героя Ахилла. С ними также сражались и другие герои, такие как Тезей, которого можно рассматривать как основателя мужественного государства Афины, [647] и Беллерофонт. Амазонки, узурпировавшие гиперборейский боевой топор, пришли на выручку городу Венеры —Трое, выступив против ахейцев; в итоге они были уничтожены другим героем, Гераклом, спасителем Прометея. Геракл забрал у их царицы символический пояс Ареса-Марса и топор (λάβρυς) —символ высшей власти лидийской династии Гераклидов. [648] Смысл оппозиции амазонства и олимпийского героизма мы обсудим позже.
Далее нужно рассмотреть и второй тип цивилизации. Здесь на первом плане всегда стоит пара. Однако очевиден и кризис, и женское первенство поддерживается при помощи нового принципа —афродитического. Мать заменена гетерой, сын —любовником, а одинокая дева —божественной парой, которая, как мы заметили, в мифологии часто характеризует компромисс между двумя противоположными культами. Но женщина здесь, в отличие от олимпийского синтеза —это не Гера, которая была подчинена Зевсу, хотя всегда строила козни за его спиной; здесь даже нет, как в дальневосточном синтезе, принципа ян, сохраняющего свой активный и небесный характер по отношению к принципу инь, являющимся его женским и земным дополнением.
Вместо этого хтоническая и инфернальная природа проникает в мужской принцип и сводит его на фаллический уровень. Теперь женщина повелевает мужчиной, так как он стал рабом чувств и простым инструментом деторождения. По отношению к афродитической богине божественный мужчина сведен к роли земного демона или бога плодородных вод, пассивной и несостоятельной силы, подчиненной магии женского принципа. Из этой темы по аналогии происходят согласно различным адаптациям типы цивилизаций, которые можно назвать афродитическими. Это может быть еще одним смыслом теории эроса, который Платон связывал с мифом об андрогинах, чья сила иссякла, когда они стали «двумя», мужчиной и женщиной. Половая любовь возникает между двумя смертными существами из темного желания падшего мужчины, который, ощущая свою внутреннюю неполноту, пытается в пронзающем экстазе оргазма вновь подняться до полноты изначального «андрогинного» состояния. Следовательно, в этом отношении эротический опыт скрывает разновидность титанического посягательства с тем отличием, что по своей природе он происходит под эгидой женского принципа. Легко заметить, что принцип этического упадка и разложения должен обязательно быть связан с ориентированной в этом смысле цивилизацией, как это очевидно из различных праздников, вплоть до относительно недавних времен вдохновлявшихся афродитизмом. Если Муру, третье «творение» Ахура-Мазды, скорее всего соответствующее Атлантиде, рассматривать как деметрическую цивилизацию, то понятие бога тьмы, создавшего разнообразные грехи как своего рода антитворение, [649] может относиться к следующему природу афродитического вырождения этой же цивилизации, параллельного перевороту титанов; особенно если принять во внимание часто встречающиеся связи между афродитическими богинями и жестокими и свирепыми воинственными божественными фигурами.
Как известно, Платон утвердил иерархию форм эроса, восходящую от чувственного и профанного к священному[650] и кульминирующую в эросе, при помощи которого «смертный ищет вечной жизни». [651] Эрос становится «священным безумием», мистическим оргиазмом в дионисийстве: это наивысшая возможность этого направления, направленная на растворение уз материи и преображение через безумие, буйство и экстаз. [652]Но если символ Диониса, который сам сражается с амазонками, говорит о высшем идеале этого духовного мира, тем не менее он остается чем-то низшим по сравнению с третьей возможностью новой эры: героической реинтеграцией, которая одна только и является подлинно свободной от как женского, так и земного принципа. [653] На самом деле Диониса также представляли демоном инфернальных областей («Гадес —это то же самое, что Дионис», —говорил Гераклит), [654] и часто связывали с водным началом (Посейдон) или с подземным огнем (Гефест). [655] Часто его сопровождают женские образы матерей, дев или богинь природы, превращенных в любовниц: Деметра и Кора, Ариадна и Аридела, Семела и Либера. Мужской характер корибантов, которые часто одевались как женщины, как и жрецы во фригийском культе Матери, является двусмысленным. [656]В мистерии, в «священной оргии», связанной с сексуальным элементом, господствует экстатическая и пантеистическая ориентация: безумные контакты с тайными силами земли и менадические и пандемические случаи освобождения происходят в области, которая в то же время является областью безудержного секса, ночи и смерти. Если в Риме вакханалии изначально праздновались женщинами, а в дионисииских мистериях женщины могли играть роль жрецов и посвящающих, и если исторически вся память о дионисииских эпидемиях по сути связана с женским элементом[657] —во всем этом у нас есть четкое указание о сохранении в этом периоде темы женского превосходства, не только в отчетливо афродитической стадии (в которой она господствует при помощи уз, которые эрос в своей животной форме накладывает на фаллического мужчину), но также в виде женщины, пробуждающей экстаз, который также может означать растворение, разрушение формы и, следовательно, достижение духа, но только в состоянии отречения от обладания им в мужской форме.
