И. С.) воров многих побили, и з сеунчом послан к государю князь Михайло Петровичь Борятинской»[474]. «Победа» была даже официально отмечена тем, что «от государя к бояром» был прислан «со здоровьем и з золотыми ко князю Ивану Ивановичу Шуйскому с товарыщи и ко всем ратным людем столник Василий Матвеевичь Бутурлин»[475].
Такая оценка битвы 23 сентября 1606 г., однако, требует весьма критического отношения. Паэрле, находившийся в это время в Москве и черпавший, по его словам, «сведения большею частью от стрельцов, стоявших у нас на страже», прямо говорит о поражении царских войск, указывая, что «бояре, разбитые на берегах Оки (т. е. под Калугой. — И. С.), должны были отступить к столице, куда ежедневно приходили толпы раненых, избитых, изуродованных»[476]. Но если даже допустить, что непосредственно на поле боя воеводы Василия Шуйского имели успех и «воровских людей побили»[477], то главная цель похода И. И. Шуйского не была достигнута. Основные силы Болотникова не были разбиты, а Калуга осталась на стороне Болотникова. Поэтому действительным итогом битвы под Калугой скорее могут служить слова, которыми заканчивается запись о ней в разрядной книге: «А воеводы пошли к Москве, в Колуге не сели потому, что все городы Украинные и Береговые отложилис[ь] и в людех стала смута»[478].
Правительству Василия Шуйского не удалось скрыть неудачи похода брата царя. И, внимательно наблюдая происходившие вокруг него события, Исаак Масса очень правильно заметил, что «войско, отправленное против этих коварных мятежников царем Василием Ивановичем под начальством двух братьев его, молодого Скопина и многих других, не имело большого успеха, но бунтовщики повсюду с отвагою побивали в сражениях [царское войско], так что и половины не уцелело»[479].
Историки, писавшие о Болотникове, не упоминают о сентябрьской битве под Калугой. Карамзин, ошибочно сблизив разрядную запись о сражении в устье Угры между Болотниковым и И. И. Шуйским (в сентябре 1606 г.) с летописным текстом об осаде И. И. Шуйским Калуги после отступления туда Болотникова от Москвы (в декабре 1606 г.), отнес и сражение под Калугой к декабрю 1606 г., изобразив его как эпизод, предшествующий осаде Калуги[480]. Соловьев и Костомаров вовсе опускают битву в устье Угры. Между тем битва 23 сентября 1606 г. имела огромное значение для дальнейшего хода борьбы[481].
Непосредственным результатом битвы под Калугой и отступления царских воевод к Москве явилось распространение восстания Болотникова на весь район «Береговых городов». Общая формула разрядных книг, что «все городы Украинные и Береговые отложились и в людех стала смута», — находит свое подтверждение на примере Каширы. Посланные на Каширу, в одно время с походом И. И. Шуйского на Калугу, князь Д. И. Мезецкий и Б. Нащокин «Коширы не достали же, отложилась»[482].
К этому же, по-видимому, времени следует отнести и распространение восстания Болотникова на область Брянска и Карачева. О захвате Брянска восставшими сохранились данные в материалах посольства князя Волконского. 31 декабря 1606 г., во время переговоров в Кракове, польские представители сделали следующее заявление: «...в государя вашего государстве великое замешанье: пришло к нам писмо подлинное вчерась, с Украины изо Мстисловля, а пишет державец, что подлинная ведомость, что Петр, которой сказываетца сыном великого князя Федора, доставает государьства Московского на Дмитрея, которой сказываете убит, а он жив; и осел деи тот Петр Северскую землю по Брянской лес и городы поймал, а на Москве де стало великое замешанье»[483].
Эти сведения из польских кругов подтверждаются данными русских источников. В одной из разрядных книг сохранилась запись о том, что одновременно с посылкой под Елец князя Воротынского Василий Шуйский «во Брянеск послал Ефима Вахромеевича Бутурлина»[484]. О дальнейшей судьбе Е. В. Бутурлина сообщает и «Новый Летописец» и «Карамзинский Хронограф»: он был убит во время восстания Болотникова. «Новый Летописец» помещает «Ефима Бутурлина» в списке «воевод и дворян, коих имали на бою»[485]. «Карамзинский Хронограф» говорит об убийстве «воеводы Ефима Вахромеевича Бутурлина» в рассказе о событиях, предшествовавших осаде Болотниковым Москвы[486].
Судя по тому, что в соседний с Брянском Карачев Василий Шуйский еще в сентябре 1606 г. посылал нового воеводу (князя Савву Щербатого), Брянск в это время еще не «отложился». Таким образом, восстание в Брянске падает на сентябрь — октябрь 1606 г. Тогда же, очевидно, на сторону Болотникова переходит и Карачев, воевода которого, князь С. Щербатый, был убит восставшими.
