– Тогда за что же мы голосуем? – спросила Фиск.
– Когда офис верховного консула определит законодательную повестку на год, вы узнаете об этом первой, мадам президент. До тех пор прошу вас продолжить работу с мирами-членами для облегчения перехода под новую власть. И, заверяю вас, лучшего использования вашего времени и быть не может.
– Понятно. – Кэрри Фиск встала. – Пойду проверю, не высохли ли чернила на моей печати.
Син не стал вставать для рукопожатия.
– Вы свободны.
Он все еще переживал из-за весьма неудовлетворительной беседы с Кэрри Фиск, когда загудел монитор и в динамике раздался голос Оверстрита:
– Сэр, тут один… джентльмен уверяет, что у него для вас важные сведения.
– Он не мог бы сообщить их вам?
– Отказывается, сэр. Говорит, что это для самого главного. Я думаю, может быть, с ним стоит побеседовать.
Это было любопытно. Даже если сведения ничего не стоят, интересно выяснить, что Оверстрит считает достаточно важным, чтобы отнимать его время.
– Этот человек нам известен?
– Нет, сэр, – ответил Оверстрит.
– Полагаю, на предмет оружия его уже обыскали?
– Да, сэр.
– Тогда через две минуты. – Син оборвал связь. Кабинет после визита Фиск остался чист и опрятен. Син выпрямился, одернул форменную куртку. Направил на себя камеру монитора, оценил внешность. Уверенный, подтянутый – образчик военного.
В дверь сдержанно постучали, и вошли двое десантников с Оверстритом и высоким тощим мужчиной – астером по генетическому типу. Единственной заметной чертой у него был до смешного крупный нос. Кривоватый из-за неоднократных переломов и с большим шрамом на ноздре. Ему случалось подраться, а лицо он защищать определенно не умел.
– Вы хотели меня видеть? – Син не предложил вошедшему сесть.
– У меня сестра в вашей клетке, – начал мужчина, старательно борясь с астерским выговором и лишь отчасти преуспев.
Син обернулся к Оверстриту.
– Не из замешанных в подрыве, – ответил тот на его взгляд. – За мелкую магазинную кражу.
– Военный трибунал уже сформирован, и все дела будут рассмотрены безотлагательно в порядке поступления, – сообщил Син. – У вас все?
Разумеется, не все, не то Оверстрит не привел бы просителя к нему, но пусть этот астер сам добивается, чего ему нужно.
– Вы столько трещали насчет помогать вам, а вы поможете нам. Это все мерд[3] или что?
– Это правда, – с проблеском интереса отозвался Син. На губах у Оверстрита ему почудился призрак улыбки. – Вы хотите нам помочь?
– Отпустите сестру. Она дуреха, попалась на воровстве, вам не опасна. Отпустите, я знаю кое-что, что вам надо. – Говоря, мужчина нервно почесывал свой большой, бесформенный нос. – Кое-что готовится, я знаю, какие койо за этим стоят, да? Глубоко в вольтеровской группе, я.
– Вы связаны с теми, кто готовил взрыв?
– Возможно, – ответил человек со сломанным носом, неумело скрывая страх под бравадой. – Если есть, за что стараться. Что скажете?
Син помедлил, затягивая паузу. Сеть верных ему местных жителей. Зависящих от его великодушия. Как удачно все складывается.
– По-моему, мы с вами можем подружиться, – сказал Син.
Глава 31Драммер
Отношения со сном у Драммер установились еще те.
Хуже всего было, когда сон оставлял ее, давая почитать открытые комментарии и новости.
ЭТО ОЩУЩЕНИЕ ЦЕЛИ – ИМЕННО ТО, ЧЕГО ЛИШИЛСЯ МАРС С ОТКРЫТИЕМ ВРАТ. НИКАКОЕ ЭТО НЕ ВТОРЖЕНИЕ. ЭТО ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ПОДОБАЮЩЕЕ ЕМУ МЕСТО ПОДЛИННО МАРСИАНСКОГО ДУХА, И Я СЧАСТЛИВ – ЧЕРТ, Я В ВОСТОРГЕ, ЧТО ДОЖИЛ ДО ЭТОГО ДНЯ.