Третий и последний тип цивилизации, который нужно рассмотреть —это цивилизация героев. Гесиод упоминает, что после Бронзового, но до Железного века помимо тех рас, чьей судьбой было «бесславно сойти в Гадес», Зевс создал и лучший род, который Гесиод назвал родом «героев» —ему дана возможность достичь бессмертия и несмотря ни на что обрести состояние, сходное с состоянием изначальной эпохи. [658] Следовательно, речь идет о типе цивилизации, в котором проявляется попытка восстановить традицию истоков на основе воинского принципа и воинского же качества. На самом деле не все «герои» становятся бессмертными, избежав Гадеса; это участь только некоторых из них. И если мы изучим корпус эллинских мифов, а также мифов других традиций, в признании скрытого за различными символами родства действий титанов с действиями героев мы осознаем, что герои и титаны в итоге принадлежат к одному и тому же роду: это те, кто отваживается предпринять ту же попытку превосхождения, которая может удаться или нет. Герои, которые становятся бессмертными —это те, чья попытка удалась; они соответствуют тем, кто реально способен на подобное преодоление благодаря своему внутреннему импульсу к превосхождению; отклонению, свойственному титанической попытке восстановить первоначальное духовное мужество и превосходство над женщиной, то есть над лунным духом —как афродитическим, так и амазонским. Но другие герои, которые не могут реализовать такую возможность, данную им олимпийским принципом, Зевсом —ту же возможность, на которую намекается в Евангелии, когда говорится, что Царствие Небесное можно взять силой[659] —нисходят на тот же уровень, что и раса титанов и великанов, проклятые и осужденные на разнообразные наказания и несчастья в результате своей дерзости и испорченности на «пути плоти на земле». Относительно отношений между путем титанов и путем героев существует интересный миф, согласно которому освобожденный Прометей показал Гераклу путь в сад Гесперид, где находятся плоды, дарующие бессмертие. Такой плод, сорванный Гераклом, забирает себе Афина, которая в этом контексте представляет собой олимпийский интеллект, и помещает его обратно, чтобы «никто его не взял»; [660] это должно означать, что это завоевание должно быть оставлено для рода, которому он причитается, и что он не должен быть осквернен службой человечеству, как это намеревался сделать Прометей.
Даже в героическом периоде мы иногда находим тему диады, то есть пары, а также женщины, но с иным смыслом, нежели в случаях, о которых мы говорили в первой части книги, рассматривая сказание о Немийском царе, «женщинах», назначающих божественных царей, «женщинах» рыцарского периода и так далее. Касательно этого иного аспекта, в котором проявляется тот же самый символизм, здесь будет достаточно сказать, что женщина, воплощающая принцип жизни (такая как Ева, «живая», Геба, и то, что происходит от связи божественных женщин с Древом Жизни, и так далее); или принцип просветления или трансцендентной мудрости (Афина, рожденная из ума олимпийца Зевса, наставница Геракла; или дева София, или Госпожа Интеллигенция средневековых «Верных Любви», и так далее); или сила (как индийская Шакти, богиня битв Морриган, дарующая свою любовь героям кельтского Ольстерского цикла, и так далее) —это объект завоевания, не забирающая у героя его мужской характер, а позволяющая ему интегрировать его на высшем плане. Характерный мотив в периоде героического типа состоит в противостоянии всяким гинекократическим претензиям и любой амазонской попытке узурпировать власть. Этот мотив совместно с другим, который в равной степени является неотъемлемым в определении понятия «герой» и отсылает к союзу с олимпийским принципом и борьбой против титанического принципа, весьма четко проявлялся в эллинский период, особенно в фигуре дорийского Геракла.
Мы уже видели, что Геракл, как и Тезей, Беллерофонт и Ахилл, сражается с амазонками и в итоге уничтожает их. Хотя лидийский Геракл соблазнен Омфалой, дорийский Геракл оказывается подлинным