Первое, что надлежит выяснить, это — известно ли нам из источников что-либо о непосредственном преследовании войсками Шуйского Болотникова после его поражения в битве 2 декабря.
Ни «Новый Летописец», ни разряды не дают сколько-нибудь определенного материала по этому вопросу. В «Новом Летописце» вопрос о Калуге рассматривается уже в следующей главе («О посылке бояр и воевод под городы на воровских людей»). В главе же, посвященной сражению 2 декабря, о преследовании Болотникова вовсе не говорится. Скорее даже можно заключить, что преследования не было совсем, исходя из фразы о том, что после бегства Болотникова в Калугу воеводы Василия Шуйского «со всеми ратными людми приступаху к Заборью».
Что касается разрядов, то редакция записей о посылке воевод в Калугу такова, что не позволяет решить, сразу ли после поражения Болотникова были посланы воеводы, или спустя известный промежуток времени[1008].
Однако одно свидетельство русских источников, говорящее о преследовании Болотникова при его отступлении от Москвы, все же имеется. Это свидетельство находится в «Рукописи Филарета». Выше мы имели уже случай убедиться в осведомленности автора этого произведения о событиях, связанных с восстанием Болотникова: «Рукопись Филарета» единственная сохранила данные о месте сражения 2 декабря 1606 г. — Котлах. Это заставляет с большим вниманием отнестись и к тому, что «Рукопись Филарета» сообщает о преследовании Болотникова царскими воеводами. Особенно интересно при этом то, что данное известие, во-первых, является дополнением к основе текста «Рукописи Филарета» — «Повести» Катырева-Ростовского, а во-вторых, оно зачеркнуто лицом, редактировавшим текст «Рукописи Филарета».
В «Повести» Катырева-Ростовского описание боя между Болотниковым и воеводами Шуйского заканчивается сообщением о победоносном возвращении воевод в Москву: «Воеводы же царевы с воинством возвратишася во град радостны зело, яко победницы суть; а Северские же людие доидоша до града Колуги и ту утвердишася с тамо жительствующими народы». Лишь после этого «Повесть» сообщает о том, что царь Василий «собра воинство и повеле итти под Колугу»[1009].
В «Рукописи Филарета» этот текст подвергся существенным изменениям, приобретя следующий вид: «Воеводы ж царевы с воинством возвращаются во град радостны зело, яко побе[дницы суть, а Сиверские ж людие и Смольняня гнаша по них] и множество их побиша, а иных поимаша, [и] ины[х] мразом и студению по лесом изомроша: воздоде бо им бог несть, понеж нелепая государю своему начаша содевати. Останцы ж людие доидоша до града Колуги, и ту утверждаютца с таможительствующими народы. Царь де Василей собра воинство и повеле им итти под Колугу»[1010]. Такой текст, однако, не удовлетворил редакторов «Рукописи Филарета», подвергнувших его своей редакции. Эта редакция, помимо чисто стилистических исправлений (вместо «и иных» «а иные») и исправления орфографических ошибок («месть» вместо «несть»), выразилась в удалении того места, где говорилось о погоне за Болотниковым. Редактор рукописи зачеркнул ту часть фразы, которая заключена у нас в квадратные скобки, и заменил ее новой редакцией: «победиша суть безумное воинство». Такое изменение текста никак нельзя объяснить соображениями стиля. Напротив, изъятие места о погоне за Болотниковым привело к тому, что в «исправленном» тексте получились повторения: то место, где говорилось о потерях «Северских людей» во время их преследования воеводами, приобрело характер повторного перечисления потерь Болотникова в ходе сражения в Котлах, о чем уже было сказано выше («овех убивают, и уязвляют, овех связанных во град отсылают»). Очевидно, таким образом, что изъятие интересующего нас места было произведено вполне сознательно, обнаруживая у редактора «Рукописи Филарета» тенденцию скрыть факт преследования воеводами Шуйского отступавшего Болотникова.
Рассмотрение истории текста известия «Рукописи Филарета» позволяет сделать вывод, что своей переработкой текста «Повести» Катырева-Ростовского и внесением в первоначальный текст известия о преследовании Болотникова составитель «Рукописи Филарета» вышел за рамки официальной версии о событиях, затронув, очевидно, то, о чем не следовало говорить. С другой стороны, обращаясь к содержанию этого дополнения (как к той его части, которая была вычеркнута редактором, так и вошедшей в окончательную редакцию «Рукописи Филарета»), нельзя не признать, что данное дополнение сообщает весьма важные сведения. Мы узнаем из него не только о самом факте преследования Болотникова, но и о том, какая часть войска Шуйского участвовала в этом преследовании. Следует отметить, однако, что, будучи весьма интересным и важным по своему содержанию, рассматриваемый текст в литературном отношении производит впечатление неотделанного чернового текста. Этим черновым характером «Рукописи Филарета» объясняются и отдельные дефекты текста. В частности, и в том месте, где говорится о преследовании смольнянами бежавших «Северских людей», имеется явный пропуск слова «побегоша» (или подобного ему): вместо «Сиверские ж людие и смольняня гнаша по них» следовало бы: «Сиверские люди побегоша и смольняня гнаша по них». Дефектность данного текста явилась причиной того, что первый исследователь «Рукописи Филарета», А. Кондратьев, не заметив отмеченного нами пропуска, понял это место как утверждение автора «Рукописи Филарета» о... преследовании северянами и смольнянами воевод Шуйского («автор далее сбивается и примешивает смольнян уже к недругам Василия Шуйского, вместе с жителями Северской области»), что дало основание А. Кондратьеву обвинить автора «Рукописи Филарета» в том, что как только он «отступает от хронографа Кубасова (так А. Кондратьев называет «Повесть» Катырева-Ростовского. — И. С.), так почти всегда спутывается и противоречит тому, что говорил раньше, придерживаясь хронографа»[1011].
