[1101]. Таким образом, руководители войска, осаждавшего Нижний Новгород, поддерживали непосредственную связь с Путивлем, считавшимся местом нахождения «царя Димитрия». Однако насколько прочными или регулярными были эти связи, об этом никаких данных нет. Можно лишь, исходя из общего характера борьбы в Приволжье, полагать, что характер этих связей был эпизодический или, вернее, символический, и ни о каком руководстве из Путивля движением в Приволжье, конечно, не могло быть и речи.
Движение в Приволжье развертывается в момент наибольшего подъема восстания Болотникова. Такое хронологическое совпадение не является случайным: борьба в приволжских уездах сама была одним из выражений этого подъема. Правительство Шуйского первоначально, по-видимому, не представляло себе масштабов движения в Приволжье и намеревалось подавить его силами местных гарнизонов, не прибегая к посылке специальных карательных экспедиций.
Эта стадия мероприятий Шуйского по подавлению восстания в Приволжье отражена в грамоте в Свияжск. В этой грамоте восстановление «порядка» в Приволжье, в частности в Курмышско-Ядринском районе, возлагалось на свияжских воевод, которым предписывалось послать в Курмыш войска для поимки Казакова и восстановления в Курмыше власти Шуйского. Грамота содержала подробную инструкцию о размерах, составе и порядке комплектования того отряда, который предназначался для усмирения Курмыша: «И вы б тотчас из свияжских жильцов выбрали сына боярского добра, а с ним детей боярских пятдесят человек, да литовских людей двадцать человек, да с ним же сотника, да сто человек стрелцов, дав стрелцам по фунту зелья да по фунту свинцу… А к тому в прибавку велели есмя послати из Чебоксар с Тимофеем Есиповым десять человек детей боярских, да сотника, да сто человек стрелцов, да с ним же из Кузьмодемьянского сотник Семен Болтин, да сто человек стрелцов, да из Цывилского ж велели есмя послати новокрещена Ивана, а прозвище Крым-Сару Кара-Чюрина с новокрещенными с татары и с черемисою с охочими людми, сколько их приберутся...; да и татар бы есте на воров послали, будет они нам служат прямо и шатости будет в них нет»[1102]. Таким образом, отряд, направлявшийся в Курмыш, должен был состоять из 60 детей боярских и четырех сотен стрельцов, не считая «литовских людей» и «охочих людей» из «новокрещен» татар и черемисов.
Однако из этого плана ничего не получилось. Как мы видели, Свияжск не только не возглавил борьбу против восстания, но и сам «изменил» Василию Шуйскому, примкнув к движению.
Поражение Болотникова под Москвой коренным образом изменяло положение в стране. Теперь правительство Шуйского видело свою задачу в том, чтобы довершить разгром восстания и восстановить «порядок» во всей стране. Как мы видели, план Шуйского включал в себя и подавление движения в Приволжье.
В изложении этого плана в источниках, однако, нет единства и ясности. В «Новом Летописце», в главе «О посылке бояр и воевод под городы на воровских людей», отмечена посылка «под Арзамас князя Ивана Михайловича Воротынсково». В этой же главе отмечены и результаты похода князя Воротынского: «Боярин князь Иван Михайлович Воротынской град Арзамас взял, и повелеша отойти в Олексин»[1103]. Однако к этому известию «Нового Летописца» еще со времен Карамзина существует недоверие. Карамзин, основываясь на данных «Хронографа Столяра» (т. е. «Карамзинского Хронографа»), поставил под сомнение достоверность известия «Нового Летописца» о походе И. М. Воротынского под Арзамас: «Известие об отправлении князя Воротынского под Арзамас не согласно с другими. Туда велено было итти воеводам Г. Г. Пушкину и С. Г. Ададурову с ратными людьми, владимирскими, суздальскими и муромскими. Воротынский же послан был к Алексину и к Туле»[1104].
Противоречие между данными «Нового Летописца» и «Карамзинского Хронографа», отмеченное Карамзиным, действительно имеет место. Однако способ разрешения этого противоречия, предложенный Карамзиным, т. е. простое устранение известия «Нового Летописца», создает в свою очередь ряд трудностей, ибо в этом случае встает вопрос: откуда же пришел тогда в Алексин И. М. Воротынский, факт нахождения которого под Алексином не вызывает сомнений. Отбрасывая версию «Нового Летописца» о том, что князь Воротынский пришел под Алексин после взятия им Арзамаса, мы должны допустить, что он шел к Алексину прямо из Москвы. Но чем объяснить тогда отсутствие известия об этом походе и в «Новом Летописце» и в разрядах?
С другой стороны, еще Арцыбашев предлагал найти выход из затруднения путем признания того, что «Пушкин и Ададуров… могли быть только передовыми Воротынского»[1105]. Эта гипотеза Арцыбашева представляется мне заслуживающей внимания, во всяком случае более приемлемой, чем простое отрицание известия «Нового Летописца», тем менее обоснованное, что, как мы видели при рассмотрении известий «Нового Летописца» о других городах, глава «О посылке бояр и воевод» построена на данных разрядных записей и очень точно передает развитие событий.
