Хотя в приведенном тексте о Болотникове не упоминается, но отнесение его именно к восстанию Болотникова не может вызывать сомнений, так как указание С. Рагозина, что после годичного сидения в мценской тюрьме и последовавшего затем бегства в Москву он вместе с Василием Шуйским был «на Москве в осаде» (т. е. находился во время осады Москвы Тушинским вором в 1608 г.), датирует события в Мценске 1606–1607 гг.
Значение челобитной С. Рагозина, однако, не ограничивается тем, что она дает основание включать Мценск в число городов — участников восстания Болотникова. Главная ее ценность в том, что она дает представление о самом характере восстаний в городах, переходивших на сторону Болотникова.
Отступление воевод Шуйского от Кром сразу же сказалось и на обстановке под Ельцом. Болотников использовал свой успех под Кромами для нанесения удара и по второму важнейшему центру военных действий — по Ельцу. Под Ельцом Болотников одержал не менее блестящую победу, чем у Кром[449]. Правда, русские источники скрывают факт поражения войск Шуйского под Ельцом еще более старательно, чем разгром под Кромами. «Новый Летописец» делает это при помощи столь же элементарного приема, как и в отношении Кром: «Слышаху ж под Ельцом бояре, что под Кромами смутилось, отойдоша от Ельца прочь и поидоша все к Москве»[450].
Эту же версию добровольного отхода воевод от Ельца развивают и сохранившиеся об этом событии записи в разрядах, ограничивающиеся кратким сообщением, что после того как Болотников «оттолкнул» от Кром князя Ю. Н. Трубецкого, «от Елца князь Иван Боратынской отошел же, а воры, собрався, пошли к Береговым городом»[451].
Но недостаток русских известий о сражении под Ельцом компенсируется подробными данными об этом сражении, содержащимися в иностранных источниках. Наиболее обстоятельные сведения о сражении под Ельцом содержатся у Буссова.
Буссов прямо говорит о том, что под Ельцом войско Шуйского было «разбито и вынуждено было отступить к Москве[452]. Свое сообщение о поражении войск Шуйского под Ельцом Буссов сопровождает подробным рассказом о судьбе захваченных «путивльцами» в плен людей из войска Шуйского и о наказаниях, которым были подвергнуты Шуйским те из участников сражения под Ельцом, которые, будучи отпущены из плена, принесли в Москву весть о поражении царских войск.
Рассмотрение рассказа Буссова заставляет притти к выводу, что наиболее вероятным источником, откуда получил сведения Буссов, следует предполагать непосредственных участников сражения под Ельцом (быть может, тех самых пленных, отпущенных к Москве, о которых он упоминает в своем рассказе). Только от очевидцев мог Буссов узнать такую подробность, как насмешливое прозвище царя Василия Шуйского — «Шубник» (Subnik). Да и весь контекст рассказа Буссова о Ельце говорит о доброкачественности источника получения сведений Буссова (особенно показателен подробный и точный рассказ о судьбе бывших пленных из армии Шуйского). Единственное, в чем рассказ Буссова требует серьезного корректива, это тенденция Буссова сблизить во времени приход к Ельцу войск Шуйского и генеральное сражение между ними и Болотниковым. Прослеженная нами выше история осады Ельца показывает, что борьба под Ельцом продолжалась довольно длительное время.
Исаак Масса, подобно Буссову, сообщает о поражении войск Шуйского под Ельцом, но гораздо более кратко: «Также князь Иван Михайлович Воротынский был послан с особым войском взять Елец, стоявший во главе возмутившихся, но был побит в прах, и всё его войско расстроено, и он сам едва успел убежать в Москву. Другие (воеводы) также часто давали сражения, но мятежники всегда одерживали победу»[453].
Значение свидетельства Исаака Массы, однако, шире, чем простое подтверждение рассказа Буссова. Ценность его прежде всего в том, что Масса в отличие от Буссова, говорящего вообще о войске Шуйского, прямо называет имя князя И. М. Воротынского как воеводы, чье войско было разбито под Ельцом.
Это устраняет возможность заподозрить Исаака Массу в том, что он мог ошибочно связать с Ельцом события, имевшие место в другом районе, например под Кромами. Молчание же Массы о Кромах может быть объяснено тем, что он специально выделил Елец, как место наиболее крупного боя между войсками Шуйского и Болотниковым, а борьбу в других районах охарактеризовал общей фразой о «победах мятежников», не называя мест сражений.