В данном случае, однако, в путанице оказался повинен не «составитель рукописи», а сам А. Кондратьев. Напротив, известие «Рукописи Филарета» сообщает нам то, что тщательно скрывают официальные источники: разряды и «Новый Летописец».
Свидетельство «Рукописи Филарета» позволяет сделать вывод о том, что после поражения Болотникова в Котлах и Коломенском часть войска Шуйского возвратилась в Москву, а другая часть — «Смольняне» — была направлена преследовать Болотникова. Если вспомнить, что войско Шуйского, участвовавшее в сражении 2 декабря, состояло из двух «полков», одним из которых командовал М. В. Скопин-Шуйский, а другим (ядро которого составляли смольняне) — И. И. Шуйский, то, очевидно, известие «Рукописи Филарета» следует понимать так: полк М. В. Скопина-Шуйского вернулся в Москву, полк же И. И. Шуйского (весь или часть его) был брошен в погоню за Болотниковым. Сопоставляя эти данные с записями В. Диаментовского, естественно поставить вопрос: не был ли именно Д. И. Шуйский во главе «Смольнян», точнее, во главе того войска, о котором сообщает «Рукопись Филарета», говоря о преследовании Болотникова?
Ответ на этот вопрос дает третий источник, сообщающий о преследовании Болотникова воеводами Шуйского. Этим источником является заявление, сделанное по поручению Льва Сапеги князю Волконскому. В этом заявлении последний этап борьбы под Москвой рисуется следующим образом: «Государь ваш посылал на них («Северян» и «Донских казаков», как называется в польском заявлении войско Болотникова. — И. С.) с Москвы многую рать з братьеми своими со князем Дмитреем и со князем Иваном Ивановичи, и со князем Михаилом Васильевичем, и бояр и воевод. и тех Северян многих побили, больши 20 000, а иные побежали х Колуге, и за ними де пошли государевы братья и в Колуге... их осадили. А к Дорогобужу де и к Вязьме и к Можайску ходили Смольняне, и те городы опять к государю отворотили»[1012].
Сообщение Л. Сапеги, таким образом, полностью совпадает и с записями В. Диаментовского и с известием «Рукописи Филарета». В то же время оно является гораздо более полным и точным. На основании этого заявления можно, уже не в порядке предположения, а гораздо более уверенно, говорить о том, что события, связанные с последним сражением под Москвой, имели две фазы: 1) само сражение, в котором со стороны Василия Шуйского участвовало все войско во главе с Д. И. и И. И. Шуйскими и М. В. Скопиным-Шуйским, и 2) преследование войска Болотникова, «побежавшего» к Калуге; в этой операции участвовали уже только «государевы братья», т. е. Д. И. и И. И. Шуйские: М. В. Скопин-Шуйский же участия не принимал. Наконец, сообщение Л. Сапеги называет также и «Смольнян», связывая с их действиями «поворачивание к государю» Дорогобужа, Вязьмы и Можайска.
В свете всего сказанного я полагаю, что мы можем считать записи В. Диаментовского о походе Д. И. Шуйского под Калугу и о разгроме его войска Болотниковым вполне надежным источником и констатировать, таким образом, что первый этап борьбы под Калугой ознаменовался крупным поражением Василия Шуйского и блестящей победой Болотникова[1013].
Чтобы закончить рассмотрение комплекса вопросов, связанных с походом Д. И. Шуйского под Калугу, следует попытаться определить, хотя бы приблизительно, дату сражения между Болотниковым и Д. И. Шуйским, в котором последний был разбит и бежал. Если в основание хронологических расчетов положить данные В. Диаментовского, то в этом случае искомая дата определяется как 11–12 декабря. (Болотников бежал из Коломенского 5 декабря, прошел, преследуемый Д. И. Шуйским, расстояние до Калуги дня в четыре, т. е. пришел в Калугу около 8–9 декабря, был окружен Д. И. Шуйским и получил трехдневный срок для сдачи — до 12 декабря. В пределах этих трех дней и произошло сражение.) Такая датировка сражения под Калугой не стоит в противоречии с тем, что нам известно о дальнейшем ходе борьбы под Калугой. Ближайшей к 12 декабря по времени точной датой, относящейся к Калуге, является 27 декабря 1606 г. Этим днем датирована царская грамота, предписывавшая С. М. Чирикову ехать в Галич для сбора галицких служилых людей и отправки их «на государеву службу под Калугу» в полки к И. И. Шуйскому