ηούς —относятся к «материи» и «природе» —ΰλή —или же подобно противостоянию светлого мужского, дифференцирующего, индивидуализирующего и оплодотворяющего мужского начала по отношению к неустойчивой, смешанной и темной женской субстанции. Это два полюса, между которыми существует внутреннее напряжение, каковое в традиционном мире снималось за счет определенного преображения и данного свыше порядка. Поэтому само понятие «естественного права» является чистой выдумкой, которую используют к своей выгоде антитрадиционные, подрывные силы. «Доброй» по самой себе природы, в которой были бы изначально в сложившемся виде заложены незыблемые принципы права, равноценного для каждого человека, не существует. Даже если этническая субстанция возникает в некотором смысле как уже «сложившаяся природа», то есть как природа, в которой наличествуют некоторые простейшие формы порядка, тем не менее, эти самые формы —если только они не являются остатками и следами предшествующих влияний —не имеют духовного значения до тех пор, пока они не освящаются за счет своей причастности к высшему порядку в виде государства или подобной традиционной организации, основанной свыше. По сути своей субстанция демоса всегда демонична (в древнем, а не христианско-моральном понимании этого слова), она всегда нуждается в очищении, освобождении для того, чтобы стать силой и материей —δύυαμις —традиционной политической системы, иначе говоря, чтобы за пределами этого натуралистического субстрата все более становился явственным качественно дифференцированный и иерархический порядок.
В связи с этим становится понятно, что первоосновой различия и иерархии традиционных каст было не политическое или экономическое, но именно духовное положение, что в своей совокупности составляло определенную систему, отражавшую степень причастности и соответствующую ступень в борьбе космоса против хаоса и его победы над последним. В индоарийской традиции, помимо деления на четыре основные касты, имелось и более общее и значимое деление, которое приводит нас непосредственно к доктрине двойной природы: это различие между арья или движья и шудра —первые олицетворяют собой «знатных» и «дваждырожденных», образующих «божественный» элемент, дайвья; остальные являются существами, принадлежащими природе и, следовательно, представляют собой смешанный субстрат иерархии, деградирующий по степени снижения традиционного формирующего влияния внутри высших каст, от «отцов семейства» вплоть до брахманов. [95] Таков, строго говоря, изначальный смысл государства и закона в мире Традиции: а следовательно, и смысл сверхъестественного «формообразования», в том числе в тех областях, где вследствие неполного применения принципа или его последующей материализации и вырождения он не имеет четко выраженного характера.
Из этих предпосылок вытекает потенциальная связь между принципом государства и принципом универсальности: там, где существует влияние, направленное на устроение жизни, превосходящей пределы природы, эмпирического и ограниченного существования, неизбежно возникают формы, которые в принципе более не связаны с частным. Измерение универсального в различных обществах и традиционных организациях может представлять различные аспекты, включая те, в которых это измерение выражено менее заметно, чем в других. Действительно, «формообразование» всегда сталкивается с сопротивлением материи, которая вследствие своей ограниченности во времени и пространстве действует как отчуждающее и разъединяющее начало в том, что касается конкретного исторического воплощения единого принципа, который как таковой является чем-то большим, чем свои проявления, и предшествует им. Кроме того, в любой форме традиционной организации (независимо от ее местных особенностей, эмпирической исключительности, «самобытности» культов и институтов, которые ревностно оберегаются) скрыт более высокий принцип, который вступает в действие, когда данная организация возвышается до уровня и идеи Империи. Таким образом, существуют тайные узы влечения и родства между отдельными традиционными формациями и чем-то единым, неделимым и вечным, различные образы которого они представляют собой; и время от времени эти узы влечения смыкаются, и подобно молнии вспыхивает то, что в каждой из них их превышает, и рождается таинственная сила откровения, обладающая высшим правом, которая неудержимо сметает все частные границы и достигает своей вершины в единстве высшего типа. Именно таковы имперские вершины мира Традиции. На уровне идеалов традиционную идею закона и государства с имперской идеей связывает единая линия.
