Напротив, Болотников не только не разделил участи Шаховского, но оказался в состоянии преодолеть колебания в рядах осажденных и укрепить в них решимость продолжать борьбу до конца.
Подчеркивая, что Болотников убеждал население осажденной Тулы в том, что «Димитрий жив», Буссов в присущей ему литературной манере изображает Болотникова говорящим речь, в которой Болотников заявляет жителям Тулы о своей верности «царю Димитрию»: «Он взял с меня клятву, что я буду ему верно служить. Я делал это до сих пор и буду делать и впредь, пока я жив»[1459].
Само собою разумеется, что эта «речь Болотникова» может быть использована при характеристике деятельности Болотникова в осажденной Туле лишь как показатель того, какой позиция Болотникова представлялась Буссову. Но, взятая в этом плане, она ярко характеризует стойкость и убежденность Болотникова, его верность борьбе.
Именно таким рисует Болотникова и Геркман[1460]. По его словам, когда в Туле начался голод, «народ начал роптать и намеревался передаться царю. Однако Болотников, как храбрый начальник, убеждал жителей не сдавать города (так как он имел известие, что Димитрий со всем своим войском уже выступил в поход и что он достигнет [Тулы] через 8 или 9 дней), говорил, что им можно и должно защищаться 3 или 4 дня, что он надеется на помощь, что они могут убить его и съесть, если не сбудется сказанное им, если они не получат помощи. «Если, — говорил он, — вам нечем будет питаться, то я лучше всего сделаю, если предоставлю вам свой труп». Таким образом день за днем он удерживал их, пока они, измученные голодом, не стали есть вонючую падаль и лошадей, источенных червями»[1461].
Эта характеристика, относящаяся к 20-м годам XVII в., показывает, что образ Болотникова как «храброго начальника» стойко держался в памяти современников. Совпадение же ее с характеристикой Буссова может служить одним из свидетельств в пользу достоверности последней.
Вторая черта в деятельности Болотникова, отмеченная Буссовым, показывает, с какой настойчивостью стремился Болотников добиться помощи осажденной Туле со стороны «царя Димитрия». Буссов трижды касается вопроса о посылке Болотниковым многочисленных гонцов «к своему господину, пославшему его в Россию», с требованием итти на выручку осажденной Туле, упоминая, между прочим, что одним из таких гонцов был Iwan Martmowitz Sarutzki[1462].
Все эти попытки Болотникова установить связь с «царем Димитрием» и добиться от него помощи остались безрезультатными[1463]. Но ни эти неудачи, ни падение Лихвина, Волхова и Белева, «очищенных» воеводами Шуйского[1464], не сломили стойкости осажденной Тулы. По словам Буссова, «измена этих трех городов (Волхова, Белева и Лихвина. — И. С.) помешала освобождению осажденных в Туле.
Но хотя они терпели страшные лишения от голода и наводнения, они все еще не сдавались, надеясь, что вода спадет, и тогда они смогут вновь попытать счастья — пробиться сквозь вражеские войска и вырваться из осады»[1465]. Это последнее известие Буссова особенно интересно, так как оно показывает, что тактика Болотникова не исчерпывалась одними лишь оборонительными действиями в ожидании выручки осажденной Тулы войсками «царя Димитрия», и свидетельствует о наличии у него до самого последнего момента плана активных действий и разрыва кольца осадивших Тулу войск Василия Шуйского путем удара изнутри силами самих осажденных.
Тула пала 10 октября 1607 г.[1466]
Все источники единодушны в том, что «тульские сидельцы» прекратили свое сопротивление и сдались Шуйскому в силу своего «изнеможения»[1467]. Четырехмесячная осада Тулы имела своим результатом страшный голод в блокированном городе. Правда, Н. де Мело в своем письме указывает, что Болотников, переходя из Калуги в Тулу, снабдил город «оружием и съестными припасами на 6 лет»[1468]. Но, вероятно, ближе к истине Геркман, отмечающий, что Болотников, прибыв в Тулу, «не успел запастись провиантом, вследствие чего съестные припасы стали истощаться»[1469].
Описания голода в осажденной Туле, даваемые современниками, напоминают, по употребленным в них выражениям, картины голода 1601–1603 гг.[1470]
Бедствия осажденных возросли в неизмеримо большей степени в результате наводнения, вызванного устройством запруды на Упе: «…и людем от воды учала быть нужа болшая, а хлеб и соль у них в осаде был дорог, да и не стало»[1471].
Единодушие источников в характеристике условий жизни в осажденной Туле исчезает, однако, при переходе к описанию обстоятельств падения Тулы.
