[160]. Так Гаврила Петров увеличил собой число беглых холопов, а его жена пошла в новую кабалу. Из показаний другого холопа мы узнаем, что он после 20-летней «службы» в холопах тоже «отходил прочь, гулял»[161]. Эти беглые холопы, «гулящие люди»[162], в огромных количествах скоплялись в голодные годы в южных районах Русского государства. Авраамий Палицын определяет количество беглых холопов в Украинных городах цифрой более чем в двадцать тысяч человек
Ряд обстоятельств еще более увеличивал в рассматриваемый период количество холопов, порвавших со своим[163] холопским состоянием и превратившихся в «гулящих людей».
А. И. Яковлев, анализируя социальный состав лиц, закабалявших холопов в голодные годы, приходит к выводу, что «работу по закабалению всего энергичнее и искуснее вела именно верхушка уездного дворянства»[164]. Но если мелкие и средние землевладельцы-дворяне жадно захватывали в свои руки разоренных голодом людей, превращая их в своих холопов, то несколько иную картину рисуют источники в отношении крупных землевладельцев, боярства.
Для бояр, в вотчинах которых жили многие десятки дворовых-холопов, содержание многочисленной челяди становилось во время голода делом) весьма невыгодным. Поэтому голодные годы характеризуются чрезвычайно любопытным явлением: массовым отпуском боярских холопов на свободу. Сообщающий об этом Авраамий Палицын добавляет, что часть из тех, кто «начаша своих рабов на волю отпускати», делали это «истинно», а иные действовали «лицемерством», и поясняет, что те, кто отпускали холопов «истинно», давали им отпускную, «лицемерницы же не тако, ино, токмо из дому прогонит»[165]. Этот маневр холоповладельцев, освобождая их от лишних ртов, сохранял за ними юридические права на изгнанных холопов и вместе с тем ставил таких холопов в особенно тяжелое положение, так как они не могли давать на себя кабалу другим лицам, будучи заподозреваемыми в бегстве от своих старых господ.
Правительство Бориса Годунова, сознавая опасность, какую таило в себе скопление больших масс холопов, брошенных их господами на произвол судьбы, пыталось бороться с этим явлением при помощи законодательных мероприятий, издав в августе 1603 г. специальный закон о холопах. Закон этот устанавливал, что холопы, которых их господа не кормят, «а велят им кормиться собою, и те их холопы помирают голодом», получают свободу: «велели тем холопем давати отпускные в Приказе Холопья суда»[166].
Это своеобразное «освобождение» холопов, изгнанных их господами, закон 1603 г. мотивировал тем, что иначе этих холопов нельзя закабалить вновь («а за тем их не примет никто, что у них отпускных нет»). Однако эффект от этого закона был совсем не тот, какого ожидало годуновское правительство. Легализуя положение холопов, брошенных их господами, он вместе с тем, несомненно, форсировал бегство на окраины Русского государства тех элементов, которые и под угрозой голодной смерти не хотели вторично бить челом в холопы.
Вопрос о холопстве в первые годы царствования Бориса Годунова имел еще одну и весьма существенную сторону. В ходе острой борьбы, которую Борис Годунов вел со своими политическими противниками из лагеря боярства, в нее оказались втянутыми и холопы, и притом двояким образом.
Как и Иван Грозный, Борис Годунов в качестве одного из средств борьбы против боярства применял опалы, сопровождавшиеся конфискациями боярских вотчин. Эта последняя мера коренным образом изменяла положение холопов, принадлежавших подвергшимся опале боярам: вся челядь опальных бояр распускалась на свободу, причем их запрещалось принимать в другие дома: «заповедь же о них везде положена бысть, еже не принимать тех опальных бояр слуги их никому же»[167].
Эти отпущенные холопы опальных бояр по-разному устраивали свою судьбу. Холопы-ремесленники, «хто ремество имеюще, тии кормящеся»[168], т. е. становились свободными ремесленниками. Но в составе боярской челяди имелась большая группа холопов, ходивших со своими господами на войну, составляя вооруженную свиту боярина[169]. Эта часть холопов — те, «иже на конех играющей», по образному выражению Авраамия Палицына, намекающего на то, что эти холопы входили в состав конных служилых полков, — пользовалась неожиданно полученной свободой для массового бегства в южные Украинные города: «во грады... Украиные отхождаху»[170].
