т, значит не примут всех.
Танн подумал над этим несколько мгновений. Подтащил стул и сел. Отхлебнув воды, он принялся просматривать личные дела всех подчиненных Каликса, читать резюме и мотивировочную часть, пренебрегая деталями.
Тремя уровнями ниже комцентра группа вооруженных гражданских ворвалась в жилотсек – обиталище самого разного персонала, кроме кроганов.
Каликс надеялся, что здесь будет пусто, что люди, вероятно, решили оставаться у себя, пока ситуация не прояснится. Он забыл о том факте, что у большинства из них нет никакого «у себя». Они спали в жилотсеке, возможно предпочитая одиночеству хоть какое-то общество.
Поэтому и сейчас они находились там. Сбились в группки, вели вполголоса взволнованные разговоры. При виде Каликса и его команды все присутствующие разом смолкли. В какой-то момент он начал думать о своей команде как о банде и теперь увидел подтверждение этому в широко распахнутых глазах тех, кто смотрел на них.
«Как же мы, интересно, выглядим со стороны? – подумал он. – Бежим с штурмовыми винтовками наперевес, все забрызганные кровью». И еще Каликс боялся, что кто-то из находящихся сейчас в жилотсеке может попытаться заблокировать им путь. Потом возникло странное ощущение, что вместо этого они могут разразиться аплодисментами. В благодарность за то, что он отстаивает их права.
На самом же деле произошло и то и другое.
Презрительные выкрики и выражения поддержки смешались во что-то третье. Толпа разделилась на идеологические группы, быстро возник хаос. Начались потасовки. Люди кричали, кто-то падал на пол, кто-то спасался бегством. Каликс каким-то образом оказался в центре всего этого в окружении заряженных стволов в руках почти извращенно преданной ему команды. Его банды – впопыхах подобранное слово оказалось таким точным.
Никуда от этого не уйдешь. Большинство из них знали друг друга много лет. Группа неудачников, которых ему удалось приручить одного за другим. Они – после «Варшавы» – сказали ему, что пойдут за ним куда угодно. Каликс и не думал проверять на прочность их преданность, когда сказал, что собирается присоединиться к миссии «Андромеда». На самом же деле он надеялся порвать наконец с этой жизнью и начать новую. Но они сдержали слово, и он даже понять не успел, что случилось, как они решили присоединиться к миссии все вместе.
Их решение определялось скорее совместным желанием покинуть корабль с ужасным командованием, а не чем-то другим. Каликс сомневался тогда, как сомневался и теперь, в том, что они, присоединяясь к Инициативе, понимают последствия такого шага. Они просто хотели быть частью чего-то.
Что ж, они получили желаемое. И еще что-то сверх того, думал он.
Каликс остановился посреди помещения. Он поднял руку, призывая всех к тишине, а его вооруженный эскорт образовал кольцо вокруг него, ощетинившись оружием, словно копьями. Толпа продолжала бурлить, споры становились все горячее. Каликс открыл было рот, собираясь что-то сказать, но не успел: один из его людей выпустил очередь в потолок.
Толпа тут же замолчала, все глаза устремились на турианца.
Каликс дождался, когда пыль и крошка осядут, и только потом обратился к присутствующим:
– Всех нас не просто так вывели из стазиса. А для ремонта «Нексуса». Это не какой-то корабль, на который нас перевели. Это не какой-то временный пост. «Нексус» – наш дом. Наше жилище. Мы до сих пор не знаем, что его покалечило. Никто не знает. Наше руководство говорит о Скверне, но, кроме названия, им ничего не известно об этом явлении.
Они теперь внимательно слушали его, и он решил не растрачивать понапрасну их внимание.
– Теперь мы узнаём, что Скверна уничтожила все планеты в пределах нашей досягаемости. Один из разведчиков даже не вернулся; возможно, это еще одна потеря. Эта неизвестная сила может в любое время нанести новый удар, а мы не будем к нему готовы, потому что сенсоры не действуют и нет ни малейшей надежды их починить.
– Может быть, нужно заменить команду, которая занимается ремонтом сенсоров?! – прокричал кто-то.
Ему тут же возразил другой голос:
– Мы ничего не можем отремонтировать, не имея запасных частей. Это производственники не могут справиться…
Тут вмешался еще один голос:
– Производственники делают все, что в их силах. Но каждый раз, когда мы начинаем изготовлять что-то, нам дают отбой, потому что есть более приоритетные задачи.
Согласные кивки.
Выкрики: «Вранье!»
Упреки наталкивались на упреки.
Каликс снова поднял руки.
– Мы все трудились, не зная отдыха. Если и обвинять кого, то только наше временное руководство. Их никогда не выбирали для этой работы, и они для нее не пригодны.
Смешанная реакция, но согласных больше, чем несогласных. Уже неплохо.
– Плохие решения, – продолжил турианец. – Постоянная смена площадок и приоритетов. Наглая ложь. И, кроме того, постоянная опасность, что Скверна нанесет новый удар. И, невзирая на все это, они принимают решение вернуть нас всех в крио. Мы немножко подремлем – и все наши проблемы развеются сами собой. – Снова кивки. Он набрал в легкие побольше воздуха. – Таков их план? Уложить нас в капсулы, чтобы мы доверились им? Я против, – сказал он громко. – Моя команда в этом не участвует. Мы отказались включать стазис-капсулы. Мы хотим выборов, новых лидеров, которые могут быть справедливыми и решительными. А самое главное – лидеров, способных рассматривать все возможные решения, включая и отказ от миссии ради нашего спасения.
