[1376], то поражение, нанесенное Шуйскому, было настолько сильным, что «люди Шуйского, отступив, требовали от Шуйского, чтобы он возвратился в Москву, но он отказался, не желая подвергать себя позору и боясь нарушить клятву и вызвать волнения (dla wstydu, przysięgi i niebezpieczeństwa)[1377].
Ряд слухов о поражениях, нанесенных Шуйскому Болотниковым, отмечает в своем дневнике и В. Диаментовский, подчеркивая, впрочем, что среди этих слухов было мало достоверных[1378]. У нас нет возможности проверить, насколько достоверны (или недостоверны) сообщения иностранцев по данному вопросу. Но вряд ли из 23 дней, которыми измеряется время от начала Тульского похода до битвы на реке Вороньей (21 мая — 12 июня), военные действия между войсками Шуйского и Болотниковым имели место лишь в течение четырех дней (битва на реке Восме 5–7 июня и битва на реке Вороньей 12 июня).
Почти четырехмесячная оборона Тулы Болотниковым от осаждавших ее войск Шуйского составляет заключительную и притом наиболее трагическую главу в истории восстания Болотникова.
Как крепость Тула имела несомненные преимущества по сравнению с Калугой.
Тула имела два пояса укреплений: внешний, состоявший из дубового острога, и внутренний — в виде каменного кремля[1379].
Такая система тульских укреплений давала возможность обороняющему Тулу войску выдерживать осаду даже против очень крупных сил. Как мы видели выше, попытка воевод Шуйского ворваться в Тулу на плечах отступавших после сражения на Вороньей войск Болотникова потерпела неудачу, и «въехавшие» в город ратные люди из войска Шуйского были побиты восставшими[1380].
Осаду Тулы начали войска, участвовавшие в битве на Вороньей. Этот начальный период осады Тулы[1381] продолжался до 30 июня, когда под Тулу пришел сам Василий Шуйский с сопровождавшим его двором и войском[1382].
Шуйский двинулся из Серпухова лишь спустя некоторое время после получения им известия о поражении Болотникова. В разрядах сохранилась запись о том, что после боя на Вороньей, «с сеунчем послали к государю в Серпухов бояре и воеводы князь Василья княж Федорова сына Мосалсково»[1383].
Но и получив донесение о победе своих войск, Шуйский еще около двух недель оставался в Серпухове, продолжая сохранять тактику выжидания и накопления сил. Нам неизвестна дата выступления Шуйского из Серпухова. Но, судя по тому, что под Алексин царь пришел 28 июня[1384], можно думать, что он покинул Серпухов не ранее 25–26 июня[1385].
Алексин, находившийся «в воровстве, в измене» и стойко выдержавший осаду его войсками князя И. М. Воротынского, был взят Василием Шуйским «взятьем» 29 июня[1386]. Употребление разрядами именно этого выражения, которым, как отмечает Ф. Ласковский, в официальных актах и летописях XVII в. обозначались осады городов — «приступы и другие действия постепенной атаки, взятые отдельно или в совокупности»[1387], — говорит за то, что Алексин был взят с боем. Следует поэтому отнестись скептически как к сообщению «Карамзинского Хронографа», что «Олексинцы царю Василию добили челом, и вину свою принесли и крест ему целовали, и в город царя Васильевых людей пустили»[1388], так и к рассказу «Рукописи Филарета» о том, что с приходом Шуйского под Алексин «людие ж града того убояшася страхом велиим и биша челом царю Василью Ивановичю и вины своя принесоша. Он же благочестивый царь, не паметуя злобы их вины им скоро отдает, еще ж и пищею и питием удовляше их»[1389].
Версия о мирном подчинении Алексина власти Шуйского представляется тем более сомнительной, что в официальной грамоте Шуйского в Москву боярам о взятии Алексина ничего не говорится о «добитии челом» алексинцами, а употреблена иная формула: «пришли есмя под Олексин, и божиею помощию… июня в 29 день город Алексин взяли»[1390]. «Новый Летописец» еще усиливает впечатление о насильственном взятии Алексина, указывая, что Василий Шуйский «взя взятьем» Алексин «и посади в Олексине ратных людей»[1391].
