, в России религиозный момент в крестьянских восстаниях играл весьма незначительную роль, и идеологической оболочкой этих восстаний являлся лозунг о «хорошем царе».
В «Новом Летописце» политическая программа восстания Болотникова определяется формулой: «хотят те воры царя и бояр побити»[1552]. В этой формуле нашло свое выражение отношение восставших крестьян к крепостническому государству.
В глазах восставших царь Василий Шуйский олицетворял собой это государство и являлся выразителем интересов бояр. Это делало его ненавистным для восставших крестьян и холопов. Ярким выражением отношения к Шуйскому народных масс является сохранившаяся в составе первоначальной редакции «Сказания» А. Палицына народная поговорка о Василии Шуйском: «Хотя бы нам чорт, толко бы нам не тот»[1553].
Значение этой поговорки, однако, не исчерпывается тем, что она знакомит нас с мнением народа[1554] о Василии Шуйском. Замечателен в ней самый характер постановки и решения вопроса о власти. Суть этой постановки вопроса может быть выражена формулой: любой царь будет лучше, чем Василий Шуйский; иными словами: плохой царь должен быть заменен хорошим царем.
Такая позиция в вопросе о власти раскрывает самое основное в политических воззрениях угнетенных классов феодальной России. Выступая против феодального гнета и крепостнического государства как носителя этого гнета, угнетенные классы — крестьяне и холопы — были, однако, неспособны сформулировать программу нового политического устройства, выходящую за рамки традиционного политического строя. Именно в этом надо искать объяснение «царистской» идеологии крестьянских движений XVII–XVIII вв., в том числе и восстания Болотникова.
Для изучения «царистской» идеологии крестьянства XVII в. исключительное значение имеют материалы политического сыска первой половины XVII в., опубликованные Н. Новомбергским в его издании «Слово и дело государевы»[1555].
Материалы эти, относящиеся к первым десятилетиям царствования династии Романовых, полны воспоминаниями о бурных днях начала XVII в. и мечтами крестьян и холопов о возврате этих дней, причем мечты эти неизменно выливаются в форму мечтаний о «хорошем царе» и о «царе Димитрии».
Так, 6 апреля 1614 г. крестьянин князя Куракина Милютка Кузнец заявил в кабаке: «Что де нынешние цари? Нам де те цари ноне не надобны». Те же мотивы звучат «на беседе» у крестьянина Федулки Васильева в деревне Ромоданове, Пронского уезда, в 1625 г., на которой собравшиеся крестьяне и холопы вели разговор о царствовавшем тогда Михаиле Федоровиче Романове. Когда один из участников «беседы» — «боярский человек» — попытался хвалить царя, заявив: «Да споди де государь здоров был на многия лета, дал де бог смирна», то другой участник беседы, крестьянин «Гараська, прозвище Ворок» выразительно ответил: «Да споди де нам десять царей, еще де бы того лучше было». Тот же эффект произвела попытка, имевшая место в 1614 г. на беседе у богоявленокого попа Ивана, в Белгородском уезде, провозгласить здравицу в честь Михаила Романова. В ответ на слова: «Да споди де здоров был государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии на многия лета!» — белгородец Сенька Телятников заявил: «Здоров б де был царь Дмитрий!».
За возглас: «Чтоб де здоров был государь князь Дмитрий Иванович всеа Русии!» — попал в тюрьму в 1624 г. новосильский пушкарь Андрей Дубенец.
Мечты крестьян и холопов о «хорошем царе» не ограничивались одними воспоминаниями о «царе Димитрии». В 1630 г. в Калуге «тюремный сиделец» холоп князя Б. М. Лыкова Савинко Васильев заявил: «Сижу я топерва в темнице в бедности, а как выйду из тюрьмы, и я де буду над вами, мужики, царь». О том же мечтал в 1625 г. крестьянин Гриша Будырин: «Как де бы я был в Серпейском уезде в деревне Мишневой, и я де был царь в те поры».
Если для крестьян начало XVII в. рисовалось как предмет мечтаний, то представители противоположного лагеря резко осуждали минувшие времена, по мотивам, которые откровенно изложил В 1625 г. поп Иван Григорьев из села Рыченок, заявив козельскому беломестному казаку: «Ноне де не старая пора вам, коли вы царей заводили да воровали, нашу братью до смерти побивали»[1556].
Приведенные материалы могут служить лучшим комментарием к лозунгу Болотникова о «царе Димитрии», раскрывая социальный смысл этого лозунга и наполняя его конкретным содержанием.
