[462] У каждого обряда было свое время; его нужно было исполнять в определенный момент, за пределами которого его сила уменьшалась или исчезала, и могла даже произвести обратный эффект. Во многих отношениях можно согласиться с тем, что древний календарь отмечал не что иное, как периодичность системы обрядов. [463] Некоторые дисциплины (такие, как предсказательные науки) пытались установить, являются ли данное время или период благоприятными для осуществления данного дела; мы уже подчеркивали большое внимание, уделяемое этому в римском военном искусстве.
Нужно сказать, что всё это не является «фатализмом»; это скорее выражение постоянного намерения традиционного человека увеличить свою силу и объединить ее с нечеловеческой, обнаружив моменты, в которые два ритма —человеческий и природных сил в силу закона синтонии —согласованного действия и соответствия между физическим и метафизическим —могут стать одной и той же вещью, и таким образом вызвать к действию невидимые силы. [464] Таким образом подтверждается качественная концепция живого времени, в котором каждый час и каждый промежуток имеет свой священный аспект и свою «силу», и в котором —на высшем, символическом и священном уровне[465] —существуют периодические законы, однообразно разворачивающие «непрерывную цепь вечности».
Основываясь на вышесказанном, можно прийти к немаловажным соображениям. Если в Традиции эмпирическое время подчинялось ритму трансцендентного времени, которое содержало не события, а смыслы, и им же измерялось, и если это по своей сути метаисторическое время нужно рассматривать как область, в которой жили и «действовали» мифы, герои и традиционные боги, то нужно рассмотреть и переход в обратном смысле —снизу вверх. Иными словами, возможно, что некоторые исторически достоверные факты или люди повторяли миф и придавали ему некоторую форму, воплощая метаисторические структуры и символы частично или полностью, сознательно или бессознательно. Вследствие этого эти факты или существа переходили из одного времени в другое, становясь новыми выражениями существовавших изначально реальностей. Они принадлежат и одному, и другому времени: это персонажи и события, которые одновременно обладают и реальным, и символическим характером, и на этой основе их можно перемещать из одного периода в другой, до или после их реального существования, если иметь в виду надысторический элемент, который они собой представляют. Поэтому некоторые исследования современных ученых относительно степени историчности событий или персонажей традиционного мира, их стремление отделить исторический элемент от элемента мифического или легендарного, их удивление «детской» традиционной хронологией, и, наконец, некоторые их идеи насчет так называемого эвгемеризма совершенно лишены каких-либо оснований. В этих случаях, как мы уже говорили, миф и антистория представляют собой путь, ведущий к более глубокому познанию «истории».
Более того, в большей или меньшей степени именно в этом кругу идей нужно искать подлинный смысл легенд о персонажах, которые стали «невидимыми», «не умерли», и которым суждено «вновь пробудиться» или заново воплотиться в конце некоторых времен (циклическое соответствие) —таких, как, например, Александр Великий, король Артур, «Фридрих», король Себастьян. Все они являются различными воплощениями одной и той же темы, перенесенной из реальности в высшую реальность. На этой основе нужно в общем понимать и индийскую доктрину аватар —периодических божественных воплощений, которые принимают вид разных личностей, но тем не менее выражают одну и ту же функцию.
Следовательно, если традиционный человек испытывал опыт времени, сущностно отличный от опыта современного человека, аналогичные соображения нужно высказать и относительно пространства. Сегодня пространство рассматривается как простое «вместилище» тел и движения, совершенно безразличное к обоим. Оно однородно: одна его область является объективным эквивалентом иной, и тот факт, что в одной точке пространства, а не в другой, обнаруживается какая-то вещь или происходит некоторое событие, не налагает никакого особого качества на глубинную природу этой вещи или этого события. Здесь мы говорим о том, что пространство представляет в непосредственном опыте современного человека, а не о некоторых последних физико-математических концепциях пространства как искривленного, неоднородного и многомерного. Более того, кроме того факта, что это просто математические схемы, ценность которых является просто прагматической и не соответствует никакому реальному опыту, различные ценности, которые области каждого из этих пространств представляют при рассмотрении их как «полей интенсивности», относятся лишь к материи, энергии и гравитации, а не к чему-то выходящему за пределы физического, не к качественному.
