[1069]. А. Г. Маньков отмечает и другой момент, характеризующий бегство крестьян: значительная часть беглых крестьян оседала на землях помещиков и других землевладельцев, создавая таким образом новые группы крепостных крестьян в тех районах, куда крестьяне бежали от старых владельцев[1070]. Материалы «Арзамасских поместных актов» дают возможность очень рельефно выделить, в составе крестьянства уезда эти новые элементы. По наблюдению А. В. Эммаусского, «в Арзамасском уезде почти в каждой деревне можно встретить (при перечислении в акте крестьянских дворов) «новоприходцев» или просто «приходцев», которые живут здесь наравне со старожильцами»[1071].
Такой состав арзамасского крестьянства делал его особенно восприимчивым ко всяким проявлениям борьбы против феодальных землевладельцев. В «Арзамасских поместных актах» зарегистрирован целый ряд случаев бегства крестьян от своих помещиков в «межусобное время»[1072].
Но в составе крестьянского населения Арзамасского уезда имелась и группа крестьян, свободных от власти помещиков. Наличие такой группы объясняется тем, что известной части крестьянства, бежавшего в Арзамасский уезд, удавалось, хотя бы на время, сохранить добытую бегством свободу. Однако эта свобода могла продолжаться очень недолго: подобного рода крестьянские поселения также поступали в поместную раздачу, превращавшую и этих крестьян в крепостных.
В «Арзамасских поместных актах» сохранился один документ, раскрывающий именно эту сторону социально-экономических отношений данного района. В 1612 г. помещикам Ф. Левашову и Я. Миленину была дана в поместье «новая деревня Полдомасова», расположенная на крайней юго-восточной окраине Арзамасского уезда[1073], «за Пузскою засекою». Новым помещикам была дана «отказная грамота», удостоверявшая их права на деревню Полдомасово. Однако «крестьяне тое грамоты не послушали, отказыватца за них своим воровством не дали», в результате чего, как указывают в своем челобитье Ф. Левашов и Я. Миленин, они «на земской службе без запасов помирают голодом». Грамота князя Д. Трубецкого и князя Д. Пожарского предписывала арзамасскому воеводе привести крестьян деревни Полдомасово в покорность и добиться подчинения их власти помещиков: «А будет тое деревни Полдомасова крестьяне наших грамот не послушают, а отказатися за Федора да за Якова в поместье не дадут, и ты б, господине, тое деревни Полдомасова, велел привести, выбрав лутчих, крестьян человек дву или трех, да за то их непослушанье велел бити батоги, а, бив батоги, велел вкинути в тюрьму на… дни, а ис тюрьмы выняв, велел их отдати Федору да Якову и по прежней и по сей нашей грамоте велел тем крестьяном деревни [Полдомасо] вой Федора да Якова слушати во всем»[1074].
Борьба крестьян деревни Полдомасово против превращения их из свободных в крепостных развернулась шестью годами позже восстания Болотникова. Но данный эпизод вполне правомерно может быть использован и для выяснения обстановки в Арзамасском уезде накануне восстания Болотникова. Ибо раздача земель и крестьян помещикам в Арзамасском уезде шла на протяжении всего конца XVI — начала XVII в., а история деревни Полдомасово показывает, как реагировало крестьянство на крепостническую политику правительства.
Еще более яркий факт, характеризующий борьбу крестьян Арзамасского уезда против их закрепощения, сохранил «Карамзинский Хронограф». В 1611 г., после захвата Смоленска поляками, руководители земского ополчения направили в Арзамас «Смольян дворян и детей боярских», изгнанных поляками из Смоленских городов, «испоместити их из дворцовых сел». Вместе с смоленскими помещиками, «для розделу», был послан представитель властей Н. В. Траханиотов. Однако крестьяне дворцовых сел оказали решительное сопротивление попытке превратить их в крепостных новоявленных помещиков: «…и дворцовые мужики не послушали, делить себя не дали, чтоб им не быть за ними в поместьях, и стояли многое время, и бои с мужиками были, только мужиков не осилили, помогали мужикам Арзамаские стрелцы триста человек»[1075].
Эти факты борьбы арзамасских крестьян бросают яркий свет на борьбу в Приволжском районе и во время восстания Болотникова.
