Территориальному размаху восстания в рязанских городах соответствовала широта охвата им отдельных социальных групп населения. Грамоты Шуйского отмечают участие в восстании трех основных групп населения. Первая группа — служилые люди всех разрядов, начиная от дворян и детей боярских и кончая казаками, стрельцами и пушкарями. При этом можно думать, что представителей помещиков — служилых людей — вряд ли было много после измены П. Ляпунова, и большинство служилых людей — участников восстания — несомненно составляли служилые люди «по прибору», как пушкари да близкие к ним в социальном отношении стрельцы. Вторую группу участников восстания составляли «всякие посадские люди», т. е. черное население посадов рязанских городов. Упоминание в июньской грамоте Шуйского повинной челобитной «за руками» «всех ряшан» дает хороший материал для суждения о широте охвата восстанием населения посадов. Наконец, третью и наиболее крупную группу участников восстания составляли крестьяне — «из сел и из деревень всякие люди» или просто «мужики», как их называют грамоты. Именно «мужики» своей войной привели в смятение рязанского воеводу, заставив его обратиться за срочной помощью к царю.
Яркой деталью, сохраненной нам источниками, является участие в восстании крестьян села Курбакина (об их участии можно заключить из того, что поп села Курбакина, Петр, был «на Михайлове с воры и в сиделцех», присоединившись к михайловцам, очевидно, вместе со своими сельчанами), владелец которого думный дворянин Артемий Измайлов являлся, как мы видели, одним из воевод, посланных Шуйским для подавления восстания.
Раскрывая внутреннюю историю восстания, рязанские материалы по своему значению выходят за пределы одного лишь данного района, ибо есть все основания признать картину борьбы, развернувшейся в рязанских городах, типичной и для всего Подмосковного района в целом (запись об Алексине может служить подтверждением законности такого использования рязанских документов).
Иной характер носила борьба в другом из отмеченных нами районов — в Приволжском районе.
Приволжский район восстания охватывал (считая лишь уезды, о которых имеются прямые данные источников): Муромский, Арзамасский, Курмышский, Ядринский, Чебоксарский, Алатырский, Свияжский и частично Нижегородский уезды[1062]. Таким образом, он включал в себя значительную часть территории Среднего Поволжья. Характерной особенностью Приволжского района восстания являлось то, что это был район многонациональный по составу населения. Наряду с русским населением большой удельный вес в нем имели черемисы-марийцы, мордва, чуваши, татары. Второй существенной чертой означенного района являлось то, что это был район интенсивной русской помещичьей и крестьянской колонизации[1063].
Эти черты Приволжского района придавали особый характер и борьбе, развернувшейся в этих местах. Существенным моментом в этом движении было сочетание и переплетение борьбы социальной — против феодального гнета, с борьбой национально-освободительной — против гнета национального.
Последнее обстоятельство следует особенно подчеркнуть, так как национально-освободительная борьба народов Поволжья имела свои особые корни, хотя и крывшиеся в общем крепостническом характере Русского государства. Проявления этой борьбы имели место задолго до восстания Болотникова — на протяжении всей второй половины XVI в., после завоевания Казанского ханства; она продолжается и временами приобретает еще больший размах и после поражения восстания Болотникова. Поэтому детальное рассмотрение этой борьбы должно явиться предметом специального исследования. Но подобно тому как в более поздних крестьянских движениях — в восстаниях Разина и Пугачева — борьба угнетенных народностей составляла существенный момент, подобно этому борьба народов Поволжья являлась существенным моментом для восстания Болотникова[1064].
Социально-экономический облик Приволжского района лучше всего можно представить себе по материалам, относящимся к Арзамасскому уезду.
По подсчетам А. В. Эммаусского, развитие служилого землевладения в Арзамасском уезде в конце XVI — начале XVII в. характеризуется следующими цифрами: общее количество земли (поместной и вотчинной), принадлежавшей служилым людям Арзамасского уезда в 1585 г., составляло 54 540 четей в поле, сена — 90 073 копны. В 1621–1623 гг. количество земли, которой владели служилые люди Арзамасского уезда, возросло до 75 58772 четей в поле, сена — до 139 533 копен.
Еще более показательна динамика роста жилых дворов в поместьях и вотчинах Арзамасского уезда. В 1585 г. насчитывалось 2 270 крестьянских дворов и 223 бобыльских. В 1621–1623 гг. было уже 4 847 крестьянских дворов и 2 630 бобыльских. Таким образом, за период 1585–1623 гг. количество служилой земли в Арзамасском уезде увеличилось на 40 %, количество же крестьянских и бобыльских дворов — на 200 %[1065].
Приведенные данные с исключительной наглядностью рисуют процесс развития помещичьего землевладения в Арзамасском уезде. Вместе с тем они не менее ярко характеризуют и процесс крестьянской колонизации земель Арзамасского уезда.