Этот последний момент в истории борьбы под Тулой, по понятным причинам, привлекал особое внимание современников, и поэтому в отличие от более ранних моментов осады Тулы здесь не только нельзя жаловаться на недостаток источников, а, напротив, приходится говорить об их изобилии.
Официальная версия падения Тулы, известная нам по грамотам Василия Шуйского в Пермь и Сольвычегодск, имеет следующий вид: «Октября в 10 день... Тульские сидельцы, князь Андрей Телятевской и князь Григорей Шаховской, Ивашко Болотников и все тульские сидельцы, узнав свои вины, нам великому государю добили челом и крест нам целовали, и Григорьевского человека Елагина, Илейку, что назвался воровством Петрушкою, к нам прислали». В грамоте в Пермь к этому еще добавлено: «А вора Илейку послали есмя к Москве, чтоб всем людем наших государств такое воровское умышление было ведомо»[1472].
Эту же официальную версию излагал в декабре 1607 г. П. Вразский ногайскому князю Иштереку, сообщая ему, что «ноября в 13 день присланы от государя ц. и в. к. Василья Ивановича в. Р. грамоты на Царицын к боярину и воеводам, к Федору Ивановичю Шереметеву с товарыщи, с астраханцом с-Ываном Растиславским, что божьим милосердием, государевы изменники тульские сидельцы князь Ондрей Телятевской, да князь Григорей Шаховской, да Ивашко Болотников и все тульские сидельцы великому государю ц. и в. к. Василью Ивановичу в. Р. добили челом, и вину свою принесли, и крест ему государю целовали, и Григорьевского холопа Елагина, Илюшку, которой воровством Петрушкою назывался, к государю привели»[1473].
В «Новом Летописце» обстоятельства падения Тулы изображены несколько иначе: «Воры же, видя свое изнеможение, царю Василию здалися, и вора Петрушку взяша и угодника ево, всей крови заводчика, князя Григорья Шаховского: тут же взяша Ивана Болотникова и иных воров и отослаша их к Москве»[1474].
Третья версия русских источников о падении Тулы представлена «Карамзинским Хронографом». Рассказ «Карамзинского Хронографа», очень подробный и обстоятельный, расчленяет описание падения Тулы на два этапа.
Предвестником падения Тулы, согласно этому источнику, явилось то, что, когда в Туле особенно усилился голод, «с Тулы к царю Василыо в полки учели выходить всякие люди человек по сту, и по двести, и по триста на день, а поддостоль многие люди от голоду и воды стали выходить». Вслед за тем последовала и развязка: «И во 116-м году перед Покровом святыя богородицы дни за три и за два учали к царю Василыо Ивановичю всеа Русии тульские осадные люди присылать бити челом и вину свою приносить, чтоб их пожаловал и вину им отдал, и оне вора Петрушку, Ивашка Болотникова и их («иных»? — И. С.) воров и изменников отдадут, и в город бы Тулу прислал своих государевых воевод и ратных людей. И на самой празник Покров пречистыя, тульские сидельцы царю Василью Ивановичю всеа Русии добили челом и в город государевых ратных людей пустили; а в Тулу послан от царя Василья боярин Иван Федоровичь Крюк-Колычев, и с Тулы в полки прислали к царю Василью вора Петрушку, что назывался царевичем, да князь Ондрея Телятевскова, да вора Ивашка Болотникова, а тульских сидельцов привели ко крестному целованию за царя Василья»[1475].
Литературные произведения русских писателей XVII в, — повести и сказания — не прибавляют чего-либо нового к тому, что содержат царские грамоты и «Новый Летописец». Так, А. Палицын кратко сообщает о том, что, взяв «потоплением водным» Тулу, Василий Шуйский, «ту начальствующих злодеем, ложноумышленного царевича Петрушу, холопа Свияжского головы стрелецкого Григория Елагина, нарицающася сына царя Федора Ивановича, и Ивана Болотникова, холопа же князя Ондрея Ондреевича, заводчика всей беде, пойма»[1476].
В Сказании, найденном М. Н. Тихомировым, обстоятельства падения Тулы изложены в одной фразе: «седящим же во граде, видя свою конечную погибель от воды, и отдаша царю Василию град Тулу и воров Петрушку и князя Телятевского и Шеховсково, Ивашка Болотникова и многих воров»[1477].
«Иное Сказание» (воспроизводя в основе текст из «Хронографа» редакции 1617 г.) ограничивается указанием, что Шуйский, взяв Тулу, «прежереченнаго оного разбойника Петрушку, которой назывался сыном царевича Ивана Ивановича, того жива ухватил, и связана к Москве приведе, и по многим истязании повесити его повеле, и Ивашка Болотникова и протчих мятежников и клятвопреступников взя бесчисленное множество»