е» и в Персию итти против «лихих бояр» как главных врагов казаков, стоявших между казаками и «государем». по-видимому, это предложение вызвало нечто вроде раскола среди казаков. Если первоначальное обсуждение велось «всем войском», то план похода на Москву уже стали «думать казаков человек с триста». Материал, содержащийся в источниках, не дает возможности с определенностью установить, по какому принципу произошло это разделение среди казаков. В показаниях «царевича» Петра именно в этом месте часть текста утрачена. Сохранился лишь следующий отрывок: «…а у тех трехсот человек атаман Федор Бодырин, а он был Илейка в товарищах у казака у князь Васильевского человека Черкасково у Булатка Семенова, а тот Булатко в той же мысли; да тут же были козаки: Тимоха да Осипко Суровские послужильцы, бывали Суровских же Козаков, да Василей князь Микитинский человек Трубецкова…» Судя по этому тексту, сторонниками плана громить бояр были казацкие низы, выходцы из холопов и гулящих людей (к числу последних принадлежал и сам Илейка). Конечно, было бы неосторожно заключать только лишь на основании приведенного отрывка из показаний «царевича» Петра о социальном облике отряда атамана Федора Бодырина. Но в пользу предположения о том, что сторонниками плана громить бояр была именно казачья голытьба, говорит и другое обстоятельство — самый факт провозглашения Илейки «царевичем» Петром. По показаниям «царевича» Петра, он и другой кандидат в царевичи, казак Митька, были выбраны казаками «из них Козаков, из молодых товарыщев». Таким образом, «молодых», т. е. недавних, новых казаков в отряде Ф. Бодырина было, очевидно, немало. О том, что собой представляли эти «молодые» казаки, лучше всего можно узнать из биографии самого «царевича» Петра — Илейки.
До того как волею своих «товарыщев» он превратился в «царевича» Петра, Илейка прошел уже довольно сложный жизненный путь.
Биография Илейки с замечательной наглядностью показывает путь превращения в казака выходца из низов посадского населения. Принадлежа по происхождению к посадским слоям Мурома, Илейка, однако, как «прижитый» его матерью «без венца», оказался вне тех правовых норм, которые определяли положение посадского человека. Это обстоятельство способствовало опусканию Илейки вниз по социальной лестнице. Он становится сначала «сидельщиком» в лавках нижегородского торгового человека Тараса Гроздильникова и затем спускается еще ниже и нанимается в «кормовые казаки для стряпни» на судно, шедшее из Нижнего Новгорода в Астрахань, превращаясь, таким образом, в настоящего гулящего человека на Волге. Хождения по Волге, Каме, Вятке в работных людях — «казаках» — на судах различных торговых людей перемежались у Илейки пребыванием — от одного найма до другого — в Казани, Нижнем Новгороде, Астрахани, где он «кормился» тем, что «имал де товары у всяких у торговых людей холсты и кожи, продавал на тотарском бозаре (в Астрахани. — И. С.) и от тово де давали ему денег по пяти и по шти».
В Астрахани же происходит и следующее важное событие в жизни Илейки: из «казака» — работного человека — он превращается в казака в собственном смысле слова, в казака-военного. Можно думать, что такому превращению способствовали связи Илейки с астраханскими стрельцами (по его словам, он «жил деи в Васторахони у Асторохансково стрелца у Харитонки»). Казаком Илейка стал около 1603–1604-гг. и на протяжений этих двух-трех лет до своего превращения в «царевича» участвовал с казаками в походах на Терек и в Тарки; затем, по возвращении с Терека в Астрахань, его «взяли казаки Донские и Волские», с которыми он плавал по Волге, и, наконец, вновь оказался на Тереке, где и был провозглашен «царевичем».
Если Илейка был сыном посадского торгового человека («матери ево муж был, Тихонком звали, Юрьев, торговый человек»)[1111] то другой «молодой» казак, Митька, был «Асторохансково стрельца сын».
Так биографии отдельных участников отряда Ф. Бодырина позволяют составить представление о социальном облике «молодых» казаков, как выходцев из холопов и городских низов.
Вряд ли поэтому можно сомневаться в том, что именно такого рода элементы из терских казаков начали движение против «лихих бояр». В этом отношении Илейка был плоть от плоти и кость от кости своих товарищей, «выбравших» его царевичем[1112].
Поход казаков начался с плаванья вниз по Тереку, «в городок, близко Терки, к Гаврилу Пану, к атаману казачью». В этот именно момент терский воевода Петр Головин, услышав «про такое дело», сделал попытку ликвидировать движение в самом зародыше, послав к казакам «голову казачью» Ивана Хомяка с требованием «звати себе в город» Илейку. Несмотря на то, что воевода объявил поход казаков с самозванным царевичем государственным преступлением («великим делом»), казаки «Илейку не дали» и вышли «стругами на море», устроив стоянку на острове против устья Терека.
