[934]. Любопытно отметить при этом, что, по-разному датируя это событие, Костомаров и Платонов почти в тождественных выражениях описывают выезд царя, пользуясь повестью «Иного Сказания»[935].
Опубликование письма А. Стадницкого существенным образом изменило положение с источниками. Мы видели выше, что А. Стадницкий в своем письме полностью подтверждает рассказ «Иного Сказания» о сражении, в котором участвовал Василий Шуйский, и вместе с тем точно датирует это сражение днем 27-го ноября (7 декабря). Таким образом, из двух имевшихся в литературе интерпретаций рассказа «Иного Сказания» верной оказалась интерпретация Костомарова (с той поправкой, что сражение было не 26-го, как думал Костомаров, а 27 ноября). Напротив, мнение по этому вопросу Платонова следует признать ошибочным.
Разрешением вопроса о датировке рассказа «Иного Сказания», в сущности говоря, решается вопрос и о времени, когда произошла измена И. Пашкова. Можно, однако, привести еще ряд дополнительных данных в доказательство того, что измена И. Пашкова имела место до 2 декабря. Так, Исаак Масса, подобно «Иному Сказанию», связывает измену И. Пашкова с боями в районе Красного села[936].
Еще показательнее свидетельство английской записки, как принадлежащее современнику — очевидцу. В этом источнике взаимная последовательность событий, связанных с изменой И. Пашкова и поражением Болотникова, представлена так: «Пашков оставил свою партию и перешел и подчинился государю с 500 своих сторонников. От него государь узнал о положении в лагере мятежников... Враг находился в смятении от ухода одного из своих главных вождей и внутренних раздоров; государь выступил против них и в конце концов обратил их в бегство»[937].
Таким образом, английская записка не только относит измену И. Пашкова ко времени до окончательного поражения Болотникова, но и ставит в прямую связь с переходом И. Пашкова на сторону Шуйского решение последнего нанести решающий удар по Болотникову. Следует добавить при этом, что нет необходимости понимать выражение английского документа: «государь выступил» — обязательно в смысле личного участия Василия Шуйского в боях. Судя по контексту, здесь имеется в виду самый факт решения Шуйского дать бой Болотникову, а не непосредственное участие Шуйского в сражении[938].
Предлагаемое нами решение вопроса о времени и обстоятельствах измены И. Пашкова не может быть поколеблено тем, что Буссов относит измену И. Пашкова к 2 декабря 1606 г.
Версия Буссова имеет следующий вид:
«2 декабря Болотников (так как он по вылазкам врага заметил, что тот усилился) послал к Истоме Пашкову, приказав известить его об этом и вместе с тем убеждать в том, что он со своими силами также должен участвовать в сражениях и помогать бороться с врагом.
Когда же враг выступил из Москвы с 100 000 человек, Болотников действовал в убеждении, что ему обеспечена верная помощь со стороны Истомы Пашкова (который имел под своей командой 40 000 человек). Пашков выступил со своими силами так, будто имел серьезное намерение вступить в бой с врагом. Болотников отважился смело биться вместе с находящимися под его начальством 60 000 воинов, в уверенности, что Пашков ударит по врагу с другой стороны.
Но добрый, верный рыцарь был гнусно обманут, ибо его приверженец Истома Пашков не только не оказал ему помощи, но вместе с несколькими тысячами человек своего войска в разгар сражения перешел на сторону врага и тут же стал сражаться против Болотникова. От этого Болотников потерял столько людей, что он обратился в бегство и вынужден был оставить на разграбление врага лагерь вместе со всем, что в нем было. 10 000 казаков из его войска были окружены врагом и принуждены были сдаться (так как они не могли выйти из окружения)»[939].
Несмотря на столь конкретный и подробный рассказ, я все же считаю, что решающее значение для выяснения вопроса об измене Истомы Пашкова должно принадлежать таким источникам, как письмо А. Стадницкого и повесть «Иного Сказания». Что же касается Буссова, то его версия может быть объяснена тем, что у Буссова события, относящиеся к сражениям 26–27 ноября и 2 декабря, объединены вместе, в результате чего и измена И. Пашкова оказалась отнесенной на 2 декабря[940].