Все разыгрывалось предсказуемо. Ей целыми днями чудилось, что Дом народа раскрутился на своей оси быстрее положенного. И не одно только тело ощущало вращение. Неподъемно тяжелыми стали мысли. Контроль над собой страшно запаздывал, как бывает при управлении мехом с битой программой или через уолдо на пределе дальности. Драммер совещалась с советом Союза, с адмиралтейством КЗМ, со своими сотрудниками. И все время ее не оставляло чувство, что мозг испаряется. С начала дневной смены до последнего шага к постели ей хотелось одного – закрыть глаза.
А едва закрывала, они сами собой открывались снова.
ЭТИХ МУДАКОВ НАДО БЫЛО СРЕЗАТЬ ДО ПОДХОДА К ВРАТАМ. СКОЛЬКО ЛЕТ Я ОБ ЭТОМ ТОЛКУЮ. ПРОФСОЮЗЫ ДЕШЕВЛЕ ДЕРЬМА, КОГДА В ДВЕРЬ СТУЧИТСЯ АРМИЯ. ВАМ ТРЕБОВАЛОСЬ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО, ЧТО АДМИНИСТРАЦИЯ СОЮЗА ПЕРЕВОЗЧИКОВ НЕКОМПЕТЕНТНА, – ТАК ВОТ ОНО. КУШАЙТЕ, НЕ ОБЛЯПАЙТЕСЬ.
Она старалась дать себе отдых. Заманивала сон. В глазах царапались песчинки. Сохло во рту. Хотелось есть, хоть она и не была голодна. Хотелось воды, хотя жажды не чувствовалось. Тело как бы знало, что ему чего-то нe хватает, и снова и снова перебирало весь список в надежде: вдруг в этот раз поможет то, что не помогло в прошлый. Она поймала себя на тоске по трубочке марихуаны, которой не курила десятилетиями.
Вытерпев час, может быть, два, она вставала и прокручивала новости и сетевые дискуссии со специально заведенного фальшивого аккаунта. Говорила себе, что изучает положение, что оценивает моральный дух населения. Легко верила, что она что-то как-то да узнает. Все равно как сорвать струпик и втереть соль в открывшуюся ранку, но и это было лучше, чем листать списки имен. Эмили Сантос-Бака…
Независимый журналист с Ганимеда с двадцатиминутным призывом к солидарности перед лицом врага. Открытое письмо старика-землянина об ужасных годах после падения камней – и чем те времена отличались от этих. Круглый стол в открытом салоне на Церере: способен ли Союз ответить на лаконскую угрозу. Дюжина языков, тысячи лиц, голосов, риторических приемов. Если она искала здесь ясности, то напрасно.
У МЕНЯ ЖЕНА НА МЕДИНЕ. ТОЛЬКО ЧТО ПОЛУЧИЛ ОТ НЕЕ СОБЩЕНИЕ. ПИШЕТ, ЧТО ЛАКОНЦЫ ПРЕДЛАГАЮТ ВСЕМ, КТО НА НИХ РАБОТАЕТ, УСЛОВИЯ ВЫГОДНЕЕ, ЧЕМ СОЮЗ ПЕРВОЗЧИКОВ. И ЧТО ТЕХНОЛОГИИ ЗА ИХ ВРАТАМИ НА ПОКОЛЕНИЯ ОПЕРЕЖАЮТ НАШИ. ПОНИМАЮ, ЧТО МНЕНИЕ НЕ НАЙДЕТ ПОДДЕРЖКИ, НО ЕСЛИ ОНИ ЛУЧШЕ ОБХОДЯТСЯ С РАБОТНИКАМИ, ДАЮТ ЛУЧШУЮ ТЕХНИКУ, А В ОСТАЛЬНОМ НЕ ЛЕЗУТ В НАШИ ДЕЛА, ТАК, ПО-МОЕМУ, НАШ НАСТОЯЩИЙ ВРАГ – БЮРОКРАТЫ СОЮЗА ПЕРЕВОЗЧИКОВ!
