Итоги борьбы в районе Ржева, Можайска и Волока Дамского сообщает грамота патриарха Гермогена: эти итоги заключались в восстановлении власти Василия Шуйского над городами Смоленской и Ржевской Украины и в очищении от «воров» района Можайска и Волока Дамского. Наконец, в Можайске произошло соединение дворянских отрядов из Смоленска, Вязьмы, Дорогобужа и Серпейска с ратью И. Ф. Крюка-Колычева. В разрядах этот акт нашел выражение в формуле: «А как пришли смольняне, и у них были воеводы: боярин князь Иван Васильевичь Голицын, да околничей Михайло Борисович Шеин да околничей Иван Крюк Федорович Колычев да Григорей Иванович Полтев»[818]. О князе Д. И. Мезецком разряды в данном случае не упоминают, но по косвенным данным можно думать, что и он вернулся в Москву вместе с И. Ф. Крюком-Колычевым, ибо князь Д. И. Мезецкий участвует в качестве второго воеводы Передового полка в преследовании отступившего к Калуге Болотникова после его поражения под Москвой. Характерно при этом, что первым воеводой Передового полка являлся князь И. В. Голицын, названный первым в списке воевод у смольнян[819].
Таким образом, поход князя Д. И. Мезецкого и И. Ф. Крюка-Колычева завершился полным успехом. Однако эффект от всех этих событий в Можайско-Волоколамском районе сказался лишь в самом конце осады Москвы, когда объединенная рать — «те все ратные люди тех прежереченных всех городов Смоленския и Ржевския Украины» вместе с ратью И. Ф. Крюка-Колычева 28 ноября «пришли к Москве»[820].
Обзор военных мероприятий правительства Шуйского показывает пути и методы, с помощью которых Шуйский пытался изменить ход борьбы в свою пользу. Однако положение дел во время осады Москвы определялось не только чисто военными факторами. Не менее существенное значение имели и такие моменты, как обстановка внутри Москвы, равно как и положение внутри лагеря Болотникова.
Обстановка в Москве в период осады ее Болотниковым характеризуется крайним обострением классовых противоречий. То, что отмечает в своих показаниях И. Садовский: «рознь великая» между боярами и «землей» и недовольство царем как в боярских кругах, так и со стороны «всей земли», раскрывает, по каким основным линиям развертывалась борьба классов в Москве.
Проявления этой борьбы можно наблюдать уже в самые первые дни царствования Василия Шуйского. Характерной особенностью ее является то, что она протекает под лозунгом «царя Димитрия». Едва ли не наиболее ранней вспышкой этой борьбы было волнение, вызванное появлением на улицах Москвы прокламаций, сообщавших о чудесном спасении «царя Димитрия». Рассказ об этих событиях содержится в «Донесении» некоего пана Хвалибога, «комнатного» слуги Лжедмитрия I. По сообщению Хвалибога, «около недели листы прибиты были на воротах боярских от Димитрия, где давал знать, что ушел и бог его от изменников спас, которые листы изменники патриарху приписали, за что его и сложили, предлагая Гермогена, а с другой стороны самими же Московскими людьми Шуйский был бы убит, если б его поляки некоторые не предостерегли, которые другой революции боялись»[821].
С. Ф. Платонов истолковывает слова Хвалибога о том, что «листы» о спасении Дмитрия появились «около недели», в смысле спустя неделю «после переворота 17 мая»[822]. Не исключено, однако, и другое толкование, именно, что слово «неделя» было употреблено в оригинале в смысле «воскресенье», т. е. в первое воскресенье после убийства Лжедмитрия[823]. Так или иначе, во всяком случае событие, о котором рассказывает Хвалибог, имело место еще в мае 1606 г. Замечательно при этом, что движение, связанное с прокламациями о спасении «царя Димитрия», было направлено и против бояр (на это указывает то, что «листы» были демонстративно прибиты «на боярских воротах») и против Василия Шуйского. С другой стороны, и поляки, находившиеся в Москве, заняли по отношению к этому движению враждебную позицию, вплоть до предупреждения Шуйского о грозившей ему опасности. Все это характеризует данное движение как волнение народных масс Москвы. На это же указывают и слова Хвалибога о том, что волнения, связанные с прокламациями, вызвали у поляков в Москве опасения о возможности «другой революции», т. е. повторения народного восстания, подобного тому, какое имело место 17 мая. Именно «боясь» этого, поляки и пошли на то, чтобы предотвратить убийство Шуйского «Московскими людьми».