Разрыв И. Пашкова с Болотниковым и переход его на сторону Шуйского означали новый удар по лагерю восставших, значительно более сильный, чем измена рязанцев. Современники даже переоценивали значение этого сообщения, видя в измене И. Пашкова главную причину поражения Болотникова под Москвой. Так, Исаак Масса прямо утверждает, что «Болотников нимало не сомневался, что отправленные им войска займут Москву, и когда бы не помешала измена Пашкова, то это могло случиться»[941]. Совершенно так же расценивается измена И. Пашкова и в «Истории Ложного Димитрия» (Будилы), где прямо говорится, что восставшие «вероятно овладели» бы Москвой, «потому что уже зажгли было Деревянный Город (drewniany zamek), если бы не изменил им дворянин Пашков (Paszko dworzanin), передавшийся Шуйскому с пятьюстами человек, благодаря чему Шуйский легко поразил их»[942]. Наконец, Паэрле утверждает, что «если бы Пашков не оставил своих товарищей, жители столицы приняли бы его сторону»[943].
Во всех этих высказываниях есть несомненная доля преувеличения, и на исход борьбы Болотникова под Москвой решающее влияние оказали другие, более глубокие факторы. Но тем не менее измена И. Пашкова, несомненно, приблизила момент разгрома Болотникова под Москвой.
Английская записка характеризует положение в лагере Болотникова после измены И. Пашкова выразительными словами: «Враг находился в смятении от ухода одного из своих главных вождей и внутренних раздоров». К этому надо добавить, что и измена И. Пашкова и потери, понесенные Болотниковым в боях 26–27 ноября, несомненно ослабили его войско и в чисто военном отношении. Вынужденный отступить в Коломенское, Болотников засел там в своем остроге («…бегоша на Коломенское и в остроге своем седоша)»[944].
Английская записка верно определяет причины неудачи наступления Болотникова, отмечая, что осуществление плана «замкнуть блокаду» Москвы было предпринято «слишком поздно (to late)». К концу ноября положение Василия Шуйского резко отличалось от того, в каком он находился в момент прихода Болотникова к Москве, когда, после разъезда «ратных людей» из войска Шуйского «по своим домам», царь остался «не с великими людми»[945].
Это новое соотношение сил ощутительно сказалось в боях 26–27 ноября. И оно еще более изменилось в пользу Шуйского в результате этих боев, создавших исключительно благоприятную обстановку для нанесения Шуйским решающего удара по Болотникову и ликвидации осады Москвы.
Этот удар и последовал 2 декабря 1606 г.
Наиболее крупным событием за неделю, отделявшую 2 декабря от сражения 27 ноября, был приход к Москве на помощь Шуйскому смоленских и ржевских полков.
Можно думать, что первые отряды смольнян пришли к Москве 28 ноября. Грамота патриарха Гермогена, указывая, что смоленским и ржевским полкам (собиравшимся в Можайске) было «велено» быть к Москве 29 ноября, отмечает, что «те все ратные люди, тех прежреченных всех городов Смоленский и Ржевския Украйны пришли к Москве, а иные идут»[946]. Наиболее вероятно датировать написание этой грамоты днем 28 ноября. В пользу такой датировки говорит то, что в грамоте Гермогена содержится описание сражения, бывшего 27 ноября; следовательно, она не могла быть написана раньше 28 ноября (ибо, по сообщению А. Стадницкого, сражение 27 ноября продолжалось до самого вечера). С другой стороны, в Ростове митрополитом Филаретом, которому была адресована грамота патриарха, она была получена 30 ноября[947]. Для доставки же грамоты из Москвы в Ростов требовалось не меньше двух дней[948].
Таким образом, сообщая о приходе смольнян, патриарх Гермоген, очевидно, имел в виду событие дня написания грамоты. В пользу такого определения дня прихода смольнян в Москву свидетельствует и то, что ни Гермоген, ни другие источники не говорят об участии смольнян в сражении 27 ноября. Правда, «Иное Сказание» упоминает, говоря о приходе двинских стрельцов, также и смольнян, но эти места о смольнянах производят впечатление вставки в основной текст, и дальнейший рассказ повести никак не связан с смольнянами[949]. Но (как это отмечено и в грамоте патриарха Гермогена) приход смольнян продолжался в течение нескольких дней, вплоть до 1 декабря. Эту последнюю дату позволяет установить указание «Нового Летописца», что генеральное сражение с Болотниковым произошло «на завтрее же прихода смольнян»[950].
Приход ратных людей к Москве не ограничивался одними смольнянами. Разряды отмечают, что «пришли к Москве смольняне и иные городы»[951]. Эта формула — «иные городы» — в одной из разрядных записей приобретает более конкретный вид: «А как Смольняне пришли к Москве и из городов из Замосковных почали збиратца»[952].
Переход Шуйского от оборонительной тактики к решительному наступлению был осуществлен им под прямым и непосредственным воздействием боярства и верхов Московского посада. В английской записке мы находим очень интересную характеристику позиции этих кругов во время осады Москвы.