Что же касается рассказа «Рукописи Филарета» о наделении царем жителей Алексина «пищею и питием», то эта деталь представляет интерес не столько как демагогический жест Шуйского, сколько как указание на то, что в Алексине, уже ряд месяцев блокированном воеводами Шуйского, очевидно, был голод (что, быть может, и дало возможность Шуйскому «взять взятьем» Алексин уже на другой день после прихода туда его войска).
С приходом Василия Шуйского под Тулу осадившие город войска получили следующее расположение.
Основные силы: Большой, Передовой и Сторожевой полки находились на левом берегу Упы и стояли под стенами внешней линии тульских укреплений — «Острога»: «по Кропивенской дороге и по иным местом»[1392]. На левом же берегу Упы стоял и Рязанский «прибылой» полк князя Б. М. Лыкова, Ф. Булгакова и П. Ляпунова[1393]. На противоположном берегу Упы, «по Коширской дороге на Червленой горе», около речки Тулицы стоял «Каширский полк» князя А. В. Голицына, рядом с которым расположились татарские, чувашские, черемисские (марийские) отряды, «а воевода с татары был князь Петр Арасланович Урусов»[1394].
По обе стороны реки Упы была расставлена и артиллерия: «наряд большой поставили за турами от Кропивенских ворот да наряд же поставили с Коширские дороги близко Упы реки»[1395].
Такое расположение артиллерии давало возможность Шуйскому простреливать город с двух сторон. «Карамзинский Хронограф» специально отмечает эффект от обстрела Тулы артиллерийским огнем, указывая, что «из наряду болшова с обеих сторон в Тулу стреляли и побивали многих людей»[1396].
Местонахождение самого Василия Шуйского определяется разрядной записью весьма точно: «Ис-под Олексина пришол под Тулу и стоял государь на реке на Воронье в селе Ивана Матюханова сына Вельяминова»[1397]. Таким образом, Шуйский находился также на левом берегу Упы, вместе с основными силами своего войска. Можно думать (хотя в источниках прямых данных и нет), что тут же стояли и «дворовые» полки, пришедшие под Тулу вместе с царем[1398].
Размеры войска Шуйского под Тулой нам известны лишь из иностранных источников. Буссов определяет его численность в 100 000 человек[1399]; по Паэрле, в войске Шуйского было «по крайней мере 150 000 человек»[1400]. Вряд ли этим цифрам можно придавать значение точных данных о размерах войска Шуйского, но вместе с тем они безусловно могут рассматриваться как свидетельства о многочисленности войска, участвовавшего в Тульском походе. Именно так характеризует войско Шуйского и архиепископ Елассонский Арсений, отмечающий в своих мемуарах, что Шуйский пришел к Туле «с многочисленным войском»[1401]. «Большим войском» называет войско Шуйского и Исаак Масса[1402].
Силы Болотникова в Туле были, несомненно, меньше, чем силы Шуйского. Однако, несмотря на два имевших место друг за другом поражения на Восме и Вороньей, войско Болотникова еще представляло собой крупную силу. В «Карамзинском Хронографе» состав и количество осажденных в Туле войск Болотникова определяется следующим образом: «А в Туле в те поры был вор Петрушка, назывался царя Федора Ивановича сын, да с ним князь Ондрей Телятевской, да Ивашка Болотников, холоп Телятевскова, да Самоила Хахановской и иные многие дети боярские и Украиных городов иноземцы и многие казаки, и всяких воров сидела с вогненым боем з дватцеть тысечь»[1403].
Эту же цифру — 20 000 — называет и Авраамий Палицын, указывающий, что «боле двадесят тысящь сицевых воров (холопов. — И. С.) обретшеся... во осаде в сидении в Колуге и в Туле, кроме тамошних собравшихся старых воров»[1404].
Такое совпадение данных если и не может считаться достаточным доказательством полной достоверности цифры в 20 000 человек, то во всяком случае показывает, что современники (каковыми являются и автор «Карамзинского Хронографа» и Авраамий Палицын) именно так определяли размеры осажденного в Туле войска Болотникова.
Меньшая численность войска Болотникова по сравнению с осаждавшими Тулу войсками Шуйского компенсировалась наличием мощных тульских укреплений, а также в еще большей степени — высокими боевыми качествами войск восставших.
Войска Болотникова вели борьбу с характерными для них энергией и настойчивостью: «Ис Тулы вылоски были на все стороны на всякой день по трожды и по четырежде, а все выходили пешие люди с вогненым боем и многих московских людей ранили и побивали»