Английский документ вообще чрезвычайно важен для выяснения обстановки и обстоятельств начала восстания Болотникова. Автор донесения так описывает начальный момент восстания: «Нынешний государь Василий Иванович, достигнув власти по праву наследования и соответственно утвержденный по избранию его боярством, дворянством и общинами Москвы, вскоре после смерти Димитрия и торжества своей коронации начал смещать и назначать воевод и начальников во всех областях и городах своих владений, и в числе других послал воеводу в важный город, называемый Путивль, и отправил немедленно вслед за ним дворянина привести к присяге население этого города на верность ему. Этот дворянин, встретившись с одним особенным фаворитом прежнего государя по имени Молчанов (который, бежав туда, отклонил многих дворян и солдат тех мест от признания нынешнего государя), был соблазнен им таким образом и перешел на их сторону в знак протеста против того великого угнетения, которое терпели от Москвы окраины и отдаленные места России, что выразилось прежде всего в убийстве их царевича, а затем в избрании нового царя без уведомления их о причинах низложения первого и без запроса о их согласии на избрание последнего. Вследствие этого они воспользовались случаем, чтобы отказаться от верноподданнической присяги, и решили потребовать у Московских (властей) отчета о прежних деяниях. И они поступили так еще более потому, что Димитрий за особые заслуги освободил эту область от всех налогов и податей в течение 10 лет, что было целиком потеряно с его смертью. Новый воевода, противодействовавший этому заговору, был убит, а для получения лучшей поддержки своих начинаний они пустили слух, что Димитрий еще жив и просил их восстановить его на царство. Этот слух среди недовольного и мятежного люда имел такой поразительный успех, что большинство городов в этой части страны отказались от своей присяги нынешнему государю и принесли новую присягу предполагаемому в живых Димитрию, что заставило (нынешнего) государя собрать силы и выставить войско»[196].
При всей исключительной важности приведенного текста очень трудно дать исчерпывающую историческую оценку и критику английского документа с точки зрения достоверности содержащихся в нем данных. Так обстоит, например, дело с известием о том, что Лжедмитрий I освободил южные области Русского государства от всех налогов и повинностей. Точность и определенность этого свидетельства английского документа заставляют отнестись к данному сообщению с большим вниманием. Правда, русские источники молчат об этом. Но подобное мероприятие Лжедмитрия I вполне возможно и даже вероятно, особенно если допустить, что такое мероприятие было осуществлено (вернее сказать, провозглашено) Лжедмитрием еще до занятия им Москвы, когда Самозванец находился в Путивле[197].
Но и будучи уже в Москве, Лжедмитрий I предпринимал ряд попыток путем определенных мероприятий в области внутренней политики укрепить свои позиции в стране. Из этих действий Самозванца наибольший интерес в данном случае представляет массовая раздача Лжедмитрием I земель и жалования служилым людям. Сообщающий об этом «Карамзинский Хронограф» видит в этом акте стремление Самозванца «всю землю прелстити и будто тем всем людем милость показати и любим быти»[198].
В ряду подобных мероприятий Лжедмитрия I могло быть и то, о котором сообщает английский документ. Есть один намек в источниках, делающий такое предположение возможным. В десятне Елецкого уезда сохранилось известие о том, что в Елецком уезде не пахалась государева десятинная пашня с 1604 по 1616 г.: «За войною и за смутою, что Елец по многие годы был в смуте и в непослушанье»[199]. Как известно, «государева десятинная пашня» являлась в южных уездах Русского государства одной из основных и самых тяжелых повинностей населения[200]. Тот факт, что в Елецком уезде ее перестали пахать как раз со времен Лжедмитрия I, мог бы быть вполне удовлетворительно объяснен исходя из известия английского документа об освобождении Лжедмитрием I населения южных уездов «от налогов и податей».
Второй из мотивов, которыми английское донесение объясняет восстание южных районов против Шуйского: протест против «убийства их царевича» и избрание нового царя «без уведомления их о причинах низложения первого и без запроса о их согласии на избрание последнего», — представляет интерес в том отношении, что полностью совпадает с версией о причинах восстания Северской земли против Шуйского, которую передает в своих записках Паэрле[201].
