Борис Годунов ответил на «измену» комаричан приказом своим воеводам «о разорении Комарицкой волости» (Исаак Масса). Это было осуществлено годуновскими войсками со страшной жестокостью: «...Посылает воинских людей на Комарицкую волость, повелевает безмилостивым пленом пленити без остатка, не щадити... ни жен ни детей, сосущих млеко, мужеска пола и женска всех до конца истребити и положити в запустение место, еже и бысть. Пришедше же тии посланнии в Комарицкую волость и начата яко траву жати или класие (колосья) зрелое и зеленое, от старец и до юных, не щадити ни честныя седины, ни красноцветущия юности, ни лепоты невест, не познавших ложа мужеска, ни матерей доящих младенец, но вкупе матери убиваеми со младенцы сулицами и мечи прободаеми, инии же младенцы от пазух материних отторгаемы, на копиях возницаеми, и о помост и о пороги и о стены за ноги емше убиваеми, красноцветущии девицы и жены поруганием великим поругающеся и убивающе, и мужие честние различными муками. Что много глаголати! Всяк возраст человеческ и скот бессловесный мечу и огню предаша и здания их в прах и в пепел превратиша»[317]. Этот страшный рассказ русского хронографа кажется на первый взгляд несколько риторичным. Но Исаак Масса, которого никак нельзя упрекнуть в избытке эмоциональности, рисует в своих записках еще более потрясающую картину зверств воевод Бориса Годунова: «Они так разорили Комарицкую волость, что в ней не осталось ни кола, ни двора; и они вешали мужчин за ноги на деревья, а потом жгли, женщин, обесчестив, сажали на раскаленные сковороды, также насаживали их на раскаленные гвозди и деревянные колья, детей бросали в огонь и воду, а молодых девушек продавали за 12 стейверов»[318].
О дальнейших событиях в Комарицкой волости вплоть до начала восстания Болотникова никаких данных в источниках нет. Неизвестно ничего и о судьбе «даточных» людей комаричан, входивших в состав годуновского войска. Говоря точнее, неизвестен момент, когда они последовали примеру своих земляков и тоже перешли на сторону Лжедмитрия. Некоторые косвенные данные, однако, если и не дают возможности для решения вопроса о «даточных» людях из Комарицкой волости в категорической форме, то во всяком случае проливают свет на позицию их на заключительном этапе борьбы между Борисом Годуновым и Лжедмитрием I.
В ноябре 1607 г. в ходе переговоров с польскими послами один из русских участников переговоров, дьяк Василий Телепнев, коснувшись вопроса о положении в русской армии в момент смерти Бориса Годунова, заявил, что после смерти Бориса Годунова в войсках, действовавших против Лжедмитрия, остались лишь «немногие бояре и воеводы, а с ними толко ратные люди Северских и Украинных городов, стрельцы и казаки и черные люди»[319]. Опираясь на это свидетельство, можно допустить, что в числе «черных людей — ратных людей Северских и Украинных городов» были и «даточные» люди — комаричане. Если это так, то в таком случае они приняли активное участие и в расправе со своими воеводами: «И те люди в полкех... смуту в полкех учинили. И бояре и воеводы и дворяня, которые туто были оставлены, видя такое смятенье, побежали к Москве; а которые не ушли, и тех, поймав и перевязав отвели к Вору в Путивль»[320].
Так или иначе, прекращение борьбы годуновских войск против Лжедмитрия означало роспуск «даточных» людей, в числе которых вернулись в свою родную волость и «даточные» люди — комаричане.
Итак, положение в Комарицкой волости накануне восстания Болотникова определялось двумя моментами:
1) Население волости было озлоблено против крепостнического государства, расправившегося огнем и мечом с мятежными «мужиками-комаричанами».
2) В составе населения волости имелась большая группа бывших «даточных» людей, только что вернувшихся из армии и, следовательно, легче всего способных вновь подняться на вооруженную борьбу.
Таковы были те предпосылки, которые обеспечили «мужикам» Комарицкой волости ту выдающуюся роль, которую они сыграли в восстании Болотникова.
Участие крестьян в восстании Болотникова не ограничивалось, конечно, рамками одной Комарицкой волости. Комарицкая волость благодаря особенностям ее социального облика лишь наиболее полно отразила в себе те черты, которые характеризуют весь район восстания в целом.
