Решающими событиями последней эпохи стали Первая мировая война, русская революция и Вторая мировая война. В 1914-м году Центральные державы все еще являлись представителями феодальной и аристократической Европы в Западном мире, несмотря на бесспорные аспекты военного гегемонизма и некоторые подозрительные соглашения с капитализмом, особенно в Германии кайзера Вильгельма. Коалиция их противников определенно являлась коалицией третьего сословия против остаточных сил второго; это была коалиция национализмов и великих демократий, в большей или меньшей степени вдохновленная «бессмертными принципами» Французской революции, которую кое-кто хотел бы повторить на международном уровне, [870] и этот факт не предотвратил игр гуманистической и патриотической идеологии с алчностью и чувством превосходства. Как и в некоторых других случаях, Первая мировая война демонстрировала все черты конфликта не между государствами и нациями, а между идеологиями различных каст. Непосредственными и намеренными результатами этой войны стало разрушение германской монархии и католической Австрии; косвенными результатами стали коллапс царской империи, коммунистическая революция и установление в Европе общественно-политической ситуации, настолько хаотичной и противоречивой, что она включила в себя все предпосылки для нового пожара.
Этим новым пожаром стала Вторая мировая война. В этой войне идеологические порядки уже не были такими определенными, как в предыдущей. Германия и Италия, присвоившие авторитарные и антидемократические идеи и объединившиеся против левых сил, в первую очередь утверждали в этой войне права «наций, нуждающихся в жизненном пространстве», сражаясь против мировой плутократии, и почти объединились с марксизмом на международном уровне, наделяя войну, которую они вели, смыслом восстания четвертого сословия против великих демократий, в которых консолидировалась власть третьего сословия. Но в целом, особенно после вступления в конфликт Соединенных Штатов, господствующей идеологией стала та же, что сформировала и Первую мировую войну —крестовый поход демократических наций, направленный на «освобождение» людей, все еще порабощенных «отсталыми режимами». [871] С учетом новых политических расстановок последнему было предначертано быстро превратиться в простую видимость. В своем альянсе с советской Россией, необходимом для уничтожения держав Оси, и в своем упорстве в безрассудном радикализме демократические державы повторили ошибку тех, кто думает, что может безнаказанно и в собственных целях использовать подрывные силы, и тех, кто согласно фатальной логике игнорирует тот факт, что когда встречающиеся и сталкивающиеся силы представляют собой две разные степени упадка, в конце концов победит сила, соответствующая высшей степени. В реальности можно ясно увидеть, что с советской стороны «демократический крестовый поход» понимался только в качестве подготовительной стадии в глобальных планах коммунизма. Конец Второй мировой войны обозначил конец этому гибридному альянсу, а ее реальным исходом стало устранение Европы как субъекта мировой политики, уничтожение всех промежуточных форм и противостояние Америки и России как наднациональных представителей сил третьего и четвертого сословия соответственно.
В конечном итоге не имеет значения, каким будет исход финального вооруженного конфликта этих двух держав. Здесь действует своего рода детерминизм внутренней справедливости; в любом случае, так или иначе процесс достигнет конца. Третья мировая война в своем социальных последствиях, в конце концов, определит триумф четвертого сословия: или путем насилия, или при помощи «эволюции», или же в сочетании того и другого.
Но можно сказать больше. Сегодня в кругу политических держав, преследующих цель мирового господства, Россия и Америка предстают антагонистами. Но если рассмотреть суть господствующих мотивов обеих цивилизаций и критически всмотреться в их идеалы и прежде всего реальные преобразования, которым в них обеих, следуя центральной тенденции, подчинены все жизненные ценности и интересы, то между ними обнаружится сближение и сходство. Россия и Америка предстают двумя разными выражениями одной и той же вещи—как два пути, ведущих к формированию человеческого типа, являющегося последним выводом процессов, контролирующих развитие современного мира. Может быть небесполезно кратко заострить внимание на этом сходстве. Не только как политические державы, но и как «цивилизации» Россия и Америка кажутся двумя концами одних тисков, быстро сжимающихся с Востока и Запада вокруг ядра древней Европы с истощенной энергией и населением. Внешние конфликты, новые кризисы и разрушения станут лишь средством для решительного наступления всего многообразия явлений мира четвертого сословия.