Различие между высшими кастами как «дваждырожденными» и низшей кастой шудр для индоариев было равнозначно различию между «божественным» и «демоническим». В Иране, кроме того, с высшими кастами также соотносили эманации небесного огня, нисходящего на землю, а точнее говоря, на три различные «высоты»: помимо «славы» —хварно —высшей формы, сосредоточенной преимущественно в царях и жрецах, сверхъестественный огонь иерархически разделялся на другие касты, на воинов и патриархальных владык богатства —ратайштар (rathaestha) и вастрьо-фшуйант (vastriaya-fshuyant) —в двух других отдельных формах, и, наконец, достигал земель, населенных арийским племенем, тем самым «прославляя» их. [96] Таким образом, иранская традиция подходит непосредственно к метафизической концепции империи как реальности, по сути своей не связанной с временем и пространством. Ясно прослеживаются две возможности: с одной стороны, ашаван (ashavan), чистый, «верный» на земле и благословенный на небесах —тот, кто здесь внизу, в своих владениях, увеличивает силу светлого начала: прежде всего, это владыки обряда и огня, обладающие незримой властью над темными влияниями; затем, воины, сражающиеся против дикарей и нечестивцев, и наконец, те, кто возделывает сухую и бесплодную землю, так как это тоже «воинская служба», ведь ставшая плодородной земля знаменует победу, усиливающую мистическую добродетель арийской земли. Противостоят чистым анашаван (anashavan), нечистые, те, кто не имеет закона, не носит в себе светлого начала. [97] Империя как традиционное единство, управляемое «царем царей», знаменует здесь победу, одержанную светом над царством тьмы в их непрерывной схватке, которая завершается мифом о герое Саошианте, вселенском владыке грядущего, победоносного и совершенного царства «мира» [98] .
Наконец, похожая идея встречается и в легенде, согласно которой царь Александр железной стеной преградил путь народам Гог и Магог, которые в данном случае олицетворяют «демонический» элемент, обузданный в традиционных иерархиях: однажды подобные люди преуспеют в захвате власти над землей, но будут окончательно разгромлены героем, в котором, согласно средневековым сказаниям, вновь воплотится тип вождей Священной Римской империи". [99] В скандинавской традиции схожую идею передают бастионы, ограждающие «срединное место» —Мидгард —от стихийных сил, которые должны пасть с наступлением «сумерек богов» —Рагнарёка. [100] С другой стороны, уже упоминалась связь между вечностью (aeternitas) и империей, отраженная в римской традиции, откуда следует трансцендентный, нечеловеческий характер, которого достигает здесь идея «царствования», поэтому языческая традиция приписывала самим богам величие города Орла и Топора. [101] В этом заключается глубочайший смысл идеи, согласно которой «мир» не погибнет до тех пор, пока будет жива Римская империя: идеи, непосредственно связанной с функцией мистического спасения, приписываемой империи, где «мир» понимается не в физическом или политическом смысле, но как «космос», оплот порядка и устойчивости на пути сил хаоса и распада [102] .
Тот же возврат Византии к имперской идее в связи с этим обретает особое значение ввиду того ярко выраженного богословско-эсхатологического духа, которым вдохновлялась эта идея. Здесь также Империя понимается как образ небесного царства, созданного по воле Бога и предопределенного Им. Земной владыка —βαςιλεύς αυτοκράτωρ —являет собой образ Владыки вселенной; как таковой, он может быть только одним и другого такого не существует. Он властвует как над мирским царством, так и над духовным, и его формальное право универсально: оно распространяется и на те народы, которые в действительности имеют независимое правление, не подчиненное реальной имперской власти —правление, которое является «варварским» и «несправедливым», поскольку основано исключительно на натуралистических предпосылках. [103] Его подданные являются «римлянами» —ρωμαίοι —уже не в этническом или чисто юридическом смысле, но как люди, обладающие достоинством и данным свыше благословением, поскольку они живут в мире (pax), который обеспечивается законом, отражающим божественный закон. Поэтому имперская вселенная объединяет в себе категорию «благоденствия», так же как и права в высшем смысле этого слова [104] .
С тем же надысторическим содержанием —в смысле сверхъестественного универсального образования, созданного Провидением как средство против греха (remedium contrainfirmitatem peccati), необходимого, чтобы очистить павшую природу и указать людям путь к вечному блаженству —идея Империи вновь утвердилась в гиббелинском Средневековье, [105]даже если она и оказалась частично парализованной как противодействием Церкви, так и самой эпохой, в которую уже утратили способность к пониманию и, тем более, к действенной реализации этого принципа в его высшем значении. Так, например, Данте выражает традиционно верную идею, отстаивая за Империей право того же сверхъесте