнее. — Кто просил твоего дружка попадаться на глаза самому Грегору с вашей запретной магией? Я знаю, что это в задницах у вас детство играет, но он-то нет! Он приговорил Йована к Усмирению. Завтра. Утром.

Дайлен вскинул на него глаза и тут же опустил их. На его щеках заиграли желваки.

— Это не все, — похоже, вовсе не удивленный молчанием мага, продолжал храмовник. Он шагнул ближе, сократив расстояние между собой и Амеллом до предела. — Перед Усмирением будет допрос. После него в голову даже нашего недалекого рыцаря-командора могут закрасться сомнения, как Йован мог постичь хотя бы азы малефикарума в одиночку. Ты понимаешь, что это значит для тебя?

Дайлен молчал. Хосек склонился к его лицу.

— Он обязательно тебя выдаст.

Продолжая молчать, Дайлен угрюмо смотрел в пол. Глаза его выцветали белым, выдавая крайнее замешательство.

— Но ведь допрос можно провести по-разному, Дайли, — немного другим тоном, чем раньше, заговорил рыцарь. Молодой маг теперь не отрываясь смотрел на него. — Йован может расколоться в первые же минуты. А может… проявить неожиданную твердость.

Амелл промолчал и в этот раз. Храмовник отодвинулся, но только для того, чтобы сгробастать его за плечо и с силой швырнуть об стену.

— Старик Грегор устроил мне сегодня тьма знает, какой разнос, — зло сообщил он, глядя в глаза Дайлену, который успешно прятал свой испуг под маской вежливой сдержанности. Только побелевшие губы мага выдавали его истинные чувства. — Будто бы в Круге творят малефикарум, а мне об этом не известно. Хотел бы я знать, почему я должен сносить такое из-за молодого выскочки, который считает себя умнее других, и… не получать ничего взамен?

Дайлен вздрогнул, отстраняясь от склонившегося к нему храмовника. Видимо, последнее придало ему сил для неодносложного ответа.

— Благодарю, что вы меня предупредили, сэр. Сочувствую вам, сэр. Обещаю, что постараюсь быть осторожнее. И… уже поздно. Если… если у вас все, разрешите мне вернуться в спальню.

Хосек выпрямился. Его лицо исказилось.

— Ты что, намеренно издеваешься надо мной? — гаркнул он в сердцах. Дайлен шарахнулся, но деться в узкой нише ему было некуда. — Я прикрываю вас, недоразумения, не просто так. Каждый из магов чем-то мне полезен. Только от тебя никакого прока. Но я все равно позволяю играть в игрушки и до последнего выгораживал тебя перед Грегором. Знаешь, почему?