смотрел на меня. Его рот превратился в тонкую линию, шрам на челюсти стал заметней из-за бледности.
– Пожалуйста, будь осторожна, – выдохнул он.
Думаю, он хотел сказать что-то еще, но, полагаю, отцам часто трудно говорить, когда приходит время прощаться.
– Вы тоже, отец. До скорой встречи.
Я села на корабль, вручив бумаги мэванским морякам. Они хмурились, но взяли меня на борт, ведь я заплатила немало денег за место на корабле и границы были открыты. Жан-Давид внес сундук в мою каюту и ушел, не сказав ни слова, хотя я увидела прощание в его глазах, когда он сходил на берег.
Я стояла на носу корабля, чтобы не мешать погрузке винных бочек в трюм, и ждала. Густой туман висел над водой. Мои руки гладили полированные дубовые перила. Я готовилась к встрече с королем.
Где-то в тени на узкой боковой улочке стоял Журден, глядя, как мой корабль покидает гавань, когда солнечный свет разогнал туман.
Я не оглядывалась.
Глава 20. Стоять перед королем
Земли лорда Берка, королевский город Лионесс, Мэвана.
Октябрь 1566 года.
Легенды гласят, что туман был создан мэванской магией, руками королев Кавана. Он защищал берега Мэваны, окутывая ее плащом, и только самые отважные или самые глупые моряки осмеливались бороздить его. Эти легенды все еще звучали правдиво, хоть магия и дремала. Едва под взглядом солнца рассеялся валенийский туман, мэванский набросился на нас, словно стая белых волков, рыча, пока мы приближались к королевской гавани Лионесса.
Большую часть короткого плавания я вглядывалась во мглу, в эту раздражающую белую бездну, чувствуя, как она целует мое лицо и каплями оседает на волосах. Той ночью я почти не спала в каюте, из-за качки мне казалось, что я нахожусь в руках незнакомца. Я отчаянно хотела ступить на землю, увидеть солнце и вдохнуть свежий ветер.
Наконец на рассвете сквозь расступающийся туман я увидела очертания Мэваны, словно мглистые облака поняли, что я дочь севера.
Лионесс стоял на высоком холме. Замок покоился на самой вершине, будто спящий дракон в серой каменной чешуе. Башенки торчали, словно шипы на спине грозной рептилии, украшенные желто-зелеными знаменами Ланнона.
Я посмотрела на них: зеленые, как зависть, желтые, как злоба, с вышитой рычащей рысью – и окинула взглядом улицы, что подобно ручейкам огибали дома с темными галечными крышами, и высокие дубы, растущие по всему городу, сверкающие, словно рубины и топазы в осеннем великолепии.
Порыв ветра обрушился на нас. Мои глаза слезились, а щеки покраснели, когда мы вошли в гавань.
Я заплатила моряку, чтобы он снес мой сундук на пристань, и сошла с корабля с солнцем на плечах и местью в сердце. Мои бумаги были в порядке. Сначала я отправилась в банк, где обменяла дукаты на медяки, потом – в ближайшую гостиницу. Я заплатила служанке, чтобы она помогла мне облачиться в один из моих лучших валенийских нарядов.
Я выбрала платье василькового цвета – пылающе-голубое, как Наука, с изящной серебряной каймой по подолу и корсажу. Верхняя юбка была белой, украшенной крохотными голубыми камешками, блестевшими на солнце. Под ней находились нижние юбки и корсет, поддерживавший осанку и выдававший во мне истинную валенийку.
Кусочком угля я нарисовала мушку-звездочку на правой щеке – знак знатной валенийской женщины – и держала глаза закрытыми, пока служанка убирала половину моих волос вверх с помощью голубой ленты, ее пальцы осторожно касались моих локонов. Она едва ли обмолвилась со мной словом, и я гадала, о чем она думала, глядя на меня.
Я заплатила ей больше чем следовало и отправилась на холм в нанятой карете, вместе с багажом. Мы с лязгом ехали среди дубов, по рынкам, минуя мужчин с длинными бородами и косами, женщин в доспехах, детей в лохмотьях, босиком сновавших вокруг.
Казалось, каждый носил эмблему своего дома на камзоле или плаще, чтобы показать, какому лорду или леди он служит, кому хранит верность. Множество людей носили цвета Ланнона и его рысь. Другие были в оранжевом и красном – цветах Берка, бордовом с серебром – Аллена.
Я вновь закрыла глаза, вдыхая запах лошадей, месивших копытами землю, дым кузниц, аромат свежего хлеба. Я слушала, как дети пели песенки, внимала женскому смеху и стуку молота по наковальне. Карета тряслась подо мной, взбираясь все выше и выше на холм, где, словно выжидая, лежал замок.
Когда лошади остановились и кучер распахнул дверь кареты, я открыла глаза.
– Миледи!
Я оперлась на его руку и спустилась, пытаясь привыкнуть к колыханию своих юбок. Подняв глаза, я увидела отрубленные головы и части тел, выставленные на пиках на стене замка, разлагавшиеся, черневшие на солнце. Я замерла, заметив голову девушки чуть старше меня на ближайшей пике, вместо глаз зияли дыры, рот раскрылся в крике, каштановые волосы трепал ветер. Я отшатнулась, едва сдерживая тошноту, прислонившись к карете, попыталась отвести взгляд, сдержать ужас, который грозил пробить брешь в моей броне.
– Это предатели, миледи, – объяснил кучер, видя мое потрясение. – Мужчины и женщины, оскорбившие короля Ланнона.