Свержение Василия Шуйского и провозглашение царем «царя Димитрия» было основным политическим лозунгом восстания Болотникова. Именно «царь Димитрий» в представлениях участников восстания Болотникова являлся идеалом «хорошего царя». Этот идеальный «царь Димитрий» не имел ничего общего с историческим «царем Димитрием», т. е. с Лжедмитрием I[1557]. В глазах народных масс «царь Димитрий» являлся жертвой бояр, помешавших ему использовать свою власть на благо народных масс.
С исключительной яркостью народное воззрение на «царя Димитрия» выступает в показаниях Илейки («царевича» Петра). Рассказывая о том, что побудило казаков провозгласить его, Илейку, «царевичем» Петром, Илейка объясняет это следующим образом. По его словам, во время зимовки казаков на Тереке «стало де на Тереке меж Козаков такие слова: «Государь де нас хотел пожаловати, да лихи де бояре, переводят де жалованье бояря де не дадут жалованья»[1558]. Именно в результате такой оценки положения дел и возникла мысль о провозглашении Илейки «царевичем» Петром, для того чтобы итти на помощь «царю Димитрию» против «лихих бояр».
Подобный взгляд на «царя Димитрия» создавал легкую возможность для возникновения легенды о чудесном спасении «царя Димитрия», которого легенда изображает вторично избежавшим в мае 1606 г. смерти от бояр. И в этом отношении показания Илейки очень важны. Если вначале казаки, шедшие вместе с Илейкой «вверх Волгою к Гришке к Ростриге», получив известие о том, что «на Москве Гришку Розстригу убили миром всем», поверили было в смерть «царя Димитрия», то достаточно оказалось одной грамоты от князя Шаховского и путивльцев о том, что «царь Димитрей жив и идет из Литвы со многими людми в Путивль», чтобы казаки прочно и до конца присоединились к движению под лозунгом «царя Димитрия»[1559].
Лозунг «хорошего царя», представляя собой своеобразную крестьянскую утопию, является наиболее ярким выражением стихийности крестьянских восстаний в России эпохи феодализма. Подымаясь против феодального гнета, крестьяне были не в состоянии выдвинуть сколько-нибудь определенную программу борьбы, сформулировать задачи борьбы за установление такого политического строя, который соответствовал бы интересам крестьянства.
Стихийный характер борьбы крестьянства обусловливался самым положением крепостных крестьян в общественном строе Русского государства XVII в. «Крестьяне не могли объединиться, крестьяне были тогда совсем задавлены темнотой», — такими чертами определяет Ленин положение крестьян в России при крепостном праве, подчеркивая, что крестьяне «боролись, как умели и как могли»[1560].
Стихийный характер восстания Болотникова определил и формы борьбы в процессе восстания, и самый его исход. Именно в стихийном характере борьбы крепостных крестьян следует искать главные причины поражения восстания Болотникова.
История восстания Болотникова полна примерами блестящих действий восставших и их руководителей. Достаточно назвать поход Болотникова на Москву осенью 1606 г., когда рядом последующих ударов Болотников подавил все попытки Василия Шуйского не допустить войско восставших крестьян и холопов к Москве. Не менее выдающимся примером может служить оборона Болотникова от осадивших Калугу воевод Шуйского, превратившаяся в подлинный триумф военного искусства Болотникова и закончившаяся разгромом и бегством воевод Шуйского от Калуги. Самый факт более чем годичной продолжительности восстания свидетельствует о том, с каким упорством и мужеством вели борьбу Болотников и его сторонники.
Современники высоко оценивали военные качества армии Болотникова, и это вполне подтверждается анализом объективных данных.
Наконец, выдающейся личностью являлся и руководитель восстания Иван Исаевич Болотников, обладавший качествами подлинного народного вождя.
Однако ни мужество участников восстания Болотникова, ни таланты его руководителей не могли устранить его слабых сторон, обусловленных самой природой восстания.
Среди этих слабых и уязвимых сторон восстания Болотникова на первое место следует поставить отсутствие сколько-нибудь прочной и постоянной связи отдельных мест и районов восстания с центром восстания и его руководителями.
Если не считать таких форм связи, как рассылка Болотниковым «листов» по городам и, с другой стороны, поездки делегаций от отдельных восставших городов в Путивль (подобно рязанцам. — ПСРЛ, т. XIV, стр. 72) и отправка восставшими городами в Путивль воевод и других представителей администрации Василия Шуйского для расправы, то основным средством приобщения отдельных мест и городов к восстанию и установления связи этих мест с руководителями восстания было продвижение войска Болотникова, приход которого в ту или иную местность обычно имел своим последствием присоединение данного места к восстанию.
В то же время уход из данного района или дальнейшее продвижение войска Болотникова вперед сразу же обрывали связи данного места с центром восстания и превращали такое место в чисто локальный очаг борьбы. В еще более сильной степени локальный характер борьбы выступает в тех районах, которые находились в стороне от маршрута войска Болотникова, как Псков, Астрахань, Поволжье.