ГЛАВА 37. ПЕРИОД ЗАВЕРШАЕТСЯ
В большевистской революции проявились типичные черты, заслуживающие особого внимания. Романтические, хаотичные и иррациональные моменты, присущие другим революционным движениям и, в первую очередь, Французской революции, сыграли в ней гораздо менее значительную роль. Напротив, большевизм характеризует расчетливость, хорошо продуманный план и совершенная техника. Сам Ленин от начала до конца подходил к проблеме пролетарской революции как математик, решающий задачу высших исчислений, холодно и беспристрастно анализируя мельчайшие ее детали. Согласно его словам, «мученики и герои не нужны нашей революции: нам требуется логика и железная рука. Наша задача состоит не в том, чтобы низвести революцию до уровня дилетантов, а в том, чтобы поднять дилетанта до революционного уровня». Это высказывание прекрасно дополняла деятельность Троцкого, для которого проблема восстания и государственного переворота была не столько проблемой организации народных масс, сколько чисто технической задачей, требующей применения специализированных и хорошо организованных отрядов[872] .
Большевистские вожди безжалостно следовали своим идеям. Им были безразличны те последствия, те невиданные бедствия, к которым ведет практическое применение абстрактных принципов. Человека для них не существовало. В большевизме почти что стихийные силы воплотились в группе людей, соединявших в себе зловещую устремленность фанатика с точной логикой, методом и мировоззрением, свойственном технику, взгляд которого устремлен исключительно на орудие, наиболее пригодное для достижения цели. Лишь на второй стадии, ими же вызванной и во многом удерживаемой в предустановленных рамках, высвободились скрывавшиеся в недрах древней Российской империи силы и установился режим массового террора, направленный на разрушение и неистовое искоренение всего, связанного с бывшим господствующим классом и русско-боярской цивилизации в целом.
С этим связана и другая отличительная черта, состоящая в том, что если предшествующие революции в своей дьявольской одержимости практически всегда ускользали из рук своих творцов, пожирая своих детей, то в России это произошло лишь в незначительной степени: установилась преемственность власти и режима террора. Неумолимая логика красной революции не останавливалась перед уничтожением и безжалостной критикой тех большевиков, которые пытались уклониться от ортодоксальной линии, невзирая на личности и безо всяких угрызений совести по поводу используемых средств. Однако значительных кризисов или колебаний в целом практически не наблюдалось. Это сколь показательная, столь и зловещая черта. Она явилась предвестницей эпохи, в которой темные силы уже не скрываются, как прежде, под личиной, но сливаются с человеческим миром, находя приемлемое для себя пристанище в тех людях, у которых одержимость уживается с блестящим интеллектом, методом, совершенным умением властвовать. Это одна из наиболее отличительных черт конечной фазы каждого периода.
Что до самой коммунистической идеи, то, во избежание иллюзий, следует постоянно помнить о сосуществовании в коммунизме двух истин. Одна, так сказать, внутренняя, имеет догматический и незыблемый характер, соответствует принципиальным основам революции и сформулирована в трудах и директивах первого большевистского периода. Вторая же является изменчивой, «реалистической» истиной, которая время от времени подвергается различным поправкам. Довольно часто она даже прямо противоречит первой, допуская временный компромисс с «буржуазными» идеями (патриотизм, смягчение идеи коллективной собственности, славянский миф и так далее). Однако как только достигнута поставленная тактическая задача, многообразие этой второй истины отбрасывается в сторону. Все эти мнимые уступки служат лишь средством для окончательного торжества первой истины. Поэтому крайне наивны те, кто позволяет обмануть себя и в определенные моменты решает, что большевизм «преодолен», что он «эволюционировал» и приближается к установлению нормальных форм правления и международных отношений.
Относительно первой истины необходимо сказать следующее. Не стоит заблуждаться: в ее основе лежит отнюдь немарксистский экономический миф, а отрицание всех ценностей духовного и трансцендентного порядка. Философия и социология исторического материализма представляют собой лишь крайнее выражение подобного отрицания, его следствие, а не наоборот. Равным образом соответствующая коммунистическая практика является лишь средством последовательного осуществления этого отрицания. Однако имеют значения следствия, которые влечет за собой подобная направленность: интеграция или, точнее говоря, растворение отдельного человека в так называемом «коллективе», наделенном верховным правом. В коммунистическом мире завершается процесс искоренения в человеке всего того, что имеет в нем ценность независимой личности; того, что может представлять в нем отличный от коллективного интерес. Средствами достижения этой цели становятся, в частности, механизация, деинтеллектуализация и рационализация любых видов деятельности во всех областях.