Поход воевод Шуйского против восставших приволжских городов имел место, очевидно, непосредственно после битвы в Коломенском 2–5 декабря 1606 г. Опорным пунктом для определения времени этого похода может служить грамота Шуйского в Муром. Как это видно из разрядной записи о Г. Пушкине и С. Ододурове, Муром являлся одним из городов, которые воеводы должны были «поворотить» царю Василию. Этот момент подчинения Мурома власти Василия Шуйского датируется в грамоте 11 декабря 1606 г.: «Писали есте к нам, что вы декабря в 11 день в Муром приехали и наши грамоты дворяном и детем боярским чли, и дворяне и дети боярские и посацкие люди нам крест целовали и с подлинною челобитною к нам муромских посадских людей Семейку Черкасова с товарищи прислали, и изменников наших... переимали миром и в тюрму посажали»[1106]. Хотя ни Воротынский, ни Пушкин с Ододуровым в грамоте не упомянуты (это можно объяснить тем, что грамота адресована тем ратным людям, которые были оставлены в Муроме для утверждения там власти Василия Шуйского), вряд ли можно сомневаться в том, что 11 декабря в Муром прибыл один из отрядов (или все войско) Пушкина и Ододурова.
С другой стороны, грамота (датированная 15 декабря) изображает положение в Нижегородском уезде как продолжающееся еще господство там «изменников» и призывает в связи с этим муромцев не поддаваться «воровским смутам».
Таким образом, дальнейшие этапы похода воевод Шуйского падают на вторую половину декабря 1606 г. или январь 1607 г. Именно к этому времени и следует отнести освобождение воеводами Шуйского Нижнего Новгорода от осады его войском восставших и «приведение» «к царю Василью» Арзамаса и Алатыря.
Еще до этого жители Свияжска сами «били челом» Василию Шуйскому[1107].
Таким образом, поход воевод Шуйского в Приволжье увенчался несомненным успехом. Существенно отметить, однако, что источники, говоря об итогах борьбы в Приволжье, по-разному характеризуют ее исход в различных городах. Так, про Муром и Свияжск источники говорят, что эти города принесли повинную Василию Шуйскому. Для характеристики же района Нижнего Новгорода в источниках употреблена иная формула. Здесь момент повинной уже отсутствует и отмечается лишь, что восставшие «разбежалися», не будучи в силах противостоять воеводам Шуйского. Можно полагать, что это различие оценок в источниках отражает и различие в самом ходе событий. Исаак Масса, характеризуя позицию ряда городов во время восстания Болотникова, отмечает, что «многие города колебались и склонялись то к одной, то к другой стороне»[1108]. По-видимому, именно такого рода колебание и имело место в Муроме и Свияжске, которые под влиянием разгрома Болотникова под Москвой колебнулись в сторону Василия Шуйского. Напротив, район Арзамаса, Алатыря и других уездов Среднего Поволжья продолжал оставаться враждебным Шуйскому и вынужден был лишь временно подчиниться силе его войск, с тем чтобы в благоприятной обстановке вновь подняться на открытую борьбу (что и имело место в 1608 и последующих годах).
Таким образом, успехи Шуйского в Приволжье были очень непрочны и весьма относительны. Однако они все же имели определенный эффект, устранив непосредственную опасность восстания в Среднем Поволжье и укрепив этим позицию Шуйского в борьбе против Болотникова.
Нам предстоит теперь обратиться к рассмотрению третьего момента, определявшего наряду с борьбой в Подмосковном районе и Приволжье обстановку в стране в послемосковский период восстания Болотникова. Этим моментом было, как мы отмечали, движение «царевича» Петра.
Начало движения «царевича» Петра относится к зиме 1605/06 г., когда у зимовавших на Тереке казаков возникло «воровское умышление, как им того Илейку Муромца назвати царевичем Петром»[1109]. На этом этапе движение «царевича» Петра можно рассматривать как одно из проявлений той казачьей «смуты великой», которая характеризует положение на Нижней Волге и на Тереке в это время и является предметом переписки между астраханскими и терскими воеводами[1110].
Характерной чертой начального периода движения «царевича» Петра было то, что в нем еще можно наблюдать проявления «разбойных» тенденций казачьих походов за добычей. Из показаний «царевича» Петра видно, что самое возникновение движения казаков было связано с тем, что во время зимовки «стали де казаки думать всем войском, чтобы итти на Кур реку, на море, громить Турских людей на судах, а будет де и там добычи не будет, и им де было козаком х Кизыльбашскому шах Аббасу служить». Однако движение все же не пошло по этому, разбойному, пути. Показания того же «царевича» Петра свидетельствуют о том, что победила другая, социальная, тенденция. В противовес предложению итти громить суда на Каспии, с тем чтобы в случае неудачи похода отправиться служить персидскому шаху, «меж казаков» были произнесены «такие слова: Государь де нас хотел пожаловати, да лихи де бояре, переводят де жалованье бояря да не дадут жалованья». Смысл этого заявления состоял в том, чтобы вместо похода «на мор