В этом процессе колонизации Арзамасского уезда наше внимание должны привлечь два момента: 1) за счет каких земель росло помещичье землевладение в Арзамасском уезде, 2) откуда черпали арзамасские помещики крестьян и бобылей для своих земель.
Что касается первого из поставленных вопросов, то главным источником помещичьего землевладения были, по справедливому замечанию А. В. Эммаусского, «мордовские земли, леса и прочие угодья»[1066]. Если взять такой документ, как отдельные и межевые книги, определяющие границы поместных владений, то почти в каждой выписи из этих книг можно встретить в той или иной форме указание на мордовские земли[1067].
По подсчетам А. В. Эммаусского, по данным «Арзамасских поместных актов», охватывающих период 1578–1618 гг., селения Арзамасского уезда распределялись по видам владения следующим образом:
Таким образом, к концу XVI — началу XVII в. нерусские (т. е. в подавляющем большинстве мордовские плюс незначительное количество татарских) селения еще составляли около одной пятой общего количества населенных пунктов. В то же время рост поместного землевладения имел своим результатом основание на бывших мордовских землях, розданных в поместье, русских поселений. Одной из отличительных черт поместного землевладения Арзамасского уезда являлось то, что массовое испомещение в Арзамасском уезде падает именно на конец XVI — начало XVII в. Все это особенно обостряло и осложняло обстановку внутри уезда.
Какой остроты достиг земельный вопрос в Арзамасском уезде к началу XVII в., можно проиллюстрировать на одном примере по материалам тех же «Арзамасских поместных актов». В сентябре 1601 г., по царской грамоте, в ответ на челобитье игумена Арзамасского Преображенского Спасского монастыря, арзамасский губной староста «дозривал и сыскивал Долгие поляны, што на Собакинском лесу, и про нее сыскивал што на ней пашенные земли и сенных покосов по смете, и хто ею владеет, и по чему хто владеет, по даче ли или самовольством, и изстари та поляна бывала поместная ли, или вотчинная, или мордовская».
Обыск установил, что пашнями, дубровами и сенными покосами Долгой поляны владели «мордва да бортники деревни Пастьяновы». Владельцы Долгой поляны заявили, что «дали деи им ту поляну писцы Игнатей Зубов с товарыщи; и выпись деи у них на ту поляну есть». Однако «выписи перед губново старосту… не положили, а сказали, что выпись у них на ту поляну в Арзамасе в судной избе».
Цель и смысл всего этого обыска были совершенно очевидны. Отсутствие у мордвы деревни Пастьяновой письменных документов, оформлявших их права на владение Долгой поляной, являлось достаточным формальным предлогом для отобрания у мордвы их земель и передачи Долгой поляны монастырю. Это великолепно понимали и сами владельцы Долгой поляны, как об этом можно заключить из одного инцидента, имевшего место во время «дозора» и занесенного поэтому в дозорные книги. Инцидент этот заключался в следующем: «мордвин же деревни Пастьяновы Васька Кичамасов сказал, што у них х той г Долгой поляне приписаны 3 поляны, да хотел имена полянам высказати, и товарищи его, деревни Пастьяновы мордва и бортники Арзюш Кирдюшов да Замора с товарыщи, высказати про иные поляны мордвину Ваське не дали, а его Ваську хотели убити»[1068].
Таким образом, отчаявшись удержать в своих руках Долгую поляну, мордовские крестьяне и бортники пытались спасти хотя бы те земли, которые еще не были обнаружены царской администрацией. Заявление же Васьки Кичамасова означало крушение этого плана мордовских крестьян.
То, что Васька Кичамасов едва не поплатился головой за свое предательство, показывает, насколько была накалена атмосфера в мордовской деревне накануне восстания Болотникова, равно как показывает и то, что корни борьбы, развертывавшейся в Арзамасском уезде, лежали в области земельных отношений, в сфере борьбы за землю.
Вопрос о происхождении арзамасского крестьянства освещен в источниках гораздо слабее, чем вопрос о землевладении. Приведенные выше данные о росте количества крестьянских и бобыльских дворов в Арзамасском уезде с бесспорностью показывают, что такие темпы роста предполагали обязательный приток крестьянства в Арзамасский уезд извне, из других районов Русского государства.
Этот приток крестьянства в Арзамасский уезд осуществлялся, как можно думать, прежде всего за счет беглого крестьянства. В этом отношении исключительный интерес представляют материалы о беглых крестьянах из вотчин Троице-Сергиева монастыря. По подсчетам А. Г. Манькова, из 164 крестьян, бежавших в 1605–1612 гг. из нижегородских владений Троице-Сергиева монастыря, 89 человек (или 54 %) бежали «за черту Оки», в Арзамасский, Курмышский, Алатырский, Ядринский уезды