Раздавались и другие голоса – множество голосов, – видевших в атаке на Медину то, что стояло за ней на самом деле. Драммер читала статьи о сопротивлении перед лицом тирании, слушала патриотические песни, призывающие восстать на врага. Одна из школ на Луне начала кампанию: дети красили правую руку красным, наперекор Лаконии. Смысл символа она не уловила, но другие школы подхватили тренд, и половина интервьюеров и журналистов в той или иной форме поддерживали его. У кого красная перчатка, у кого напалечники или кольца.
Ищи она в сети надежду или решимость, легко бы отыскала таких людей и коротала бы часы бессонницы только с ними. Но, как язык сам тянется к больному зубу, Драммер неизменно выходила на других. У Лаконии есть будущее. Завоевание неизбежно. Остановите войну.
Капитулируйте!
Еще были целые программы, обсуждающие стратегию КЗМ и Союза. Иногда такие разговоры до боли напоминали совещания в адмиралтействе КЗМ. Другие сияли выросшим на отчаянии оптимизмом, маскировавшимся под военную теорию. Все они не добавляли ей надежды, а иные навевали еще больший мрак.
И вестей от Сабы не было. Даже когда Медина сменила блокаду связи на пропаганду, он не прислал сообщения. И другие борцы против оккупантов тоже. Ей хотелось думать, что они еще там, шныряют между палубами, как крысы, научившиеся грызть сталь. Что Медина падет и она услышит его голос, возвещающий победу. А если нет, хотя бы просто услышит его голос.
А за всем этим, как сжимавшиеся на горле пальцы, быстро и неуклонно двигалась в сторону Солнца «Буря».
Уже миновала середину пути. Начала торможение. Драммер отлично понимала их стратегию. Одинокий корабль, прокладывающий путь по системе у всех на виду. Демонстрация силы. Или неизбежности. Театральное представление, долженствующее унизить, подчинить, обуздать.
Именно так она сама обошлась с Фригольдом.
Эта мысль больше других удерживала ее за столом, заставляя терять часы сна. Отдавая тот приказ, она была уверена в себе. Жестко, да, но ради общего покоя. Ради более упорядоченной вселенной. Ради мира, где научатся уважать правила.
Колонисты Фригольда сделали свой выбор. Нарушили правила, установленные ею и ее предшественниками. Драммер не сомневалась в себе, посылая на них «Росинант». Теперь она гадала, сидели ли они ночами без сна. Думая, как прокормить детей. Ища способы избежать будущего, которое она на них обрушила. Вероятно, да.
Может быть, так мироздание указывало ей на ошибки? Взяло то зло, которое она так бездумно причинила, и обратило против нее же? Против нее и Сантос-Баки. И всех беженцев Независимости. Погиб целый космический город. Если так, мироздание еще не усвоило идею симметричного ответа.
Малая, молчаливая часть ее сознания, наблюдавшая за остальными со стороны, знала, как она ошибается. И Драммер не могла не ошибаться в таких условиях. Вот если бы поспать. Но страх подтачивал ее, кроха по крохе, и отнимал все, что могло бы вернуть силы. Она, как регенерационный бассейн с заткнутым стоком, наполнялась дерьмом, и рано или поздно оно должно было хлынуть через край. Ее это не беспокоило. Она просто знала это о себе так, как знают о посторонних.
Она стянула халат на груди и прокрутила новости дальше. Несколько секунд уделила известиям с Лондрес- Новы, несколько – верфям комплекса Паллада-Тихо, Церере, Луне, Земле. Не досмотрев сюжета, переходила К следующему.
Как ни странно, не все говорили о Лаконии. Случился пожар в городе под Парижем. Умер музыкант, которого Драммер любила подростком. Как будто не все зависело от Лаконии, Дуарте и ее ошибок. А потом обновлялся топ новостей, и в нем появлялась «Буря» во всем своем грозном величии.
Холден был прав. Она обошлась с Фригольдом жестоко и иритом еще убеждала себя, будто она – не власть. Вот почему она оказалась не готова к появлению неизвестного могучего флота. Надо было действовать добрее, мудрее, тоньше. Вести себя по-другому. Наверняка случались моменты, когда, сделай Драммер иной выбор, все это можно было предотвратить. Она только не могла сообразить когда.