[291] в общем порядке, установленном «сверху». Именно поэтому кастовая система развилась и применялась в традиционном мире как естественный, приемлемый институт, основанный на том, что все считали очевидным, а не на насилии, подавлении или, говоря по-современному, «социальной несправедливости». Признавая собственную природу, традиционный человек знал свое место, функцию и правильное отношение к нижестоящим и вышестоящим; поэтому если вайшья не признавал авторитет кшатрия, или кшатрий не поддерживал собственное превосходство по отношению к вайшье или шудре, это считалось не столько недостатком, сколько результатом невежества. Иерархия была не вопросом человеческой воли, а законом природы и таким же безличным физическим законом, как закон, согласно которому более легкая жидкость плавает на поверхности более плотной, пока не вмешается внешний фактор. Твердо придерживались принципа, согласно которому «те, кто хочет внедрить правило, не согласующееся с человеческой природой, не могут заставить его действовать как правило» [292] .
Современную чувствительность в кастовой системе больше всего оскорбляет ее наследственный и закрытый характер. Кажется «несправедливым», что рождение может фатально определять общественное положение и тип деятельности, которой человек должен посвятить себя до конца своей жизни и которую он не может оставить ни ради чего-то низшего, ни ради чего-то высшего —он станет «изгоем», парией, которого все будут избегать.
Однако на фоне традиционного взгляда на жизнь эти трудности преодолимы. Закрытый характер кастовой системы основывался на двух фундаментальных принципах. Первый из них состоял в том, что традиционный человек рассматривал все видимое и мирское в качестве следствий причин более высокого порядка. Таким образом, например, рождение в тех или иных условиях, мужчиной или женщиной, в одной, а не другой касте, в одной, а не другой расе, и обладание особым талантом и предрасположенностями не считалось чистой случайностью. Все эти обстоятельства объяснялись традиционным человеком как соответствующие природе принципа, воплощенного в эмпирическом «Я», желаемом или уже присутствующем трансцендентно в акте человеческого рождения. Таков один из аспектов индийской доктрины кармы; хотя эта доктрина не соответствует тому, что обычно понимается под «реинкарнацией», [293] она, тем не менее, подразумевает идею о предсуществовании причин и принцип «существа являются наследниками действий; рождение существа —это рождение заново, и каковы были действия, таково и новое существо». Похожие доктрины были вполне типичны не только для Востока. Согласно эллинскому учению, не только «качества души существуют до всякой телесной жизни; у нее есть именно то, что она выбрала», но и «тело организовано и определено образом души». [294] Согласно некоторым арийско-иранским взглядам, в итоге проникшим в Грецию, а затем и в Рим, доктрина священной царской власти связана с той точкой зрения, что души притягиваются на данную планету из-за определенного сходства в соответствии с господствующими качествами и типом рождения; царя считали domus natus именно в связи с тем, что он следовал пути солнечных влиянии [295] .Любители «философских» объяснений должны помнить, что теории Канта и Шопенгауэра об «интеллигибельном характере»(«нуменальном» характере, предшествующем миру феноменов)связаны с подобным кругом идей.
Итак, при условии подобных допущений и исключении мысли о том, что рождение случайно, кастовая доктрина видится в совершенно ином свете. Плотин указывал: «Общий план един; но он делится на неравные части, так что в целом они находятся в разных местах; и души, таким же образом неравные, обретают существование в разных местах, соответствующих их собственным различиям. Таким образом, везде мы видим подобное согласие, а различие соответствует неравенству душ». [296] Следовательно, можно сказать, что не рождение определяет природу, а природа определяет рождение; говоря точнее, личность обладает определенным духом в силу рождения в данной касте, но в то же время она рождается в данной касте, потому что трансцендентально обладает данным духом. Отсюда неравенство каст, далекое от того, чтобы быть искусственным, несправедливым и произвольным, отражало и подтверждало более глубокое и основательное неравенство в предсуществовании; оно представляло собой высшее приложение принципа suum cuique[297] .