Этим, однако, не исчерпывалось влияние на судьбы холопов политической борьбы, которой столь насыщены 90-е годы XVI в. и начало XVII в. Логикой борьбы холопы не только испытывали ее воздействие в качестве пассивного объекта, как один из видов боярской собственности, но и оказались непосредственно втянутыми в нее. В своей борьбе против боярства Борис Годунов попытался использовать в качестве активной силы и боярских холопов, поощряя доносы на бояр со стороны холопов и щедро награждая доносчиков. Эта мера, однако, оказалась обоюдоострой и не столько увеличила количество тайных агентов Бориса Годунова, сколько развязала противоречия внутри боярского двора, превратив доносы на бояр в одно из средств борьбы холопов против своих господ. Именно за это и осуждает Бориса Годунова «Новый Летописец»: «Людие же боярские всех дворов… начата умышляти всяк над своим болярином и зговоряхуся меж себя человек по пяти по шти, един идяше доводити, а тех поставляше в свидетелех, и те по нем такаху… И от такова ж доводу в царстве бысть велия смута»[171].
Так Экономические противоречия между холопами и феодалами переходили в открытую борьбу — сначала пассивную (в виде бегства холопов) или случайную (в форме «доводов» — доносов холопов на бояр), а затем и в борьбу политическую.
В этой обстановке восстание Хлопка выступает перед нами как закономерный продукт и прямое выражение всей совокупности социальных и политических условий, характеризующих классовую борьбу в Русском государстве конца XVI — начала XVII в.
То, что нам известно о восстании Хлопка, заставляет расценивать его как движение очень большой силы.
«Новый Летописец», говоря об огромных размерах, какие приняло движение Хлопка, обосновывает свою точку зрения указанием на два момента. Во-первых, на размер территории, охваченной восстанием: «Умножишась разбойство в земле Рустей, не токмо что по пустым местам проезду не бысть, ино и под Москвою быта разбои велицы». Вторая черта восстания Хлопка, отмечаемая «Новым Летописцем», — это наличие у восставших крупных сил, позволявших им успешно бороться против царских войск: «Царь же Борис, видя такое в земли нестроение и кровопролитие, посылаше многижда на них. Они же разбойники… противляхуся с посланными, и ничего им не можаху сотворити».
Оба эти утверждения «Нового Летописца» полностью соответствуют той картине восстания, которую можно получить на основании данных, имеющихся в разрядах.
В одной из разрядных книг — в так называемой Яковлевской разрядной книге — сохранилась запись, позволяющая проверить рассказ «Нового Летописца» и вместе с тем наполнить его конкретным содержанием.
Запись эта находится в составе разряда за 1603 г. (7111 г.) и имеет следующий вид:
«Того ж году посылал (царь Борис. — И. С.) дворян за разбойники:
В Володимир Олексея Фомина да Тимофея Матвеева сына Лазарева.
На Волок на Дамской Михаила Борисовича Шеина, да Олексея Иванова сына Безобразова.
В Вязьму князя Ивана Андреевича Татева да Офонасья Мелентьева.
В Можайск князя Дмитрия Васильевича Туренина.
В Медынь Ефима Вахрамеевича Бутурлина да Федора Петрова сына Окинфиева.
В Ржеву Ивана Никитича Салтыкова да Федора Жерепцова.
На Коломну Ивана Михайловича Пушкина»[172].
Сопоставление текста Яковлевской разрядной книги с «Новым Летописцем» не оставляет сомнения в том, что автор «Нового Летописца» строил свой рассказ именно на основе разрядных записей. Перечисленные в росписи города образуют как бы кольцо, окружающее Москву со всех сторон, причем такие города, как Коломна или Можайск, находятся в непосредственной близости от Москвы[173].
Текст Яковлевской разрядной книги подтверждает и достоверность сообщения Исаака Массы о том, что «дороги в Польшу и Ливонию сделались весьма опасными» от разбойников. Действительно, Можайск и Вязьма расположены как раз по основной дороге в Польшу, а Волок Ламский и Ржев — на дороге в Прибалтику.
Перечень городов, названных в Яковлевской разрядной книге, дает возможность конкретно представить себе территорию, охваченную восстанием. Оно охватило, таким образом, самые центральные районы Русского государства[174].
Яковлевская разрядная книга подтверждает и второе известие «Нового Летописца»: о многократной посылке Борисом Годуновым воевод против «разбойников» и о бессилии воевод подавить восстание. Простой перечень воевод, брошенных правительством Годунова на подавление восстания Хлопка, показывает, насколько крупные силы оказались вовлеченными в борьбу. К этому надо добавить, что в числе воевод, ходивших «за разбойники», оказываются такие известные лица, как князья И. А. Татев и Д. В. Туренин, М. Б. Шеин, И. Н. Салтыков и И. М. Пушкин.
Таким образом, уже на своем начальном этапе восстание Хлопка выступает перед нами как движение исключительно крупных масштабов.