Наиболее ярким проявлением этой особенности борьбы в Пскове может служить отношение псковичей к пленным участникам восстания Болотникова, находившимся в псковских тюрьмах. Василий Шуйский прислал «во Псков, в тюрмы» более 400 человек «людей пленных из Северских городов, коих палицами не побил». Но хотя эта присылка и заключение в псковские тюрьмы участников восстания Болотникова падает на время, когда борьба между «большими» и «меньшими» в Пскове была уже в полном разгаре, псковичи тем не менее даже не пытались вмешаться в судьбу пленников Василия Шуйского, ограничиваясь лишь выражением своего сочувствия их участи: «поили и кормили и одевали и плакали на них смотря»[602].
Но на столь противоречивых позициях «верноподданных бунтовщиков» псковичам удалось удержаться весьма недолго. 1607 И 1608 годы характеризуются дальнейшим ростом борьбы между «большими» и «меньшими», а в сентябре 1608 г. движение псковских «меньших» людей вступает в новую фазу своего развития. Псковичи «целовали крест царевичю Димитрию Московскому»[603] а затем расправились и с воеводой Шереметевым: по одним данным, его «в темницы удавиша»[604], а по другому источнику («Карамзинский Хронограф»), «псковичи мужики» посадили Шереметева на кол[605]. Тогда же, наконец, были выпущены из тюрем и пленные болотниковцы, которых псковичи вновь «и напоили и накормили и одели»[606] (но уже больше не «плакали»).
Именно это время автор повести «О смятении и междоусобии и отступлении псковичей от Московского государства» назвал «самовластием смердов». Однако рассмотрение этого и дальнейших этапов борьбы в Пскове выходит за рамки нашего исследования. Впрочем, изучение борьбы «больших» и «меньших» в Пскове за 1609–1612 гг. дает лишь новый материал, не изменяя общей картины борьбы, нарисованной выше.
Заканчивая рассмотрение борьбы в Пскове во время восстания Болотникова, следует отметить еще одну черту, проходящую красной нитью через всю историю Пскова в 1606–1612 гг. Этой чертой является национально-патриотическая окраска движения псковичей — «мелких» людей.
«Летописец» Андрея Козы, в общем сочувственно относящийся к борьбе «меньших», видит главное достоинство правления «меньших» людей в Пскове в том, что «в те лета смутные», когда «воевод не было во Пскове. . и божиею милостию иноземцы не совладели не единым городом Псковским, а совладели как воевод во Пскове умножило»[607]. Вопрос о борьбе против «иноземцев», в данном случае против шведов («немцев»), угрожавших захватить северо-западные области Русского государства, равно как и против польской интервенции, был одной из центральных проблем движения «меньших» людей Пскова. И сколь откровенно псковские «гости» и «бояре» делали ставку на интервенцию шведов, «хотяще Псков отдати» шведам «и кровь неповинную пролити»[608], столь же решительно «меньшие» люди противодействовали планам «изменников» (как «Летопись» Козы называет «больших» людей)[609], расправляясь с ними и заявляя (воеводе Шереметеву): «мы де не хотим немец и за то помрем»[610].
С этих патриотических позиций псковичей не могли сдвинуть никакие силы. И даже когда в 1610 г. Псков получил грамоту «от Ермогена патриарха и от всех Московских бояр больших», в которой от псковичей требовали целовать крест королевичу Владиславу (подкрепляя это требование угрозой «Как де вам стояти против Московского и Литовского и Полского царства»), то и тогда «Псковичи, уповая на Живоначальную Троицу (патрон Пскова. — И. С.), креста не целовали королевичю»[611].
Глава шестаяБорьба в городах. Астрахань
Легенда об «аристократическом» характере астраханского восстания. Борьба классов в Астрахани накануне восстания Болотникова. Начало восстания в Астрахани 11 июня 1606 г. Социально-экономическая характеристика города Астрахани. Антикрепостнический характер астраханского восстания. Городские низы, стрельцы и холопы — движущая сила астраханского восстания. Внутренняя история восстания Астрахани. Освобождение холопов. Астраханские «царевичи». «Царевич Иван-Август». Управление и суд. Царистские элементы в идеологии участников астраханского восстания.
Астрахань во время восстания Болотникова являлась одним из крупнейших центров борьбы.
В существующей литературе, однако, мы не найдем подобной оценки места и значения Астрахани в истории восстания Болотникова. Причиной такого положения дел является одно историографическое недоразумение, устранение которого должно явиться предпосылкой рассмотрения астраханских событий в годы восстания Болотникова.