Риск был оправдан. Каликс сделал паузу, чтобы увидеть, какую реакцию вызовут его слова. На него может напуститься и его собственная команда, хотя это маловероятно. Толпа может разорвать его на куски – за то, что он выступает против миссии Гарсон.
Его банда стояла на местах и ждала.
Толпа разделилась, как расколотое бревно, и взорвалась насилием.
Глава 27
Она услышала звуки потасовки и бросилась в ту сторону. Следом за ней туда же помчались пятьдесят агентов, ботинки которых загремели по плиточному полу коридора. Слоан сжала челюсти, прокручивая разные сценарии у себя в голове. Окружить…
Окружить что? То, во что превратился Каликс и его команда? Это ведь, судя по его речи, был не простой протест. Неподчинение приказу вернуться в стазис по определению делало сторонников этой идеи возмутителями спокойствия. По крайней мере, часть из них. Значит, бунт? Мятеж? Да какая в жопу разница!
Но она подумала, что разница проявится, когда придется выносить приговоры. За сопротивление или неподчинение приказу можно вынести предупреждение, подвергнуть краткосрочному аресту. А вот мятеж карался смертью. Мятежника выводили в тамбур, откуда он совершал путешествие по спирали до ближайшей звезды.
Сопротивление, решила Слоан. Пока. Какая-то ее часть все еще сомневалась, оставляла для Каликса лазейку. После того, что он сказал ей во время их разговора, после всей работы, которую он со своей командой проделал, спасая станцию, она чувствовала себя в долгу перед ним.
Она первой добежала до жилотсека. Несколько сотен людей толкались, спорили. Некоторые затевали потасовки. Азари ударила человека по шее ребром ладони, отчего тот свалился на пол и теперь лежал, судорожно хватая ртом воздух. Один турианец бутузил другого, а тот отвечал ударом на удар.
В центре всего этого находилась группка людей, двигавшаяся словно единый организм. Они образовали кружок, защищая находящегося в центре этого круга. Может, кто-то был ранен, затоптан, а те, кто еще сохранил чувство собственного достоинства, пытались защитить их от новых травм?
Нет, поняла Слоан. Она узнала их форму – форму команды жизнеобеспечения. Но главное – она видела их лица. Она хорошо знала это выражение по тысячам просмотренным записей с камер наблюдения. Она иногда наблюдала это выражение вживую. Такими были лица головорезов и обычных грабителей во время операции.
Потом она увидела Каликса. Они защищали не раненого товарища. Они защищали своего главаря.
На долю секунды глаза Слоан и турианца встретились. Она знала – ее взгляд спрашивает: «Почему?» А его взгляд, казалось, отвечает: «Потому что вы вынудили меня!» Никакого раскаяния в этом мимолетном взгляде, ни малейшего намека на то, что все может кончиться прямо здесь, мирно. Ни он, ни его группа не собирались складывать оружие.
– Слишком много гражданских вокруг! – прокричал один из ее офицеров.
Слоан сосредоточилась на обстановке вблизи нее. Кто-то – человек под воздействием адреналина – бросился к ней и выкинул кулак в направлении ее лица, не догадываясь, кто перед ним. Он попытался убрать руку, но поздно – его кулак уже задел подбородок Слоан. Сукин сын был коренаст, и, хотя он и попытался остановиться, в его ударе осталось достаточно инерции, чтобы ее отбросило назад на шаг-другой.
Она почувствовала теплый привкус во рту, сплюнула. Один из ее офицеров, Мартинес, выскочил вперед, замахнулся. Слоан хотела было остановить его, но из горла вырвался только жуткий кашель пополам с кровью. Мартинес ударил нападавшего в живот прикладом штурмовой винтовки. Слоан услышала, как воздух вышибло из легких громилы, когда тот рухнул на пол.
«Не так!» – хотела прокричать она. Кто-то в толпе, видевший удар прикладом, но не видевший нападение на Слоан, сделал вывод:
– Безопасность встала против нас!
Раздались крики:
– Сопротивляйтесь!
Слоан попыталась схватить Мартинеса за руку, оттянуть назад, призвать людей к благоразумию. Но ее пальцы только скользнула по униформе, и Мартинес ринулся в самую гущу. Ее офицер врезался в кричащего, ударил его плечом, оба свалились на пол и покатились куда-то в сторону. Толпа сомкнулась вокруг них, и Мартинес исчез из виду.
Потасовки зажили собственной жизнью, отдельные столкновения переросли во всеобщую схватку. Слоан в своей карьере уже сталкивалась с подобным. Никакого чудесного возвращения к здравому смыслу не предполагалось. Нет, тут все закончится лишь тогда, когда одна из сторон будет побеждена и приведена к повиновению или отступит. Они только могли максимально приблизить этот момент и надеяться, что никому не придет в голову нажать на спусковой крючок.