Восстание начинает проникать и в область смоленских городов. Запись о битве под Калугой и отступлении И. И. Шуйского к Москве заканчивается сообщением о присоединении к восстанию Вязьмы и Можайска: «А иные воры в те поры Федка Берсен[ь] с товарыщи Вязму и Можаеск смутили»[487].
Особое место в восстании Болотникова занимает Тульско-Рязанский район.
Своеобразие форм, в которых выразилось участие тульских и рязанских городов в восстании Болотникова, состояло в том, что на первом этапе восстания Болотникова, в период похода Болотникова на Москву, к восстанию примкнули и приняли в нем активное участие тульские и рязанские дворяне-помещики. Еще Соловьев отметил то обстоятельство, что, будучи представителем и выразителем интересов реакционных боярских кругов, Василий Шуйский не мог не вызывать своей деятельностью оппозиции и со стороны дворян-помещиков. Поэтому в участии рязанских и тульских помещиков в восстании Болотникова Соловьев видел борьбу помещиков «против правления бояр..., не допускавших в свои ряды людей новых»[488].
С. Ф. Платонов, анализируя мотивы» побудившие тульских и рязанских помещиков примкнуть на определенном этапе к Болотникову, показал, что корни такого поведения дворян Тулы и Рязани надо искать в особенностях землевладения этого района, в частности в наличии в составе рязанских и тульских помещиков двух слоев, по разным мотивам, но одинаково враждебных правительству Василия Шуйского: «Мелкие служилые землевладельцы, терявшие своих крестьян и людей в борьбе за рабочие руки, считали «сильных людей бояр» в числе злых врагов своего благосостояния… Высшие слои заречного дворянства... имели свои причины быть недовольными царем Василием… Боярская реакция, давая торжество родословному принципу, тем самым закрывала дорогу к широкой карьере для всех тех, кого считала «худородными»»[489].
Следует отметить, что обе названные группы помещиков территориально неодинаково распределялись в рассматриваемом районе: «высшие слои заречного дворянства» были по преимуществу сосредоточены на рязанских землях, в то время как Тула и примыкающие к ней уезды (Венев, Епифань, Кашира) являлись краем «мелких служилых землевладельцев»[490].
В восстании Болотникова приняли участие обе группы тульских и рязанских помещиков, причем лидерами верхушки рязанских помещиков были Ляпуновы и Сумбуловы, а «вождем служилой мелкоты», по выражению С. Ф. Платонова, стал Истома Пашков.
«Новый Летописец» следующим образом изображает процесс зарождения восстания в рязанских и тульских городах: «Град же Рязань с пригороды и Тула и Кашира и иные городы Украиные царю Василью измениша и послаху в Путимль с повинными. Они же в Путимле быша и никово в Путимле не видяху и назад же вспять приезжаху и никако на истинный путь не обращахуся. И собрашася вси и поставиша себе старейшину Совлоценина (надо: Соловценина. — И. С.) сына боярсково Истому Пашкова и совокупишася с тем Ивашком Болотниковым за одно и поидоша под Москву»[491].
В этой летописной характеристике (к которой нам еще придется возвращаться) особенное внимание привлекает оценка роли Истомы Пашкова как «старейшины», т. е. вождя восставших городов. Биография Истомы Пашкова достаточно выяснена исследованием С. Ф. Платонова. Служилый человек, обладатель довольно крупного поместья из двух сел в Веневском и Серпуховском уездах, Истома Пашков имел чин «сотника» и в 1606 г. командовал мелкопоместными «детьми боярскими» — епифанцами. «Вождем именно такой служилой мелкоты» он и стал в восстании Болотникова[492]. Эта характеристика, даваемая И. Пашкову Платоновым, правильно определяет социальное положение Истомы Пашкова и его общественные связи. Но С. Ф. Платонов вместе с тем слишком суживает роль и значение И. Пашкова в восстании Болотникова, рассматривая Истому Пашкова лишь в качестве вождя мелких служилых людей Тулы и ее пригородов.
В этой своей характеристике С. Ф. Платонов исходит из известного текста «Карамзинского Хронографа» с перечнем руководителей восстания: «У резаньцов воеводы Григорей Федоров сын Сунбулов, да Прокофей Петров сын Ляпунов, а с ту лены и с коширяны и с веневичи Истома Пашков, а на Веневе был сотник, а с ко-лужены и со олексинцы и с иными городами Ивашко Болотников, князя Ондрея Телятевского холоп»[493]