Астраханские события рассматриваются историками как своего рода исторический парадокс: в отличие от других мест, в Астрахани не «меньшие» люди восстали против «больших», а, напротив, «меньшие» люди явились жертвой мятежа, поднятого знатным воеводой Астрахани — князем Хворостининым.
Эта историографическая традиция ведет свое начало еще от Карамзина, определившего существо астраханских событий формулой: «Астрахань тоже изменила: ее знатный воевода окольничий князь Иван Хворостинин взял сторону Шаховского; верных умертвили: доброго мужественного дьяка Карпова и многих иных»[612].
Такую же оценку борьбы в Астрахани мы находим и у Соловьева, отмечающего, что «в Астрахани не чернь восстала за Лжедмитрия: здесь изменил Шуйскому воевода князь Хворостинин; здесь, наоборот, дьяк Афанасий Карпов и мелкие люди были побиты с раскату»[613].
Наконец, Костомаров придает логическую законченность концепции об особом характере астраханского восстания. В глазах Костомарова особый характер борьбы в Астрахани объясняется личными качествами князя Хворостинина: «В далекой Астрахани, сосланный туда на воеводство приверженец Димитрия князь Хворостинин первый возмутил людей, и оттого-то в крае восстание приняло иной характер, чем в других частях русского мира. Вместо того, чтобы люди незнатные ополчились на знатных, там люди мелкие с дьяком Карповым стали было за власть Шуйского. Но боярин Хворостинин велел сбросить с раската дьяка Карпова и его пособников, объявил царем Димитрия и приглашал ополчаться за спасенного государя не только русских, но и нагаев»[614].
Против такого взгляда на астраханские события не выступает и С. Ф. Платонов; скорее он примыкает к традиционной точке зрения, хотя и в более осторожной форме. По определению С. Ф. Платонова, восстание в Астрахани — это «бунт астраханского гарнизона, которым руководил астраханский воевода князь Ив. Дм. Хворостинин, двоюродный брат близкого к Самозванцу и сосланного Шуйским князя Ивана Андреевича». Относя астраханское восстание к категории «беспорядков местного характера», С. Ф. Платонов в объяснении причин, вызвавших «бунт» князя Хворостинина, занимает позицию, близкую Костомарову, высказывая предположение, что «едва ли здесь не действовала семейная вражда к Шуйскому Хворостининых, много терявших с низвержением благоволившего к ним Самозванца»[615].
Такая устойчивость историографической традиции объясняется тем, что и Карамзин, и Соловьев, и Костомаров, и Платонов основывались в своих воззрениях на астраханские события на данных «Нового Летописца», именно, той его редакции, которая содержится в приложениях к Никоновской летописи.
Свидетельство «Нового Летописца» об астраханских событиях имеет следующий вид: «Царь же Василий, слышав, яко град Астрахань из мелких многих людей, которые стояху за правду, побиваху с роскату и дьяка Афонасья Карпова убиша»[616]. Из приведенного текста, действительно, следует, что в Астрахани «из мелких многих людей» (т. е. большое количество «мелких» людей) были побиты за то, что они «стояху за правду», т. е. за Василия Шуйского. Однако уже при первом чтении рассказа «Нового Летописца» бросается в глаза неправильность грамматического построения цитированного текста, равно как и смысловые противоречия (так, например, второе лицо после воеводы, дьяк Карпов оказывается отнесенным к числу «мелких» людей). Эти черты рассматриваемого текста вызывают сомнение в его исправности. И действительно, проверка по другим спискам «Нового Летописца» убеждает в том, что в редакции Никоновской летописи текст «Нового Летописца» в рассказе об Астрахани является испорченным, исправный же текст сохранила та редакция «Нового Летописца», которая находится в составе «Летописи о многих мятежах». По мнению и С. Ф. Платонова и Л. В. Черепнина, текст «Летописи о многих мятежах» «сохранил вообще неприкосновенною первоначальную редакцию» «Нового Летописца»[617]. Эта оценка «Летописи о многих мятежах» вполне оправдывается и на интересующем нас примере. Текст рассказа об Астрахани в «Летописи о многих мятежах» существенно отличается от текста «Нового Летописца» в Никоновской летописи: «Царь же Василий, слыша, яко град Астрахань изменил; многих людей, которые стояху за правду, побиваху с раскату, дьяка Афонасья Карпова убиша»[618]. Таким образом, слова «из мелких», на которых строилось все истолкование астраханских событий в литературе, оказываются просто результатом порчи слова «изменил» первоначального текста.