Всего важнее для выяснения обстоятельств возникновения восстания Болотникова, однако, то, что английское донесение сообщает относительно смены воевод. Английский документ прямо говорит, что Шуйский «начал смещать и назначать воевод» по городам и одновременно приводить к присяге население этих городов. Именно эти действия нового царя и вызвали восстание. Что касается посылки Шуйским по городам специальных лиц для приведения населения к присяге, то это с бесспорностью устанавливается как документальными, так и иными источниками. Именно таким лицом являлся Гаврило Шипов, посланный в Путивль[202].
Сохранилась царская грамота черниговскому воеводе князю А. А. Телятевскому, извещающая его о посылке в Чернигов записи, по которой черниговцы должны были присягать Василию Шуйскому[203]. Такая же «государева грамота» о воцарении Шуйского «пришла в Астрахань»[204].
Факт посылки царем Василием «по всем городом бояр и окольничих и стольников приводити к крестному целованию» отмечается и «Новым Летописцем»[205]. Наконец, Исаак Масса указывает, что южные города Русского государства «возмутились и убили гонцов», привезших извещение о воцарении Василия Шуйского[206].
Сложнее обстоит дело с вопросом о смене воевод. Историографическая традиция здесь ведет свое начало от Карамзина, подкрепившего известие «Нового Летописца» о рассылке Шуйским воевод по городам данными разрядов, указав конкретные случаи посылки Шуйским воевод — бывших сторонников Лжедмитрия I. Это построение Карамзина принял и Соловьев[207] и, позднее, Платонов[208]. Однако политика Шуйского в вопросе о воеводах если и включала в себя момент мести Шуйского его врагам, тем не менее не может быть сведена к одной лишь расправе царя с своими политическими противниками. Разрядный список воевод по городам, откуда Карамзин взял данные о посылке на воеводство князя В. М. Рубца-Мосальского, А. Власьева, М. Г. Салтыкова, Б. Я. Бельского, не исчерпывается названными лицами, политическая деятельность которых при Лжедмитрии I дала основание Карамзину рассматривать назначение их воеводами как форму политической ссылки[209]. Наряду с перечисленными лицами воеводой в город Орешек, например, был послан князь И. И. Курлятев, назначение которого на этот пост нет никаких оснований рассматривать как форму репрессии. Как видно из дипломатической переписки правительства Шуйского со шведами, князь И. И. Курлятев в качестве воеводы города Орешка играл видную роль в дипломатических переговорах 1606–1607 гг., являясь, таким образом, лицом, которому правительство Шуйского доверяло столь ответственные дела, как представительство Русского государства в переговорах с иностранными государствами[210].
Точно так же и назначение Ф. И. Шереметева воеводой в Астрахань (точнее, подтверждение назначения, сделанного еще Лжедмитрием I) преследовало цели не ссылки политически нежелательного лица, а прямо противоположные: замену сторонника Лжедмитрия I, князя И. Д. Хворостинина, сторонником Василия Шуйского — Ф. И. Шереметевым.
Можно привести еще пример смещения Шуйским политически враждебных ему лиц из числа воевод по городам. Так, несомненно по политическим мотивам был смещен (около августа 1606 г.) арзамасский воевода Б. И. Доможиров, получивший воеводство при Лжедмитрии I (см. ниже).
Возвращаясь к вопросу о назначении воеводами князя В. М. Мосальского, А. Власьева, М. Г. Салтыкова и Б. Я. Бельского, следует сказать, что и здесь дело обстоит значительно сложнее, чем это изображается в «Новом Летописце». Если вопрос о ссылке в Уфу А. Власьева не вызывает сомнений (В. Диаментовский указывает, что А. Власьев «вскоре после смерти Дмитрия был послан в опале в Сибирь»)[211], то вряд ли ссылкой являлось назначение казанским воеводой Б. Я. Бельского.
Благодаря нескольким грамотам, сохранившим имена казанских воевод, мы имеем возможность более точно представить себе обстоятельства смены и назначения воевод в Казани. При Лжедмитрии I воеводами в Казани были С. А. Волосский и князь М. С. Туренин. Грамота Лжедмитрия I от 28 января 1606 г., адресованная «в нашу отчину в Казань боярину нашему и воеводам Степану Александровичи) Волосскому да князю Михаилу Самсоновичу Туренину»[212], с бесспорностью устанавливает состав казанских воевод. Воцарение Василия Шуйского не привело к смене воевод в Казани. Сохранилась ввозная грамота на поместье некоему Матвею Бруткову, выданная 13 июля 1606 г., по указу Шуйского казанскими воеводами С. А. Волосским и князем М. С. Турениным[213]