Решительные действия казаков отряда Ф. Бодырина оказали влияние на позицию остальных казаков, бывших на Тереке. Во время стоянки Илейки с его отрядом на острове туда «съехалися все казаки из юртов».
Новая попытка П. Головина сорвать поход казаков путем требования, «чтобы осталось на Терке Козаков половина для приходу воинских людей», осталась безрезультатной, и казаки пошли «всем войском под Асторохань».
На этом этапе движение «царевича» Петра продолжало оставаться еще чисто казацким движением. «Карамзинский Хронограф» метко определяет состав участников движения словами: «Терские атаманы и казаки приехали в Асторахань… и на Волге к ним пристали такие же воровские атаманы и казаки»[1113]. Весьма ограниченными были и первоначальные планы руководителей движения: поход к Москве для встречи с Лжедмитрием I.
Факт сношений казаков «царевича» Петра с Лжедмитрием I можно считать несомненным. Об этих сношениях говорят как русские, так и иностранные источники. По свидетельству «Нового Летописца», казаки «писаху к Гришке к Ростриге» о «царевиче» Петре. «Он же повелел ему иттить к Москве»[1114].
Маржерет, хорошо осведомленный о событиях времени правления Лжедмитрия I, сообщает более подробные данные о сношениях между «царевичем» Петром и Лжедмитрием I. По рассказу Маржерета, «в конце апреля (1606 г. — И. С.) Дмитрий получил известие о волнении казаков, собравшихся до 4000 между Казанью и Астраханью... Свирепствуя по Волге, они распустили молву, что с ними находится юный принц, именем царь Петр, истинный сын (по их словам) царя Федора Иоанновича… Если бы казаки говорили правду, то царю Петру было 16 или 17 лет; но им хотелось только под тем предлогом вольнее грабить царские области, по неудовольствию на Димитрия, не давшего им такой награды, какой они желали. Впрочем, государь послал к самозванцу письмо, уведомляя, что если он истинный сын Федора Иоанновича, то пожаловал бы в Москву, и что для продовольствия его в дороге дано будет приказание; если же он обманщик, то удалился бы от Русских пределов»[1115].
В этом свидетельстве Маржерета особенно ценно указание на мотивы, вызвавшие волнение казаков, совпадающее по существу с теми объяснениями, которые мы находим в показаниях самого «царевича» Петра, с тем отличием, что «неудовольствие» казаков неполучением «награды» (ср. «жалованья» — в показаниях «царевича» Петра) Маржерет относит прямо к Лжедмитрию, тогда как в представлении самих казаков ответственность за это несли «лихие бояре».
Известие Маржерета о «гонце» Лжедмитрия I, посланном с письмом «царевичу» Петру, подтверждается как показаниями самого «царевича» Петра, так и «Карамзинским Хронографом». По словам Петра, когда казаки «пошли вверх Волгою к Гришке к Ростриге к вору и дошли до Самары, и тут де их встретили от Ростриги под Самарою с грамотою, и Третьяк Юрлов велел им итти к Москве наспех»[1116]. Третьяка Юрлова называет в связи с движением «царевича» Петра и «Карамзинский Хронограф», из текста которого видно, между прочим, что после убийства Лжедмитрия I Третьяк Юрлов примкнул к казакам[1117].
Совершенно иначе излагает вопрос о переписке между «царевичем» Петром и Лжедмитрием I «Новый Летописец по списку князя Оболенского». В освещении этого источника содержанием письма «царевича» Петра являлось требование к Лжедмитрию уступить Петру московский престол: «Наперед же себя оный Илюшка писа к Ростриге, претя ему нашествием своим ратию, да немедля снидет с царского престола и вдаст ему яко сущему отчичу и наследнику»[1118].
Таким образом, по этой версии, волжский поход «царевича» Петра являлся походом, имевшим целью свержение Лжедмитрия и воцарение Петра на московском престоле. Было бы очень соблазнительно принять версию списка Оболенского, но она находится в противоречии как с показаниями самого «царевича» Петра о целях похода (против «лихих бояр»), так и с последующей деятельностью Петра, движение которого идет под лозунгом «царя Димитрия»[1119]. Правильнее будет поэтому считать рассматриваемую версию продуктом редакционной обработки первоначального текста «Нового Летописца» (где содержание писем «царевича» Петра Лжедмитрию не указывается) в духе «вотчинной» теории престолонаследия, с точки зрения которой сын царя Федора, а не младший сын Ивана Грозного, был действительно «сущий отчич и наследник» московского престола.
Восстание 17 мая в Москве и убийство Лжедмитрия I оказали влияние и на движение казаков. События эти застали отряд «царевича» Петра в районе Свияжска, у Вязовых гор, где ехавший из Москвы казак «сказал казаку брату своему Гребенкину, что на Москве Гришку Розстригу убили миром всем»