Я взглянула на мужчину. Его глаза были бесстрастны. Наверное, он к такому привык. Я отвернулась, прислонилась лбом к двери кареты.
– Что… она сделала… что оскорбило короля?
– Ваша ровесница? Я слышал, она отвергла его пару ночей назад.
Святые угодники, помогите мне… Я не смогу это сделать. Было глупо думать, что мне удастся получить прощение для Мак-Квина. Мой отец-покровитель оказался прав. Он пытался донести это до меня. Я могла войти в тронный зал – и выйти, скорее всего, рассеченной на части.
– Отвезти вас обратно в гостиницу?
Я прерывисто вздохнула, чувствуя, как холодный пот струится по спине. Посмотрела на кучера и прочла скрытую насмешку в его лице. «Маленькая валенийская кокетка, – казалось, говорили его глаза, – возвращайся к своим подушечкам и праздникам. Тебе здесь не место».
Он ошибался. Отчасти это место было моим. Сбеги я – и головы новых девушек окажутся на пиках. Я дала себе минуту, чтобы выровнять дыхание и успокоиться, и отошла от кареты, ступив в тень крепостной стены.
– Подождете меня тут?
Кивнув, он подошел к лошадям и огрубевшей рукой стал гладить их гривы.
Содрогнувшись, я прошла в главные ворота, которые охраняли два стражника в сияющих доспехах, вооруженные до зубов.
– Я здесь, чтобы ходатайствовать перед королем, – на превосходном дайринском объявила я, протягивая им свои бумаги.
Стражники пялились на мою осиную талию, сверкающую синеву моего платья, осанку и изящество валенийки, из-за которого я казалась хорошенькой куклой, не представлявшей угрозы. Ветер играл моими волосами, словно окружив меня золотисто-каштановым облаком.
– Он в тронном зале, – наконец проговорил один из стражников, задержавшись взглядом на моем декольте. – Я провожу вас.
Я прошла за ним сквозь арки, украшенные блестящими рогами и лозами, через пустынный двор, к ступеням, ведущим во дворец. Массивные двери были украшены переплетением причудливых узлов, крестов и изображениями удивительных зверей. Мне хотелось остановиться и лучше рассмотреть потрясающую резьбу, узнать тихую историю, которую она рассказывала, но два других стражника, завидев мое приближение, безмолвно распахнули двери. Древнее дерево и железо застонали, встречая меня.
Я оказалась среди теней. Мое платье тихо шелестело по узорным плитам, пока глаза привыкали к сумраку.
Я ощутила тяжесть древней пыли, войдя в похожий на пещеру зал. До меня долетели голоса. Один – полный мольбы, другой – гневный, они отражались от высоких сводов, поддерживаемых перекрестными деревянными балками. Я встала на цыпочки, пытаясь посмотреть через головы собравшихся. Мне едва удалось различить помост, где король сидел на украшенном рогами железном троне, но, что было важнее… здесь присутствовал и лорд Аллена. Я увидела его темно-каштановую голову и бордовый камзол. Он стоял рядом с троном.
Меня охватило облегчение: ждать не придется. Прежде чем я смогла войти в зал, пришлось остановиться перед седовласым мужчиной, одетым в зелень Ланнона. Его глаза изумленно расширились при виде меня.
– Могу я спросить, зачем вы здесь, леди из Валении? – прошептал он мне на среднешантальском, языке моей матери, с сильным акцентом. В жилистых руках он держал свиток и перо, на пергаменте чернел список имен и причин визита.
– Да, – ответила я по-дайрински, – я пришла, чтобы ходатайствовать перед королем Ланноном.
– О чем же? – спросил управляющий, обмакивая перо в чернила.
– Об этом я скажу только ему, сэр, – ответила я так вежливо, как только могла.
– Миледи, таков протокол: мы должны назвать ваше имя и цель визита к королю.
– Понимаю. Я – Амадина Журден из Валении. О цели я скажу сама.
Он тяжело вздохнул, но не стал настаивать, внеся мое имя в список. Затем мужчина написал его на клочке пергамента и протянул мне, объяснив, что его надо будет вручить герольду, когда придет время.
Удивительная тишина сопровождала меня, когда я вошла в зал и зашагала вперед. Я чувствовала, как чужие взгляды липнут ко мне, стекают по мне дождем, сопровождаясь шепотом – догадками о том, зачем я здесь. Этот шепот струился за мной на пути к помосту, где король Ланнон сидел, прикрыв глаза, очевидно, изнемогая от скуки, в то время как коленопреклоненный мужчина умолял об отсрочке налогов. Я остановилась. Передо мной было еще два человека. Ланнон увидел меня.
Его взгляд внезапно сделался пристальным. Казалось, лезвие ножа скользило по моему телу, пробуя кожу на прочность, проникая под складки моего платья, гадая о сущности моего прошения.
Действительно, зачем валенийке являться к нему?
Мне не стоило смотреть на Ланнона. Я должна была опустить глаза, как поступила бы истинная дочь Валении в присутствии короля. Но я считала его узурпатором и не отвела взгляда.
Он оказался не таким, как я себе представляла. Да, я видела его профиль на монетах: мужественный, почти богоподобный. Для человека под шестьдесят он действительно хорошо выглядел, но насмешка исказила его черты, придав им язвительное выражение. У короля были прямой нос и ярко-зеленые глаза. Светлые волосы, в которых мерцали нити седины, несколькими косами ниспадали на широкие плечи из-под витого серебряного, украшенного бриллиантами венца.