Такое понимание рассказа Хвалибога подтверждается показаниями другого иностранца — очевидца Паэрле. По словам Паэрле, «4-го июня, в воскресенье (что в переводе на русский календарь дает 25 мая. — И. С.) в городе было страшное волнение; народ восстал на стрельцов, бояр и великого князя, обвиняя всех их, как изменников, в умерщвлении истинного государя, Димитрия. Великий князь, при помощи бояр, скоро прекратил ропот черни, уверив ее, что убит не Димитрий, а плут и обманщик»[824]. Сопоставляя рассказ Паэрле с донесением Хвалибога, можно думать, что оба автора имеют в виду одно и то же событие. В этом случае рассказ Паэрле приобретает особую ценность, прямо указывая на то, что существо «страшного волнения» заключалось в выступлении народа против царя и бояр.
Стихийные вспышки борьбы народных низов Москвы характеризуют и все последующее время, вплоть до прихода войск Болотникова к Москве, о чем можно судить по показаниям современников иностранцев, сохранивших в своих записках упоминания о такого рода событиях. Так, В. Диаментовский под 25 июня (н. ст.) сообщает: «Снова несколько тысяч человек народа, с оружием и каменьями, собралось перед кремлевскими воротами, на Лобном месте, где обычно царь появлялся перед народом. Не знаем, как это вышло, но до нас доходили слухи, что часть бояр, втайне от царя и других бояр, взбунтовали их, сказав, что царь велел остальную Литву побить. Царь выезжал к ним спросить, в чем была причина их сборища, и, узнав, приказал им разойтись, а те бунтовщики потом были наказаны»[825].
По-видимому, к этому же эпизоду относится и известный рассказ Маржерета[826] о выступлении Василия Шуйского «в воскресный день» перед толпой москвичей, собравшихся «на дворцовой площади», когда Шуйский попытался разыграть сцену, напоминающую введение опричнины Иваном Грозным, заявив сначала об отказе от царства, а затем потребовав расправы над заговорщиками (в числе которых был П. Н. Шереметев)[827].
О новом «волнении» (rozruch) в Москве «от подкинутых писем, написанных от имени Димитрия», сообщает В. Диаментовский под 1 августа (н. ст.)[828]. Он же сохранил в своем дневнике и известие о том, как 10 (20) августа царь и вся Москва были встревожены двумя событиями: сильным взрывом пороха в городских лавках и получением известия о поражении войска, посланного Шуйским против мятежников, причем грохот взрыва так напугал царя, что он немедленно приказал запереть Кремль[829].
Все эти известия о «волнениях» и «тревогах» в Москве важны не столько своей конкретной стороной (ибо в сообщениях и Маржерета, и Паэрле, и Диаментовского, конечно, немало сомнительных и даже вовсе неправдоподобных деталей), сколько как показатель растущей напряженности социальной атмосферы в Москве.
Эта напряженность достигла такой степени, что еще задолго до прихода Болотникова к Москве Шуйскому уже приходилось не раз выдерживать «осаду», запираясь в Кремле от московских низов, и принимать меры к охране своей резиденции вплоть до разборки мостов через ров, окружающий Кремль, и постановки пушек у кремлевских ворот, как об этом сообщает Диаментовский в записи под 2 августа (н. ст.)[830].
Приход Болотникова в Коломенское и осада Москвы еще более обострили обстановку внутри осажденной столицы. С этого момента борьба внутри Москвы развивается в прямой и непосредственной связи с общим ходом борьбы между Болотниковым и Василием Шуйским.
И для Болотникова и для Шуйского вопрос о позиции населения Москвы представлял исключительную важность. Этим объясняется то, что одновременно с военными действиями между войсками Болотникова и Шуйского велась непрерывная и ожесточенная борьба за население Москвы. Болотников активно стремился привлечь московские городские низы — и прежде всего холопов — на свою сторону в борьбе против Шуйского, а Шуйский со своей стороны всеми средствами и любой ценой старался удержать в своих руках власть над населением Москвы, не допустить открытого взрыва борьбы городских низов и соединения их с Болотниковым.
Одним из главных и наиболее действенных средств борьбы, применявшихся Болотниковым, была рассылка прокламаций («листов», как они названы в источнике) в Москву и по другим городам к городским низам с призывом к восстанию против бояр и за «царя Димитрия». Подлинный текст «листов» Болотникова не сохранился. Но самый факт их рассылки засвидетельствован как в русских, так и в иностранных источниках. Эти же источники излагают и содержание «листов», рассылавшихся Болотниковым. Из русских источников особое значение для рассматриваемого вопроса имеют две грамоты патриарха Гермогена от конца ноября 1606 г., адресованные митрополиту Филарету. Именно в них и содержится известие о «листах» Болотникова. Каждая из двух названных грамот излагает и содержание прокламаций Болотникова, причем обе грамоты взаимно дополняют друг друга.
Текст первой из грамот гласит следующее: «А стоят те воры под Москвою, в Коломенском, и пишут к Москве проклятые свои листы, и велят боярским холопем побивати своих бояр, и жены их и вотчины и поместья им сулят, и шпыням и безъимянником вором велят гостей и всех торговых людей побивати и животы их грабити, и призывают их воров к себе и хотят им давати боярство, и воеводство, и околничество и дьячество»