В контексте живой традиции касты представляли собой естественную «точку» земного схождения аналогичных воль и призваний. Регулярная и закрытая наследственная передача создавала однородную группу, разделявшую органические, жизненные и даже психические склонности, принимая во внимание регулярное развитие отдельными индивидами вышеупомянутых дородовых склонностей или предрасположенностей на уровне человеческого существования. Индивид не «получал» от касты свою природу —скорее каста давала ему возможность осознать или вспомнить свою природу и дородовую волю, в то же время даруя ему своего рода тайное наследие, связанное с кровью, чтобы он смог гармонично реализовать его. Характеристики, функции и обязанности касты составляли план регулярного развития возможностей человека в контексте органической социальной системы. В высших кастах этот процесс дополняло посвящение, пробуждая и вызывая в отдельном индивиде определенные влияния, которые уже были сориентированы в сверхъестественном направлении. [298]Jus singulare, то есть прерогативы и отдельные права, наследственные для каждой из этих традиционных структур, не только позволяли этой трансцендентной воле находиться в гармонии с родственной человеческой наследственностью, но также и позволяли каждому обрести в общественном организме состояния, реально соответствовавшие его природе и глубинным склонностям; такое состояние было защищено от любой путаницы и уклонения.
Когда чувство личности не сосредоточено на эфемерном принципе человеческой индивидуальности, которой суждено не оставить после себя ничего, кроме «тени», все это кажется весьма естественным и очевидным. Верно, что за время жизни можно «достичь» многого, но с высшей точки зрения эти «достижения» абсолютно ничего не значат (ибо прогрессивное увядание организма в итоге толкнет его в небытие), если они не реализуют предсуществовавшую волю, являющейся причиной данного рождения. Такую дородовую волю нельзя так просто изменить преходящим и произвольным решением, принятым в данный момент земного путешествия. Как только это понято, необходимость каст становится очевидной.
Единственное «Я», которое современный человек знает и хочет признавать —это эмпирическое «Я», начинающееся при рождении и более или менее исчезающее после смерти. Все им сводится к чисто человеческому, индивидуальному, так как в нем исчезли все предшествующие воспоминания. Таким образом, мы являемся свидетелями исчезновения как возможности контакта с силами, следствием которых и было само рождение, так и возможности воссоединиться с тем нечеловеческим элементом в человеке, который, существуя до рождения, находится по ту сторону смерти. Этот элемент составляет «место» всего того, что может окончательно быть реализовано после смерти и является принципом несравнимого чувства безопасности. Как только ритм становится нарушен, а контакт утерян, великие расстояния мешают человеческому глазу; все пути кажутся открытыми, и всякая область насыщена беспорядочной, неорганической деятельностью, у которой отсутствует глубокая основа и смысл, и над которой господствует преходящая и партикуляристская мотивация и эмоции, дешевые интересы и суета. «Культура» больше не является тем окружением, в котором возможно актуализировать существование через подлинную приверженность и верность; она скорее является местом «самоактуализации». И так как основанием этой самоактуализации стали зыбучие пески этого небытия без имени и традиции, то есть эмпирический человеческий субъект, в современном обществе в качестве принципа продвигается и энергично пропагандируется требование равенства и права быть тем, кем хочется. Никакое иное различие не признается более правильным и истинным, нежели «достигнутое» при помощи собственных усилий и «заслуг» в соответствии с различными поверхностными интеллектуальными, моральными или общественными убеждениями, типичными для последнего времени. Таким же образом кажется естественным, что единственное, что осталось—это пределы наиболее жесткой физической наследственности, ставшие непонятными знаками, которые в каждом случае терпят или которыми наслаждаются как капризом судьбы. С другой стороны, личность и наследственность, призвание и общественная функция все менее и менее согласуются между собой, что доводит до реального, трагического, внутреннего и внешнего конфликта. С точки зрения закона и этики это также привело к качественному краху, к относительному уравниванию, к равным правам и обязанностям и к одинаковой общественной морали, претендующей на господство над всеми, не обращая внимания на отдельных людей и различные титулы. «Преодоление» каст и традиционного общественно-политического порядка не имеет иного смысла. Индивид достиг полной «свободы»: его более не сковывают никакие «цепи», а его опьянение и иллюзии неугомонной марионетки не имеют пределов.
Свобода, которой обладал человек Традиции, была совершенно иной. Она состояла не в отвержении, а в способности воссоединиться с глубочайшим состоянием своей воли, связанным с загадкой собственной экзистенциальной «формы». В реальности то, что соответствует рождению и физическому элементу, отражает то, что можно назвать, в математическом смысле, равнодействующей различных сил или склонностей в его рождении; другими словами, оно отражает направление бол