Третье существенно важное известие о борьбе под Ельцом содержится в дневнике В. Диаментовского. Запись в этом дневнике (автор которого в тот момент находился в Ярославле, куда были сосланы из Москвы поляки) гласит: «17 сентября. Пришла весть пану воеводе, что 5000 войска Шуйского разбиты на голову под Ельцом»[454]. Значение приведенного известия определяется самым характером того источника, в котором оно находится. Это — современная запись в дневнике. Таким образом, к 7 сентября 1606 г. (ибо даты в дневнике В. Диаментовского даны по новому стилю) известие о сражении под Ельцом уже достигло Ярославля[455].
Находясь в Ярославле, Ю. Мнишек (сандомирский воевода) внимательно следил через своих тайных агентов за ходом борьбы в Русском государстве. Этим объясняется и быстрота, с какой он получил известие о результатах боя под Ельцом, и полнота информации (вплоть до сведений о численности войска Шуйского, участвовавшего в сражении под Ельцом). Все это делает запись дневника В. Диаментовского ценным источником для изучения рассматриваемого момента в борьбе между Болотниковым и Шуйским.
Итак, привлечение иностранных источников позволяет выяснить причину «отхода» князя И. М. Воротынского от Ельца к Москве. То, что русские источники пытаются изобразить как разумное решение князя Воротынского, принятое им в связи с изменением общей обстановки, вызванным поражением войска князя Трубецкого под Кромами, в действительности представляет собой результат крупнейшего поражения, понесенного самим князем Воротынским. Поэтому отступление князя Воротынского было не «отходом» с целью сохранения своих сил, а бегством уже разбитой в бою армии.
Вопрос о Ельце требует, однако, рассмотрения его еще в одном плане — в плане историографическом. Дело в том, что своеобразный источниковедческий парадокс: отсутствие в русских источниках данных о сражении под Ельцом (при наличии подробного рассказа о Ельце у иностранцев) и, с другой стороны, отсутствие в иностранных источниках данных о сражении под Кромами[456] (при наличии в русских источниках известий, хотя и тенденциозных, о столкновении под Кромами между Болотниковым и воеводами) — имел своим результатом то, что Карамзин (а вслед за ним и Соловьев) истолковал обе группы известий как относящиеся к одним и тем же событиям и, отдав предпочтение русским источникам, как более достоверным, отнес известие Буссова и польского дневника о сражении под Ельцом — к Кромам.
В результате Карамзин получил возможность дать следующую схему событий под Ельцом и Кромами: «...Василий велел полкам итти к Ельцу и Кромам. Предводительствовали боярин Воротынский... и князь Юрий Трубецкой… Воротынский близ Ельца рассеял шайки мятежников; но чиновник царский, везя к нему золотые медали в награду его мужества, вместо победителей встретил беглецов на пути. Где некогда сам Шуйский с сильным войском не умел одолеть горсти изменников, и где измена Басманова решила судьбу отечества, там, в виду несчастных Кр ом, Болотников напал на 5000 царских всадников: они, с князем Трубецким, дали тыл; за ними и Воротынский ушол от Ельца»[457].
Соловьев полностью воспроизводит схему Карамзина: «Боярин князь Иван Михайлович Воротынский осадил Елец, стольник князь Юрий Трубецкой — Кромы; но на выручку Кром явился Болотников: с 1300 человек напал он на 5000 царского войска и на голову поразил Трубецкого; победители-казаки насмехались над побежденными, называли царя их Шуйского шубником… Воеводы Воротынский и Трубецкой... не могли ничего предпринять решительного и пошли назад»[458].
Итак, и Карамзин и Соловьев применили один и тот же прием. Взяв за основу рассказ «Нового Летописца» (дополненный данными разрядных книг о составе воевод под Ельцом и Кромами) о приходе Болотникова под Кромы и отходе от Кром царских воевод, они присоединили к летописному рассказу известие Буссова и польского дневника о поражении Болотниковым царских воевод под Ельцом. В результате они получили возможность говорить о разгроме Болотниковым Трубецкого и бегстве его войска. В отношении же Воротынского и Карамзину и Соловьеву не оставалось ничего иного, как воспроизвести в неприкосновенности версию «Нового Летописца»[459].
Однако такое решение вопроса не может быть признано правильным. Построение Карамзина явилось результатом недостаточности имевшихся в его распоряжении источников. Карамзину не были известны ни мемуары Исаака Массы, ни полный текст дневника Вацлава Диаментовского. Разрядная же книга, которой он пользовался, не содержит тех записей о Кромах и Ельце, которые приведены выше (Карамзин мог взять из нее лишь имена воевод, бывших под Кромами и Ельцом, и известие о приезде к князю Воротынскому князя Хилкова с наградами воеводам за то, что они «воровских людей под Елцом побили»[460]).
Что касается Соловьева, то он, по-видимому, не производил специального исследования этого вопроса, положив в основу своего изложения круг источников, использованных Карамзиным. Известие же Исаака Массы о Ельце почему-то не привлекло внимания Соловьева.