В опыте традиционного человека, напротив, и даже в его остатках, в настоящее время иногда присутствующих у некоторых диких народов, пространство является живым и насыщенным всеми видами качеств и интенсивности. Традиционная идея пространства часто смешивается с идеей «жизненного эфира» (акаши или маны) —таинственной всепроникающей субстанции-энергии, больше материальной, чем нематериальной, более психической, чем физической, часто понимаемой как «свет» и распределенной согласно различному насыщению по разным областям. Таким образом, каждая из этих областей обладает своими качествами и влияет на пребывающие в нем силы до такой степени, что делает всякое место, так сказать, судьбоносным пространством, наделенным своей собственной интенсивностью и тайной индивидуальностью. [466] Если мы заменим в известном выражении Павла «мы Им живем и движемся и существуем» слово «Им» на слово «божественное» или «священное» или «нуминозное», то это выражение может отразить того, что традиционный человек часто видел на месте пространства современных людей —абстрактного и безличного «места», наполненного объектами и движениями.
Здесь невозможно обсудить все то, что в традиционном мире основывалось на таком опыте пространства. Мы ограничимся отсылками к двум областям, упомянутым выше, а именно магической и символической.
Относительно второго скажем, что пространство в древности постоянно служило основой для наиболее характерных выражений метафизического. Небесные и земные области, высокое и низкое, вертикальная и горизонтальная ось, левое и правое, и так далее —все это обеспечивало материал для характерного, выразительного и универсального символизма, одной из наиболее известных форм которого является символизм креста. Можно установить связь между двумерным крестом и четырьмя сторонами света; между трехмерным крестом и схемой, получающейся при добавлении к этим точкам измерения «над» и «под» —но это никак не поддерживает натуралистические (геоастрономические) интерпретации древних символов. Здесь нужно повторить то, что уже было сказано относительно звездного элемента календарей —а именно то, что когда крест обнаруживается в природе, это означает, что «истинная символика, отнюдь не будучи искусственным изобретением человека, коренится в самой природе, или, лучше сказать, вся природа в целом есть лишь символ трансцендентных реальностей» [467] .
С другой стороны, когда мы переходим на магический план, всякое направление в пространстве соответствует определенным «влияниям», которые часто изображались как сверхъестественные существа, духи и им подобные; это знание определяло не только важные аспекты предсказательной науки и геомантии (характерно развитие этой дисциплины на Дальнем Востоке), но также и доктрины священных ориентации при обряде и расположение храмов (искусство ориентации соборов сохранилось в Европе до Средних веков), всегда в соответствии с законом аналогий и с позволяемой этим законом возможностью расширить человеческий и видимый элемент в космическое и невидимое измерение. Как одно мгновение традиционного времени не соответствовало другим из-за действия (особенно обрядового), которое нужно было предпринять, таким же образом, в общем, не существовало ни единой точки, области или места традиционного пространства, которое соответствовало бы другому —даже в более широком смысле из-за того факта, что, например, некоторые обряды требовали подземных мест или пещер, в то время как другие требовали горных вершин, и так далее. Существовала настоящая священная география —не произвольная, но соответствовавшая физической транспозиции метафизических элементов и отражавшая теорию о существовании «священных» стран и городов, традиционных центров духовного влияния на земле, а также окружений, посвященных «оживлению» любого действия, разворачивавшегося в них и ориентированного на трансценденцию. Говоря в общем, в мире Традиции расположение храмов и многих городов было не случайным, а также не следовало простым критериям удобства; их строительству предшествовали особые обряды, оно повиновалось особым законам ритма и аналогии. Не составляет труда опознать те элементы, которые демонстрируют, что пространство, в котором разворачивался традиционный обряд, является не пространством современного человека, а живым, судьбоносным, магнетическим пространством, где всякий жест имел свой смысл, а каждый начерченный знак, произнесенное слово, совершенное действие получали смысл фатальности и вечности и преображались в своего рода решение невидимого. Но пространство обряда нужно рассматривать как более интенсивную стадию пространства в общем восприятии человека Традиции.
Следовательно, из этого круга идей вовсе не вытекают соображения о «мифах», которыми, согласно нашим современникам, древний человек украшал различные элементы и аспекты природы. Истина состоит в том, что здесь мы вновь обнаруживаем противопоставление высшего реализма и гуманизма, отделяющее традиционное от современного.