Особое место в составе населения Арзамасского и других уездов Приволжья занимали бортники. Участие бортников в восстании, как об этом свидетельствует «Новый Летописец», делает необходимым выяснение социального лица этой группы. В литературе существуют весьма большие расхождения в трактовке бортников. С. Ф. Платонов, основываясь на том, что в разрядах XVI в. бортникам вместе с «инородцами» велся «особый счет», относил бортников к «инородцам»[1076]. Напротив, А. А. Гераклитов рассматривает бортников как русских, считая бортников наиболее древним элементом среди русского населения на мордовских землях[1077]. Из этих двух точек зрения верной является точка зрения А. А. Гераклитова. Отнесение С. Ф. Платоновым бортников к нерусскому населению Приволжья можно объяснить лишь неисследованностью истории Поволжья, когда писались его «Очерки по истории Смуты». В источниках национальная принадлежность бортников указывается с полной определенностью. Не говоря о чисто русских именах бортников (см. ниже), они прямо называются в актах «русскими людьми». Не вдаваясь в подробности, можно по вопросу о национальности бортников ограничиться выдержками из писцовых наказов 1619 и 1629 гг. писцам Арзамасского и Нижегородского уездов. В первом из наказов предписывается «писати в книги имянно, в котором селе и в деревне хто имяны мордвы и бортников русских людей…»[1078]. Второй из названных наказов не менее отчетливо выделяет бортников из нерусского населения Нижегородского уезда. Писцам предписывалось, «ставя перед собою бортников, и мордву, и черемису, и их разпрашивати, бортников по государеву (п. т.) крестному целованью, а мордву и черемису по их вере»[1079].
Исследования А. А. Гераклитова не только выясняют этническую принадлежность бортников, но и позволяют определить их социальное лицо. По мнению А. А. Гераклитова, появление бортников на мордовских и других национальных землях Поволжья было результатом русской колонизации Поволжья, причем колонизации вольной, а не насильственной: «Вольная колонизация предшествовала подневольной: русский бортник появился среди Арзамасской мордвы раньше служилого человека и раньше крестьянина русского помещика или вотчинника»[1080].
Характерной чертой колонизации бортников являлось оседание бортников в мордовских поселениях и ведение бортниками своего бортного промысла в мордовских бортных ухожаях[1081]. Такой характер жизни и производственной деятельности бортников способствовал их сближению с мордовским населением. В то же время, будучи по своей социальной природе свободными от феодальной зависимости крестьянами, бортники оказывались в точно такой же степени объектом крепостнической колонизации Поволжья русскими помещиками, как и мордва. Захват мордовских земель и бортных ухожаев равно ударял и по русским бортникам. Но русские бортники испытывали на себе результаты развития крепостнических отношений в Поволжье и еще более непосредственно. Подобно крестьянам черных и дворцовых земель, бортники также являлись объектом земельных раздач, превращаясь таким образом в крепостных крестьян[1082]. Итоги этого процесса зафиксированы применительно к Нижегородскому уезду в писцовом наказе 1629 г.: «А которые бортники в нижегородских в бортных ухожаех ходят, а с тех бортных ухожаев знамян оброк платили в Нижнем Новгороде, а ныне те бортники по государеву жалованью в роздаче за бояры, и за стольники, и за приказными людьми, и за дворяны, и за иноземцы в вотчине и в поместье, а с тех бортных ухожаев знамян в государеву казну не платят, а платят ныне своим вотчинником и помещиком, и те бортные ухожаи и знамена и всякие угодьи… написати за теми вотчинниками и за помещики особно, своею статьею, опричь государевых оброчных бортных ухожаев и всяких угодей»[1083]. Таких бортников, превращенных в крепостных крестьян, можно в большом количестве наблюдать в земельных актах первой половины XVII в. В качестве примера можно привести поместье Станислава Граевского, в Курмышском уезде, получившего его в 1624 г. В числе других угодий С. Граевский получил и бортные угодья: «Из Осташевского бортного ухожья знамя жилое, да знамя пустое, да знамя вопче с Михайлом Стрижевским, а ходят в них крестьяне боярина князь Ивана Михайловича Воротынского разных деревень: знамя жилое, вилы з двумя рубежи, ходит бортник деревни Вадской Авдейко Михайлов, да знамя пустое, конь з четырмя рубежи с праводом, ходили бортники деревни Медведевы Степанко Филипьев сын Шерстин да Микифорко Иванов»[1084]. Приведенный пример позволяет установить три момента в судьбах Осташевского бортного ухожая и «ходивших» в нем бортников. В 1624 г. данный ухожай попал к помещику Граевскому; до этого он был пожалован князю И. М. Воротынскому, а еще раньше, очевидно, был «государевым бортным ухожаем». В данном случае благодаря имени князя Воротынского мы можем приблизительно определить и время перехода Осташевского ухожая в частные руки. Это имело место, вероятнее всего, в годы, близкие к восстанию Болотникова, к которым относится деятельность И. М. Воротынского.