О крестьянах других восставших уездов можно судить лишь по отдельным случайным намекам в источниках. Так, положение в Орловском уезде ярко характеризует известие о «войне» мужиков Околенской волости с орловскими воеводами. И когда разрядная запись за 1606 г. определяет положение дел в Орловском уезде в начале восстания Болотникова формулой: «в Орлянех шатость», подкрепляя свою характеристику сообщением о том, что Василий Шуйский «на Орел послал три приказы стрельцов»[321], не трудно раскрыть реальное содержание этой формулы, так как «шатость» орлян является продолжением той борьбы крестьянства против феодалов, которая еще во времена Бориса Годунова доходила до настоящей войны между орловскими «мужиками» и воеводами.
Вряд ли можно сомневаться и в том, что фраза в разрядах о начале восстания Болотникова: «С Ливен Михайло Борисович Шеин утек душою да телом и животы его и дворянские пограбили»[322], предполагает участие ливенских крестьян в захвате дворянского имущества.
Участие крестьян Кромского уезда в восстании Болотникова раскрывается записями приходо-расходной книги Иосифо-Волоколамского монастыря за 1607 г. Перечисляя «разоренных детей боярских», которым «по государеву цареву и великого князя Василья Ивановича всеа Русии указу» монастырь выдавал деньги на «корм», «память» о раздаче кормовых денег от 12 апреля 1607 г. отметила, что «того ж дни дано Кромскаго помещика Костянтиновой матери Потресова з детьми и с людьми на 4 недели корму 3 рубли 26 алтын»[323].
Очевидно, поместье Константина Потресова было «разорено» именно в начале восстания Болотникова и, конечно, с участием его крестьян, от которых мать К. Потресова и бежала к Москве под защиту крепостнического государства.
Приведенные материалы, характеризуя роль крестьянства в начальный период восстания, однако, не исчерпывают вопроса об участии крестьян в восстании. Ибо, по мере развития восстания и охвата им основных, центральных районов государства, возрастало и количество крестьян в составе участников восстания.
Наряду с холопами и крестьянами «Новый Летописец» называет в составе участников восстания Болотникова казаков, стрельцов и посадских людей.
Активное участие в восстании Болотникова перечисленных социальных групп обусловливалось особенностями социального состава населения южных и юго-западных районов Русского государства: Польских, Украинных и Северских городов. Социальное лицо этих городов определялось тем, что они представляли собой одновременно и область интенсивной колонизации и пограничные районы Русского государства.
Обе названные черты, характеризующие южные и юго-западные районы Русского государства, оказывали прямое и непосредственное действие на население Польских, Украинных и Северских городов, причем характер воздействия на социальный состав населения такого фактора, как колонизация, был существенно иным по сравнению с тем действием, какое оказывало на население рассматриваемого района его пограничное положение.
В условиях крепостнического государства, в обстановке растущего феодального гнета колонизационное движение населения на юг, в районы Дикого Поля являлось не только выражением экономического прогресса, показателем роста производительных сил, но и представляло собой одну из форм борьбы крестьянства против усиления крепостничества. Именно эта сторона процесса колонизации делала украйны (т. е. окраинные районы) Русского государства местами устремления беглых крестьян и холопов.
Мы уже приводили выше свидетельство Авраамия Палицына о скоплении в Украинных городах более чем двадцати тысяч беглых холопов[324].
Но на южные украйны Русского государства бежали не только холопы. Боярский приговор от 1 февраля 1606 г. о сыске беглых крестьян и холопов специально выделяет в составе беглых крестьян тех, «которые бегали с животы в дальние места из-за Московских городов на Украйны»[325]. Наконец, сюда же, на Поле уходили и разорявшиеся элементы из посадского населения.
Все они, попадая в южные районы Русского государства, вместе с переменой жительства меняли и свое социальное лицо, превращаясь из «беглых холопей» и крестьян в вольных людей — казаков.
XVI век является временем интенсивного развития казачества.
Еще в 1538 г. московское правительство в ответе на жалобу ногайского мурзы Келмагмеда о разорениях, чинимых ногайцам Городецкими казаками, отказавшись нести ответственность за действия «лихих» казаков («и те люди как вам тати, так и нам тати и разбойники»), нарисовало вместе с тем яркую картину того, как «на Поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки; а и наших украин казаки, с ними смешавшись, ходят»[326].
Через несколько лет, в 1546 г., в грамоте путивльского воеводы князя М. Троекурова Ивану IV мы находим новое свидетельство о казаках в Поле: «Ныне, государь, казаков на Поле много: и черкасцов, и киян, и твоих государевых, вышли, государь на Поле из всех украин»[327].
Уже в этих ранних характеристиках казачества ясно выступают два момента: 1) пестрый социальный и этнический состав казачества в Поле и 2) наличие в составе казачества выходцев из русских земель.